Тридцать третье марта, или Провинциальные записки - Михаил Бару Страница 13

Как эти французы и поляки жили в этом затерянном краю — Бог весть. Может, выходили каждый вечер по Большой Проезжей улице к дороге на Галич и жадно смотрели на нее, а может, сидели у озера, обнимая уполовиненный штоф, и тоже смотрели на далекий западный берег с растущим из него Авраамиевым Городецким монастырем, на лес и дальше, дальше на Варшаву и Париж… Маленькие белобрысые мальчонки дергали их за рукав и упрашивали: «Тятя, тятя — пошли домой. Мамка зовет щи хлебать…» Должно быть, чухломички были очень хороши собой, иначе все эти Жаны, Пьеры и Кшиштофы удавились бы в первую же зиму от тоски.

Но вернемся на сто лет назад. К середине семнадцатого века в городской крепости уже надобности не было — татар, черемисов и поляков замирили. Чухломской городовой приказчик доносил в Москву, что пушки, пищали и порох перевезли в Галич, а городскую стену жители ломают на дрова и продают в кабак. Пропивали-то быстро, но ломали медленно, а потому крепость простояла еще сто лет, после чего уже сама собой сгорела дотла в начале восемнадцатого века. Городские власти недолго думали, что делать с пепелищем — не прошло и ста лет после пожара, как отдали это место под капустные огороды. А еще через полвека капусту вырубили под корень и устроили на кремлевском холме городской парк. Должно отметить, что городские власти и всегда отличались быстротой реакции на события чухломской истории. К примеру, в царствование Екатерины Второй было указано городскую площадь застроить каменными зданиями. Крепко подумав и все рассчитав, через сорок, без малого, лет, в конце правления Александра Первого, чухломские городничий и городской голова таки попросили костромского губернатора ввиду бедности жителей и дороговизны стройматериалов позволить строить дома деревянные. Еще через два года такое разрешение им было дано. Между прочим, деревянные торговые ряды, построенные тогда же, простояли почти сто сорок лет. Ломали их уже по приказу Советской власти. Теперь на этом лугу стоит маленький и одинокий Ленин с протянутой рукой. Я заметил — чем меньше городок, тем меньше в нем Ленин. Чухломской Ильич и вовсе напоминает садового гномика на пьедестале. Ну, так маленького и не снесут, пожалеют. Еще сто лет простоит, а то и двести. Правда, кому он теперь протягивает руку — непонятно. Раньше, когда были торговые ряды, в базарные дни здесь толкался народ и подать ему мог любой. Если не деньгами — так хоть выпивкой или закуской. А теперь…

Кстати, о деньгах. Они Чухлому не любят. Обходят ее стороной. Чухломичи, случается, и сейчас норовят заплатить за газ, электричество и телефон рыбой, пойманной в озере, грибами, которым нет числа в окрестных лесах, ягодами и дичью.

В последнее время стали замечать, что среди могучих сосен, берез и елей городского парка нет-нет, да и проглянет кочан капусты. Говорит ли это о том, что ручеек истории Чухломы обратился вспять и через какое-то время на этом месте снова появятся огороды, а затем восстановят деревянную крепость и начнут обороняться от набегов татар и черемисов — не знаю. В такой дали от столиц, властей и железной дороги все может статься.

И вот еще что. К сведению проезжающих. В местном кафе, которое так и называется «Кафе», во все блюда добавляют майонез. Если не предупредить — и в чай бухнут. И все же вы не проезжайте мимо. Чухлома, конечно, маленькая и сонная. Зато маленькую легче обнять и прижать к себе вместе с затейливым кружевом резных наличников, цветами в палисадниках, полосатыми кошками на подоконниках и крошечным кинотеатром «Экран» на пять или шесть приставных мест, в котором, бывает, еще и диафильмы показывают. Уж какая она ни есть, а наша. И так долго нашей была, что теперь поздно менять ее на Варшаву или даже Париж.

Но насчет майонеза непременно предупредите заранее.

* * *

Ближе к Москве, на станции Челюскинская, в вагон электрички вошла женщина лет сорока — усталая и некрасивая, с металлическими зубами. Она вытащила из своего баула прозрачный шарфик, взволновала им золотистый от солнечной пыли воздух и расцвела улыбкой:

— Если вы готовитесь к выпускному вечеру — то вам необходимы газовые палантины с люрексом!

