Мое столетие - Гюнтер Грасс Страница 13

1921

Дорогой Петер Пантера, вообще-то я до сих пор ни разу не писала читательских писем, но когда недавно мой жених, который любит читать все, что ни подвернется под руку, подсунул мне за завтраком под рюмочку с яйцом несколько ваших, и в самом деле очень смешных, штучек, я прямо хочешь не хочешь, а засмеялась, хотя что там у вас было про политику, не очень чтобы поняла. Вы пишете остро и всегда очень смешно. Мне это нравится. Только в танцах вы ничего не смыслите. Потому как то, что вы пишете про танец шимми, будто все танцоры «руки в брюки», так это вы пальцем в небо попали. Ну, если уанстеп или, скажем, фокстрот, это еще куда ни шло. Хорст Эберхард, про которого вы правильно написали, что он служит на почте, ну, конечно, он не почтовый советник, а просто сидит себе за окошечком, и я с ним познакомилась в прошлом году на танцплощадке «У Вальтерхена», под шимми, так вот он танцует со мной при обеих руках и открыто так, и вплотную. А последний раз, когда всей моей недельной зарплаты только и хватило на пару чулок, а мы хотели непременно причепуриться — может я и в самом деле та самая «фройляйн Пизеванг», над которой вы надсмехаетесь, он вместе со мной в Адмиральском дворце, где был танцевальный конкурс, отбацал на паркете чарльстон, новинку из Америки, он во прокатном фраке, а я в золотисто-желтом выше колен.

И все же это не был «танец вокруг золотого тельца»! Уж тут-то вы обмишурились, дорогой господин Пантера. Лично мы танцуем только для удовольствия. Даже в кухне, под граммофон, и то танцуем. Потому что это у нас в крови. И вообще всюду. В животе, до самых плеч, в обоих ушах, которые, как вы верно подметили в своей заметочке, у моего Хорста-Эберхарда малость оттопыренные. Потому как шимми или чарльстон, это не только для ног, это приходит изнутри и пронизывает насквозь. Волнами, снизу вверх. Прямо под корни волос. К этому же относится и дрожь, от чего бываешь малость счастливый. Но если вы не знаете, что такое счастье, я хочу сказать, счастье здесь и сейчас, тогда позвольте, я буду у «Вальтера» каждый вторник и субботу давать вам уроки танцев, задаром.

Честно обещаю. И не бойтесь. Мы начнем потихоньку да полегоньку. Сначала, для разогрева, поставим уанстеп, взад-вперед по паркету, взад-вперед по паркету. Вести буду я, а вы, в порядке исключения, позвольте, чтоб вас вели. Это всего лишь вопрос доверия. Вдобавок все это гораздо проще, чем кажется с виду. Потом мы попробуем «Исключительно бананы». Тут можно даже подпевать. Это весело. А если вы до тех пор не выдохнетесь и мой Хорст-Эберхард не будет возражать, мы оба отчебучим настоящий чарльстон. Конечно, икры заболят, не без того, но это очень разжигает. А уж когда мы окончательно разойдемся, я специально для вас открою свою коробочку. Вы не бойтесь, одну ма-аленькую щепотку. Чтоб поскорей освоиться. Честно, чтоб стало веселей.

Вообще-то мой Хорст-Эберхард говорит, что вы пишете вроде как под псевдонимом, когда Пантера, когда Тигр, когда как господин Вробель. И что сами вы толстый и маленький еврей из Польши, это он где-то вычитал. Но это все ерунда, я ведь тоже, если по честному, кончаюсь на «ки». А толстяки, они обычно хорошие танцоры. И если в ближайшую субботу вы наденете ваши штаны с полными карманами и настроение у вас будет подходящее, мы с вами разопьем бутылочку шампанеи, а то и две. И я расскажу вам, как оно все выглядит в обувной торговле. Я ведь работаю у Лейзера, в мужском отделе. Вот про политику мы с вами говорить не станем. Заметано?

Сердечно ваша Ильзе Лепински.

Господи, ну что вы еще хотите от меня услышать? Вы, журналисты, и без того все прекрасно знаете. Правду? Я и так уже сказал все, что мог. Вот только верить мне никто не верит. «Безработный, пользуется дурной репутацией» — так было написано в судебном протоколе. «Этот Теодор Брюдигам — типичный шпик, на жалованье как у социалистов, так и у реакции». Так-то оно так, но платили только люди из бригады Эрхарда, которые продолжали свое дело даже и после того, как капповский путч с треском провалился, а сама бригада была распущена. А что им еще оставалось? И при чем тут «нелегально», когда и без того все, что происходит, так или иначе не в ладах с законом, а враг, тот находится слева, а вовсе не справа, как утверждает канцлер Вирт. Причем за гонорары отвечал не капитан корвета Эрхард, а капитан Гофман. А уж Гофман — тот наверняка принадлежит к ОК. Про других так уж точно не скажешь, потому что они и сами не знают, кто входит в организацию, а кто нет. По мелочи подбрасывал и Тиллессен. Тиллессен — это родной брат того самого Тиллессена, который стрелял в Эрцбергера и такой же истовый католик, как был тот бонза из центра, которого не стало. А Тиллессен теперь прячется в Венгрии, не то еще где.

