Верка - Анатолий Изотов Страница 13

Верку облагораживала работа, она трудилась в поте лица, прилежно училась и быстро совершенствовала свое профессиональное мастерство. Таким образом, оценив свое положение в семье и в обществе, Верка пришла к выводу, что ее тревога больше связана с прошлыми воспоминаниями, навеянными от встречи с Русалкой, чем с настоящим и будущим. Под влиянием этих мыслей постепенно ее душевное состояние выровнялось, и отдых пошел своим чередом.

Но однажды ее удивило другое событие, которое случилось через неделю их пребывания на море. Обычно, когда она заплывала далеко от берега, Коленька оставался на пляже с бабушкой, а в то утро попросился с мамой в воду. Верка с большой охотой взяла сына на руки и стала играть с ним на мелководье. Спустя минуту Коля сделал знак рукой, что хочет поплыть в море, при этом он показал пальчиком на бронзовую женщину. Верка попробовала отвлечь мальчика, но он не унимался и не обращал больше ни на что внимания. Делать нечего – пришлось подплыть к Русалке. Ребенок неимоверно обрадовался, быстро взобрался на бронзовую спину, изобразил наездника, похлопал «лошадку» по боку, потом ловко спрыгнул на каменный постамент, залез под Русалку, погладил ее живот, пробрался под левую руку и принялся «играть» с бронзовым малышом. Было видно, что дети – настоящий ребенок и его металлическое подобие – похожи друг на друга как две капли воды. Верка остолбенела от изумления, а ее сын взялся за руку бронзового ребеночка, привстал и, оказавшись на уровне Русалкиного лица, четко сказал: «Мама». Затем он погладил «мамино» лицо, взглянул на Верку, улыбнулся и тоже сказал: «Мама». В этот момент налетела волна, ударилась о постамент, обдала всех пригоршней брызг и слизнула Коленьку в море. Веркино сердце похолодело и сжалось, она взвизгнула и бросилась к сыну. Но тот не утонул, не барахтался, как слепой кутенок, которого бросил в воду разгневанный хозяин, а спокойно и уверенно держался на воде, погрузившись в нее по самые ушки…

С тех пор они каждый день приходили к Русалке, подолгу купались возле нее, и каждый раз Коленька неимоверно радовался встрече со второй «мамой». Особенно ему нравилось играть с ней и проделывать какие-нибудь фокусы: то скатываться с ее хвоста в воду, то взбираться на голову и зависать на «карнизе», который образовывала прядь бронзовых волос, то, пройдя по ручке малыша, ловко оттолкнуться от нее и прыгнуть в подкатившуюся волну. Постепенно Верка привыкла к его проделкам и заметила, что сходство между живым и бронзовым малышами не такое уж разительное, по крайней мере, ее Коленька выглядел старше. К тому же его круто изогнутые брови говорили об упрямстве, которое не только снимало с него маску детской незащищенности, но и придавало лицу глубинную уверенность в себе, в то время как Русалкин ребенок, казалось, просил о помощи. Зато теперь Верка не сомневалась, что какими-то странными и таинственными путями ее второму сыну передались некоторые черты от Семена, не имевшего к ее ребенку никакого отношения.

Когда море заштормило, Коленька не перестал проситься к Русалке. Как-то Верка глубоко задумалась, и в это время мальчик выскользнул из ее рук прямо во вздыбившуюся волну и исчез в бурлящей пене. Верка на миг растерялась, а, справившись с собой, увидела своего сына, плывущего по высокому гребню к бронзовой скульптуре. Мощные пенистые валы периодически накрывали ее, оставляя на том месте черный бурун. И вдруг Веркин мозг прошила молния озарения: металлическая женщина заманивает мальчика в море, как это делают живые русалки (она даже не подумала о мифических существах)! Да, это зеленое чудовище все сделало так, как говорят в народе: сначала обласкало и очаровало ее любимого сына, потом заколдовало, а сейчас затягивает его в черный водоворот! Там оно защекочет мальчика и унесет в глубину, где он останется на веки вечные… Верка бросилась в воду, волна подняла ее – в это время мальчик опустился в низину между волнами, – и стала яростно грести, но расстояние между ними никак не сокращалось. Когда следующий вал вознес мальчика на гребень, Верка коснулась дна, и едва успела вдохнуть, как волна накрыла ее, развернула, подхватила и поволокла к берегу, потом, словно пушинку, выбросила на каменистый пляж и, скатываясь, снова потащила в море. Верке все же удалось встать и отскочить от новой волны, вздыбившейся на откосе, как обезумевшая лошадь. Не чувствуя боли от ушибов, и не замечая крови на раненых коленях, Верка обернулась к Русалке, собираясь снова побороться с ее черной силой, и сразу же увидела на высоком краешке постамента сына: одной рукой он уверенно держался за бронзовое плечо, другой подавал какие-то знаки.