Женщина прижала к груди палантин с люрексом и сделалась как школьница, которую вот-вот поцелуют в самый первый раз. Через секунду у нее на плечах был накинут еще один прозрачный платок, и она улыбалась, точно Клавдия Шульженко в песне, которую еще не все позабыли, потом еще…

Театр одного продавца занял не более двух минут. Представление окончилось, женщина спрятала свой товар в сумку, стерла с лица все улыбки и вышла из вагона такой же, как и вошла — усталой и некрасивой. Молчаливые небритые мужики с пивом, толстые бабы с кроссвордами и молодежь с ушами, законопаченными в уши наушниками продолжали пить свое пиво, отгадывать свои кроссворды и слушать свою музыку.

Не успела закрыться за продавцом платков и шарфиков дверь, как в вагон вошел мужчина, продающий таблетки антимоли.

* * *

Солнце светит так ярко и греет так сильно, что чувствуешь себя курицей, которую запекают в микроволновке с грилем. У рыночного прилавка с китайскими игрушками из последних сил стоит покупатель в пиджаке на голое тело. Покупатель небрит, давно нечесаные полоски на его пиджаке спутались в какие-то непроходимые заросли, а пустые и голодные карманы жадно раскрыты так, как будто три или четыре месяца у них и копейки внутри не было. По всему видать, что мужчина недавно пришел в себя, а до того недели две неизвестно где обретался. Зачарованно он смотрит на китайских разноцветных пластмассовых птичек, поющих пронзительными китайскими голосами на китайских батарейках. Красные и желтые в черную полоску птички сидят на пластмассовых деревянных пеньках, судорожно дергают хвостиками и мелко щелкают клювами. Мужчина проглатывает слюну, аккуратно выдыхает в сторону и медленно, со скрипом, начинает открывать рот… Не дождавшись вопроса, продавщица, толстая накрашенная молодуха в кольцах и браслетах по всему телу, выпаливает:

— Триста рублей без птенчиков, а с птенчиками по триста пятьдесят.

Неожиданно для продавщицы и, прежде всего для самого себя, мужчина достает из кармана триста пятьдесят рублей. Оторопевшая молодуха начинает упаковывать птичек в коробку. Одновременно она дает советы мужчине, как осторожно надо нести коробку и самое главное, как вытащить из нее птичек так, чтобы не поломать им нежных пластмассовых хвостиков и клювов. Мужчина ее не слушает — он смотрит на птичек и на лице у него написано: «Только что я сам, своими руками, обменял зачем-то три полных бутылки водки на чирикающую пластмассовую китайскую херню». Без этих птичек дорога домой ему заказана. Оно, конечно, может так статься, что и с этими птичками его спустят со всех лестниц, но без них — точно.

Наконец коробка закрыта и даже заклеена. Мужчина осторожно берет ее обеими руками и, продолжая дышать в сторону, чтобы не отравить птичек перегаром, медленно, на негнущихся ногах, вступает на трудную дорогу к дому. Продавщица какое-то время смотрит ему вслед, а потом достает из-под прилавка пакет с пряниками и откусывает два.

Гусь-Хрустальный

Как подъезжаешь к Гусь-Хрустальному, так идут такие легкие, лучистые сосновые леса, точно росли они с небес на землю. Потом начинается пыльный, неухоженный город и музей хрусталя, устроенный в Георгиевском соборе. Собору, впрочем, не привыкать. Он и кинотеатром был, и даже дворцом труда. Музей хрусталя конечно замечательный, но не хватает в нем ковров, импортных полированных стенок, дефицитных книг, купленных в обмен на макулатуру, пыжиковых шапок, автомобилей Жигули… Ну, да всего не перечислишь. Тем же, кто спросит меня, зачем я приплел к хрусталю ковры, да еще и пыжиковые шапки — отвечу: кто мечтал в советское время — тот поймет. Теперь мы живем скучно, без фантазии — все поголовно мечтают об одном и том же — о деньгах. А тогда, лет двадцать или сорок назад, какой был простор воображению…

Хрусталем в городе торгуют везде. Буквально распивочно и на вынос. В одном из салонов видел я хрустальные митры, причем у одной из них был крест в навершии, а у другой — полумесяц. Справедливости ради надо сказать, что митра с полумесяцем была зеленого цвета. Вот только стоила она в три раза дороже. Может, делали на заказ, а мулла не приехал. А вот митры с шестиконечной звездой вообще не было. Раввинов, стало быть, даже и в гости не ждут.