Механика сердца - Матиас Мальзье Страница 13

Мельес говорит увлеченно, все черты его лица участвуют в этом пламенном монологе. Даже усы и те вздымаются при улыбке — так шевелятся усы у котов.

— Правда, и это срабатывает далеко не всегда, я тебе ничего не гарантирую, я и сам недавно был отвергнут той, кого считал своей единственной любовью. Но такова жизнь, ни один «трюк» не бывает безотказным на все сто.

Этот фокусник, по мнению некоторых — гениальный, преподал мне начала любовной магии, а завершил урок откровенным признанием, что его последний эксперимент в этой области окончился полным фиаско. И все-таки, должен признать, он необыкновенно утешил меня — и тем, как налаживал мои шестеренки, и тем, как рассуждал о любви. Это добрый человек, умеющий слушать других. Сразу видно, что он хорошо разбирается в людях. Наверное, ему удалось постичь тайну психологических механизмов человека. Всего за несколько часов мы стали близкими товарищами.

— Я мог бы написать книгу о твоей жизни, я теперь знаю ее, как свою собственную, — говорит он мне.

— Так напишите. Если у меня когда-нибудь будут дети, они смогут ее прочитать. Но для того, чтобы узнать продолжение моей истории, вам придется поехать со мной в Андалузию!

— Вряд ли ты захочешь отправиться в свое паломничество с таким попутчиком — тоскующим фокусником.

— Нет, я хочу, очень даже хочу!

— Но ты же знаешь, что я способен запороть даже чудо.

— Я уверен, что нет!

— Дай мне подумать одну ночь, ладно?

— Ладно.

Едва первые солнечные лучи проскользнули в щели ставен мастерской Жоржа Мельеса, как я услышал громогласный вопль:

— Andalucía! Anda! [12]Andalucía! Andaaaaa!

И передо мной возник безумец в пижаме — ни дать ни взять персонаж, сбежавший со сцены.

— Я согласен, юноша! Мне необходимо попутешествовать — в прямом и переносном смысле, не вечно же сидеть на месте и сохнуть от тоски. Хороший глоток свежего воздуха — вот что нужно нам обоим! Конечно, если ты еще не раздумал брать меня в попутчики.

— Конечно не раздумал! Когда отправляемся?

— Да сразу после завтрака! — отвечает он, указав на свой собранный саквояж.

Мы садимся за колченогий стол и принимаемся за шоколад — слишком горячий, и гренки с вареньем — слишком холодные. Все это не так вкусно, как у Мадлен, зато до чего же занятно есть среди инопланетян, вырезанных из картона.

— Знаешь, когда я был влюблен, я непрерывно изобретал всякие штукенции. И фейерверки, и фокусы, и трюки, чего только не придумывал — хотел развлечь свою невесту. Мне кажется, все и случилось оттого, что ей до смерти надоели мои художества, — добавил он, и усы его горестно поникли. — Я решил устроить для нее — и только для нее одной — воображаемое путешествие на Луну, а мне, дураку, следовало повезти ее в реальное путешествие по Земле. Попросить ее руки, подыскать для нас домик, поприличнее этой моей старой мастерской, ну и так далее… — вздыхает он. — Однажды я отпилил две доски от ее этажерки и приделал к ним колесики от больничной каталки; мы могли бы на них разъезжать вдвоем по улице, при лунном свете. Но она так и не захотела встать на эту доску. И мне пришлось чинить ее этажерку. Да, мой мальчик, любовь — штука сложная, она не всякий день радует, — задумчиво говорит он. — Но мы-то с тобой обязательно встанем на эти доски! И проедем на них пол-Европы!

— А может, когда-никогда и на поезд сядем? Потому что, видишь ли, меня все же время поджимает.

— Поджимает или сжимает до боли?

— Можно сказать и так.

Похоже, мои часики, как магнит, притягивали к себе разбитые сердца. Мадлен, Артур, Анна, Луна, даже Джо, а теперь вот и Мельес. Мне кажется, их сердца куда больше моего заслуживали добрых рук опытного часовщика.

Итак, берем курс на юг! И вот мы мчимся по дорогам Франции в поисках недостижимой мечты — пилигримы на скейтбордах, та еще парочка: несуразный верзила с кошачьими усами и рыжий недомерок с деревянным сердцем, эдакие доморощенные донкихоты, готовые идти на приступ глянцевых андалузских красот. Луна описывала мне юг Испании как загадочный, непостижимый край, где мечты и кошмары живут бок о бок, точно индейцы и ковбои на американском Западе. Что ж, поживем — увидим!

В пути мы много беседуем. Мельес стал для меня в некотором роде Доктором Love, [13]то есть антиподом Мадлен, однако чем-то они мне напоминают друг друга. Теперь уже я в свой черед пытаюсь ободрить его, подвигнув на завоевание утраченной любви.

— А вдруг она все еще влюблена в тебя… так, втайне? И путешествие на Луну, пусть даже в картонной ракете, могло бы ей понравиться?

— Ох… не знаю… Она считала меня, с моими поделками, жалким недотепой. Я уверен, что ей скорее полюбится какой-нибудь ученый или военный, судя по тому, чем все у нас кончилось.

Но даже когда мой часовщик-иллюзионист уходит с головой в меланхолию, мощный комизм его натуры не утрачивает своей силы. Кошачьи усы, неизменно встающие дыбом на ветру, играют тут, конечно, не последнюю роль.

Никогда в жизни я не смеялся так часто, как во время нашего сказочного путешествия. Мы ехали зайцами в товарных вагонах, мало спали и ели что попало. Я, с самого рождения живший с часами в сердце, теперь и слышать не хотел о времени. Дождь заставал нас в пути столько раз, что удивительно, как это мы не дали усадку от сырости. Однако ничто не могло нас остановить. Только сейчас, в дороге, мы жили настоящей, полной жизнью.

В Осере нам пришлось заночевать на кладбище. На следующее утро мы позавтракали на могильной плите, заменившей нам столик. Вот это жизнь так жизнь!

В Лионе мы лихо катили по мосту Ла-Гийотьер на своих колесных досках, прицепившись к задку фиакра, и прохожие аплодировали нам, словно лидерам гонки «Тур де Франс».

В-Балансе, после целой ночи бесприютных скитаний, нам повезло встретить выжившую из ума старую даму, которая приняла нас за своих внуков и угостила роскошной курицей с жареной картошкой. После чего позволила принять ванну с волшебным мылом, вернувшим нам человеческий облик, и выдала по стакану домашнего лимонада. Ну чем не царская жизнь!

Чистенькие, приободренные, мы двинулись на штурм ворот Большого Юга. Вот и Оранж, где железнодорожная полиция не склонна предоставлять бродягам ночлег в вагоне для скота. А вот Перпиньян и первые ароматы Испании… Километр за километром… И чем дальше, тем яснее вырисовываются контуры моей мечты. Мисс Акация, я спешу к тебе!

Рядом с отважным капитаном Мельесом я чувствую себя непобедимым. Мы пересекаем испанскую границу, согнувшись в три погибели на своих скейтах, горячий ветер врывается в меня, превращая стрелки моего сердца в мельничные крылья. Крылья, которые помогут жерновам перемолоть зерна мечты в муку действительности. Мисс Акация, я спешу к тебе!