Но по правде говоря, подряжал меня на это дело Гофман. Мне поручили пошпионить для Организации «Консул» за кой-какими левыми организациями, не обязательно за коммунистическими. Так, к слову, он сообщил мне, кто стоит на очереди за Ноябрьским предателем Эрцбергером. Ну, само собой, социалист Шейдеманн и исполнительный политик Ратенау. Да и насчет рейхсканцлера Вирта имелись кой-какие задумки. Не спорю, именно я предостерегал в Касселе Шейдеманна. Почему, спросите, предостерегал? Да потому как я придерживаюсь мнения, что надо начинать не с убийств, а до какой-то степени легально, причем начинать первым делом в Баварии, выковырять всю систему, опрокинуть ее и уж потом, как Муссолини в Италии, создать национальное государство порядка, на худой конец под руководством этого ефрейтора Гитлера, его, конечно, заносит, но зато он прирожденный оратор, когда надо говорить с массами, и пользуется особым успехом именно в Мюнхене. Но Шейдеманн не желал меня слушать. Мне и вообще никто не верит. По счастью, у них ничего не вышло, потому что покушение в Ястребином лесу, синильной кислотой да прямо в лицо окончилось неудачей. Усы его спасли. Звучит, конечно, смешно, но так оно все и было. Именно поэтому к данному способу больше не прибегают. Все верно, я счел это отвратительным. Вот почему я очень хотел работать для Шейдеманна и его людей. Но социалисты мне не поверили, когда я им сказал: «За Организацией „Консул“ скрывается рейхсвер, отдел „Оборона“. И, конечно же, Хельферих, из банка которого поступают деньги. А уж от Стиннеса само собой. Для плутократов это все равно что чаевые. Во всяком случае, Ратенау, который и сам капиталист и которого я тоже предупреждал, должен бы смекнуть, к чему все идет. Ибо как банкир Хельферих своей кампанией „Долой Эрцбергера!“ довел покушение до лозунга „Только предатель отечества мог согласиться подписать с французом Фошем позорное перемирие“, так и позднее, уже перед самыми выстрелами, он заклеймил Ратенау как „исполнительного политика“. Но, увы, господин министр не оказал мне доверия. А то, что в самый последний момент, когда дело двигалось к развязке, он пожелал с глазу на глаз побеседовать с Гуго Стиннесом, уже не могло его спасти, тем более, что он был еврей.

Когда я дал ему понять, что, мол, всего опаснее для него утренняя дорога в министерство, он, с присущим всем этим еврейским финансистам высокомерием, отвечал: «Да как же я могу вам поверить, дражайший господин Брюдигам, когда у вас, по моим сведениям, такая скверная репутация». Не диво, что потом, во время процесса Государственный прокурор воспрепятствовал тому, чтобы меня в качестве свидетеля привели к присяге, потому что, по его словам, «мне приписывают участие в вынесенном на рассмотрение суда преступлении». Ну, ясное дело, суд хотел вывести из-под удара «Консул». Чтобы тайные деятели так и остались в тени. Они лепетали там что-то про организации, вроде бы занимающиеся нелегальной деятельностью. Только этот Саломон, глупый мальчишка, который изображал из себя писателя, на допросе из чистого бахвальства поминал какие-то имена. И схлопотал за это целых пять лет, хотя всего лишь и нанимал гамбургского шофера. Так ли, иначе ли, но все мои предостережения пошли псу под хвост. Все происходило точно так же, как и в случае с Эрцбергером. Уже тогда ребята из этой бригады были приучены к стопроцентной дисциплине, благодаря чему Организация «Консул» могла просто-запросто отобрать преступников Шульца и Тиллессена с помощью жеребьевки. Дело было совершенно ясное. Как вам должно быть известно из вашей собственной прессы, они отловили его в Шварцвальде, где он отдыхал с женой и дочерью. Подкараулили его на прогулке совместно с другим деятелем из центра. Из двенадцати сделанных выстрелов его убило единственное попадание в голову. Второй, некий доктор Диц, отделался ранением. Потом убийцы в полной невозмутимости проследовали к соседнему городку Оппенау, где пили кофе в пансионе. Но вот чего вы, господа, не знаете: в случае с убийством Ратенау тоже путем жеребьевки было решено, что один из будущих убийц еще до самого убийства исповедуется священнику, после чего священник, со своей стороны, поставит в известность канцлера Вирта, однако, храня, так сказать, тайну исповеди, не назовет имен. Но Ратенау не пожелал верить ни мне, ни священнику. И даже Франкфуртский Центральный совет евреев, который я тоже поставил в известность, не сумел убедить его в необходимости соблюдать осторожность и согласиться на полицейское сопровождение. Мало того: он пожелал 24-го июня, как и обычно, в открытом лимузине проследовать от своей груневальдской виллы, что на Кёнигсаллее, к Вильгельмштрассе. Шофера своего он тоже не пожелал слушать. Вот потому-то все и прошло как по учебнику. Еще до выезда с Кёнигсаллее на углу Эрденер и Люнерштрассе, шоферу, как всем известно, пришлось притормозить, потому что конная повозка, кучера которой почему-то так и не допросили, преградила ему дорогу. Из преследующего их «мерседеса» прозвучало девять выстрелов, причем пять из них попали в цель, а когда «мерседес» пошел на обгон, им еще удалось забросить в лимузин ручную гранату. Преступники были преисполнены не только солдатским духом, но и ненавистью ко всему не немецкому. Управлял «мерседесом» Техов, Керн умел обращаться с пулеметом, а Фишер, который, убегая с места преступления, сам себя пристрелил, бросал гранату. Но все это стало возможным лишь потому, что мне, человеку с дурной репутацией, агенту по фамилии Брюдигам, никто не захотел верить. Вскоре Организация «Консул» приостановила платежи, а год спустя завершился кровавой неудачей марш ефрейтора Гитлера по направлению к мюнхенскому Залу полководцев. Моя попытка предостеречь Людендорфа тоже ни к чему не привела. Причем на сей раз я действовал не ради денег, деньги меня никогда особо не волновали. Тем более, что они и без того с каждым днем теряли свою ценность. А волновала меня только судьба Германии… И как патриот я должен… Но никто не желает меня слушать. Вот и вы тоже.