Но вот рядом с Русалкой из бурлящей пены появился незнакомый мужчина, ловко вскочил на мокрый камень, схватил мальчика и бросился с ним в волны. Полминуты спустя они вынырнули и поплыли, лавируя между пенистыми бурунами. Им предстояло преодолеть совсем небольшое пространство, но для того, чтобы не разбиться о прибрежные камни, следовало забирать левее, они же уходили вправо. Верка случайно оглянулась и увидела, что на берегу собралось много народу. Когда она вновь обернулась к морю, то обнаружила, что к ее сыну пробиваются еще несколько отважных пловцов. Вскоре они достигли цели и выстроились в движущуюся цепь. Казалось, спасатели посовещались и единодушно решили, что надо идти к наиболее опасному участку берега. Не прошло и пятнадцати минут, как вся группа вместе с мальчиком оказалась за скалами, о которые разбивались волны. Верка уже ждала их там, она бросилась к Коленьке, обняла его и крепко прижала к своей груди. Потом увидела Сусанну Георгиевну, та улыбнулась ей и погладила внука по головке так обыденно, будто он только что вылез из теплой ванночки, а не из бушующего ада. Тут Верка вспомнила про спасителей ее сына, отошедших на добрую сотню метров, и побежала за ними вдогонку. Увидев с близкого расстояния широкую спину одного из них, Верка замерла – это была спина Семена! Она машинально бросила взгляд под лопатку, ища треугольный шрам от укола немецкого штыка, и обнаружила знакомый, чуть выпуклый треугольник, выделявшийся особым глянцем на загоревшей коже…

До самого дома свекровь не проронила ни слова о случившемся, и это было особенно неприятно. Верка, пожалуй, впервые видела ее такой. Узкие губы Сусанны Георгиевны ей и раньше не нравились, но они никогда не были так плотно и отвратительно сжаты, и в ее глазах никогда не светилось столь откровенное пренебрежение к Веркиным переживаниям. Правда, дома, после того как женщины осмотрели мальчика и не нашли на его теле ни единой царапины, эта маска исчезла, а потом, за привычными хлопотами над приготовлением обеда, и вовсе сменилась теплой улыбкой. На море они в этот день не пошли, а вечером устроили праздничный ужин то ли на радостях от спасения мальчика, то ли от молчаливого примирения друг с другом, то ли им просто нужна была разрядка.

На следующий день шторм утих, но семейство купалось в другом месте, и сын уже не просился к бронзовой «маме». Однако с тех пор у Верки появился мистический страх перед Русалкой.

В последнюю неделю отпуска она считала дни до его окончания – ей до боли хотелось поскорее прижаться к мужу и рассказать о своих душевных потрясениях, поэтому приезд в Симферополь показался ей долгожданным праздником. Верка всегда радовалась встрече с Виктором, даже после однодневной разлуки, а сейчас, когда они не виделись почти две недели, наступило настоящее пиршество ее расстроенной души. Она подробно рассказала мужу об их сыне, о его природном умении плавать, о его привязанности к бронзовой Русалке, о своем жутком переживании, когда Коленька в шторм кинулся плыть к статуе по бушующему морю, о чуть ли не расстроенных отношениях с матерью, о своем страхе перед коварством зеленого чудовища, о неприятных предчувствиях. Виктор слушал внимательно, но, казалось, ее бурные переживания не находили ответа в его душе. И действительно, он вдруг усмехнулся и сказал: