Евангелие от Сына Божия - Норман Мейлер Страница 14

— Некоторые лодки вот-вот затонут. Наставник, ты допустишь, чтоб мы погибли?

И тогда я сказал ветру:

— Уймись.

Наступило затишье. Если честно, я не уверен, что действительно сотворил это чудо. Ведь еще проснувшись, я почуял, что конец бури близок. Но теперь я был доволен, что воды усмирились так вовремя, и обратился к ученикам:

— Чего вы испугались? Где вера ваша? И я услышал, как они говорят друг другу:

— Кто этот человек? Ему повинуются даже моря!

В конце концов мы причалили к берегам языческой страны Гадаринской, неподалеку от города Декаполиса. На душе у меня было тревожно. Это была чужая, недружелюбная земля. Высокие неприступные скалы спускались к самой воде, там и сям на них торчали надгробья.

Вдруг от одного из склепов к нам двинулся великан с факелом в руках. Дух его был столь нечист, что пламя факела неистово полыхало, раздутое этой смрадной силой. Он шел очень быстро. Никто из моих людей, даже Петр, не был готов к схватке. Все поняли, что перед нами сын Нефилимов, сын падших ангелов, которые когда-то предавались любви со смертными женщинами и породили целое племя великанов. Эти свирепые исполины-язычники повсюду несли разрушение и смерть. Но я произнес:

— Мир тебе. — И он тут же остановился. А остановившись, сказал:

Меня нельзя связать, даже цепями. Мной нельзя повелевать.

Тогда чего ты боишься?

Всего, — признался он. — Я живу в гробовой тьме и плачу. И раздираю остры ми камнями плоть свою. Но о тебе я слы шал. Я преклоняюсь пред тобой.

Что же ты слышал?

Что глаза твои сияют великим светом и зовут тебя Иисус. Так, во всяком случае, говорили те, кто вообще отваживается со мной говорить.

Его губы дрожали, и я понял, что еще мгновение — и он призовет свою силу и примется в слепой ярости крушить все вокруг.

— Многие страшатся меня, — добавил он, — Во мне больше бесов, чем в любом из моих соплеменников. Предупреждаю: не тронь меня, Иисус! Остерегись.

Не скажу, что сердце мое не дрогнуло. Человек этот был могуч, как бык. К тому же от него исходило зловоние. Страшный, заросший; волосы его были точно канаты, которыми привязывают к берегу корабль, чтоб не унесло в открытое море.

Он произнес:

Я живу в гробах тех, кто навеки проклят.

Как тебя зовут?

Легион. Нас много, и все это множество — во мне.

Я знал, что в нем сидят бесы, причем так много, что я могу с ними не совладать. Но я почувствовал на спине руку Господа, она подталкивала меня вперед.

— В тебе нечистый дух, мучивший царя Ирода. — молвил я. — Выйди из Легиона! Прочь.

И я взревел, как зверь. Ессеи часто так делают, чтобы укрепить заповедь, полученную от Бога. Мой рев спугнул диких свиней, что паслись на лугу, неподалеку от кладбища. Стадо с бешеным топотом рванулось прочь, и в тот же миг Легион изрыгнул целую стаю демонов. Как же бесновались они, как вопили! Я различил:

— Впусти нас! Впусти нас в свиней гадаринских!

Что ж, демон должен куда-то вселиться. И я позволил им войти в стадо. Свиньи же, приняв разбушевавшихся бесов, устремились с крутизны прямо в море. И было этих тварей числом две тысячи, и все они утонули, до единой. Даже низкие животные не смогли вынести вторжения нечистой силы.

Вскоре на берег стеклись люди, чтобы взглянуть на бывшего бесноватого. Легион оказался одет, умыт, в добром расположении духа. Но это никого ни в чем не убедило. Старейшины Гадаринских земель, трепеща от страха, попросили меня покинуть их берег.

Когда я взошел в лодку, Легион стал умолять, чтобы я взял его с собой. Искушение было велико. Из него получился бы могучий апостол. Но их было уже двенадцать, я не мог добавлять еще. К тому же он был язычником. Поэтому я, скрепя сердце, повелел ему:

— Иди лучше к своему народу и расскажи, что случилось с тобой.

Честно признаться, я все еще не мог побороть отвращения к этому человеку. Ужасны были демоны, вырвавшиеся из его горла, безумны их вопли. Как найти в себе сочувствие к вместилищу бесов?

Легион поселился в городе Декаполисе и говорил обо мне много хорошего его жителям. Язычники дивились его похвалам. В прежние времена у него ни для кого не находилось доброго слова.

Возвратись в Капернаум, мы встретили одного из старейшин синагоги, звали его Иаир. Завидев меня, он приблизился и встал передо мною на колени. До сих пор фарисеи не оказывали мне никакого уважения, разве что отводили место для проповедей, да и то неохотно. Теперь же Иаир преклонил колена и взмолился:

— Моя крошка дочь при смерти. Прошу тебя, пойдем со мною, исцели ее. Она должна жить.

К этому времени я уже постиг, что вера и безверие ходят рука об руку. Одинаково тихо прокрадываются они в сердце. Пусть заправилы синагоги хулят меня, но это не значит, что слово мое не отзывается в их сердцах. Встреча с Иаиром придала мне уверенности, и я отправился к нему домой. За нами увязалась целая толпа. Мы шли по улице, и вдруг я почувствовал, что со мной творится что-то недоброе. Я вдруг обессилел. Я повернулся и спросил:

— Кто трогал мои одежды? Какой-то человек ответил:

— Что толку спрашивать у несметной толпы: «Кто трогал меня»?

Но тут предо мною пала ниц женщина:

— Из меня не переставая, вот уже двенадцать лет, течет кровь. Все, что имею, уходит на лекарей, но мне все хуже и хуже. Я. как прослышала про тебя, прибежала и дотронулась до твоих одежд. Надеялась: вылечусь. И чудо свершилось! Кровь не течет.

Она не лгала, это было видно по глазам. И я не стал ее укорять.

— Дочь моя, — сказал я кротко, — иди с миром, и к утру ты полностью исцелишься.

Едва она ушла, к нам подбежал слуга из дома Иаира.

— Твоей дочери больше нет, — сказал он хозяину.

Неужели женщина отняла у меня силы, которые были нужны для спасения ребенка?

Но в эту минуту я ощутил, что Отец мой рядом. Мне передалась Его сила, и я обратился к фарисею:

— Иаир, не бойся. И верь.

Оставалось надеяться, что девочка не умерла, а лишь погрузилась в глубокий, близкий к смерти сумеречный сон. Оттуда я ее вызволить смогу. Насчет своей способности воскрешать настоящих мертвецов я не был вполне уверен.

Я повторил про себя слова пророка Исайи:

— «Воспряньте и торжествуйте, повер женные в прахе».

В доме у Иаира царила великая скорбь. Многие плакали, голосили. Я произнес:

— Девочка не умерла. Она спит.

Я говорил так, чтобы успокоить воздух. Воскрешать мертвых лучше в тишине: душевная сумятица лишь загоняет их дальше, откуда возврата нет. Я попросил плакальщиков покинуть дом и прошел вместе с Иаиром и его женой туда, где лежала их дочь. Взяв ее за руку, я стал читать из Второй Книги Царств, строки эти я помнил наизусть: