Дорога на Мачу-Пикчу - Николай Дежнев Страница 14

— Хорошо, поднимайся!

Вот, оказывается, как на самом деле звучит гимн жизни! Сашка — человек с большой буквы, по самоотверженности где-то даже жена декабриста. Единственно муж подкачал. Такие, как он, за бесплатно на Сенатскую площадь ни ногой, — думал я, пересекая на рысях пустую улицу. — Другая бы из одной вредности зашпыняла меня до полусмерти, а она сразу согласилась…

Только вот выглядела Сашка, не то, чтобы очень. Я это сразу заметил, стоило мне протиснуться в оставленную полуоткрытой дверь. Под глазами круги, в пальцах сигарета, но в глухо застегнутом халатике и причесана. У нас, у аристократов духа, все должно быть ком иль фо. Поджидала меня в передней. Справедливости ради стоит заметить, что и я бьющим в глаза здоровьем не отличался. Если верить отражению в зеркале и итальянскому кино, так в далекие пятидесятые выглядели безработные мойщики трупов, разве что костюмчики носили подешевше и все поголовно щеголяли в шляпах.

При виде моего пиджака с поднятым воротником, на бледном лице Сашки появилось недоумение. Она даже пожала плечами, как если бы все еще сомневалась, стоит ли такого оборванца пускать в квартиру:

— Что ж, проходи…

Я скинул полуботинки, между прочим ручной португальской работы и, оставляя за собой мокрые следы, прошлепал в носках на кухню. Первым делом выключил свет и только потом начал стягивать с себя пропитавшийся влагой пиджак.

— Вот даже как?..

Я молча кивнул. Не охота было объяснять, да и объяснить все равно не получилось бы.

— Насчет завтра ты серьезно?..

— В смысле?.. — нахмурился я, делая вид, что стараюсь понять о чем идет речь. — Ну что ты, пошутил! Чего не ляпнешь спьяну. У каждого советского трудящегося есть право на завтра, это гарантировано конституцией. Просто хотелось тебя увидеть, а заодно уж немного обсохнуть…

Поверила мне Сашка или нет, осталось неясным, а вот рассматривала она меня с интересом. Да, любимая, не удивляйся, это действительно твой муж, по крайней мере по паспорту. Хочешь спросить, кто меня так отделал? Ответ простой: жизнь! У нее на каждого есть специальный капканчик, а в нем приманка в точности по твоему вкусу. Живешь себе и в ус не дуешь, и вдруг — хрясь! Сработала пружина судьбы! Мышеловка захлопнулась, а ты все еще полон радужных надежд и щекочущих воображение желаний…

— Какой-то ты странный, словно в лихорадке, — хмуро заметила Сашка, подводя итог своим наблюдениям, и скрылась за дверью спальни, в которой когда-то нам было так хорошо. Вернулась на кухню с махровым халатом и полотенцем.

— Хватит стучать зубами, иди в ванную!

Пусть и не определенно выраженная, но мысль мне понравилась. В самом деле, мы муж и жена, и даже еще не в разводе, так почему бы… Я смотрел на Сашку глазами напрасно обиженной собаки, но она лишь фыркнула и отвернулась. А как было бы здорово начать жить с чистого листа! Правда лист этот, почему-то, никогда не оказывается чистым, вечно на нем какие-то каракули и художества, следы прожитой жизни. Продать бы к чертовой матери бизнес — я сегодня дорого стою — и отправиться с Сашкой путешествовать! Только… только этих «только» столько, что и не перечесть…

Демонстративно тяжело вздохнув, я направился в ванную, но вдруг замер: что, если никаких документов нет? Зная Сашку, легко можно было предположить, что она меня элементарно пожалела! Ну да, увидела убогого в подворотне и пустила к себе, словно щенка, переночевать. На подстилке в углу коридора. В таком случае… О Господи! Я медленно повернулся. Сашка стояла, скрестив на груди руки. Рядом с ней на полке под зеркалом лежала серенькая, с беленькими тесемочками, папка. Простенькая такая, копеечная. Видно вынесла ее вместе с полотенцем, да и прятала наверняка в шкафу между белья. Женщины великие конспираторы, лучшего места не найти.

У меня отлегло от сердца. Кто бы мог подумать, что так аскетически скромно выглядят пятьдесят миллионов долларов! Жена моя успела закрыть за собой дверь, а я все смотрел на это сокровище и, не сознавая того, улыбался. Оставил ей старик бумажонки, оставил! А вот родному племяннику отдать не захотел и, в свете последних событий, правильно сделал. Предвидел тот переплет, в который я, как кур в ощип, угожу, и принял меры предосторожности. Мудрый был старик, в знании гнусной природы людей ему не откажешь!

Мне очень хотелось тут же раскрыть папку и посмотреть, что там внутри, но я решил растянуть удовольствие. Долго стоял под душем, чувствуя как каждая клеточка тела впитывает долгожданное тепло, потом сухо насухо вытерся и напялил махровый халат, оказавшийся слишком коротким и тесным в груди. В таком экзотическом виде продефилировал на кухню и в мутном свете уличного фонаря приготовил крепкий кофе. Налил в кружку, захватил сигареты и коньяк, и удалился в туалет, единственное, не считая ванны, место, где можно сидеть при свете, который с улицы не видно. Расположился по домашнему, хоть и без особых удобств, и едва ли не трясущимися руками развязал тесемки.

Не знаю что я, собственно, ожидал увидеть, но содержимое картонных корочек меня разочаровало. Сверху в папке лежала тощая ученическая тетрадка листов в сорок, а под ней, в пластиковой обложке, документы на владение домом и землей. Но не на Рублевке, как хотелось бы думать, а где-то в тьму — таракани. Больше не было ничего. Озадаченно перебирая бумажки, я сделал добрый глоток кофе и закурил. Черт его знает, что все это значит, думал я, разглядывая гербовую бумагу, стоило гробить время на покупку какой-то рухляди, до которой добираться не меньше суток. Водя пальцем по строчкам, прочел: вид права — собственность, объект права — земельный участок площадью двадцать соток, расположенный по адресу… Область, район, деревня с поэтическим названием Соловьиха — все на месте, включая подпись и большую синюю печать. На участке дом и, судя по метражу, немаленький. Оказывается, дядя был латифундистом, не удивлюсь, если у него на плантации вкалывают, заливаясь потом, десятка три рабов! Вот скрытный человек, никогда о своих владениях даже не намекнул.

Отложив документы на пол, я принялся за тетрадку. Там, как я рассчитывал, выведенные карандашом фабрики имени налетчика товарища Красина, приводились номера секретных счетов и давались инструкции, как до них добраться. Вот оно где зарыто, золото партии! — усмехался я, алчно потирая ручонки, но и тут меня ждал облом. Не смотря на доходившую до аскетизма скромность, дядя, оказывается, алкал писательской славы и, тайком от общественности, царапал по ночам мемуары. Правда, надолго его не хватило. Первый и единственный эпизод едва начатого монументального труда относился ко времени начала его карьеры в органах. Повествование велось от первого лица, но как-то очень уж вяло. Глаголом сердца читателей старик не жег, однако очень скоро я вчитался и позабыл где нахожусь. Волею судеб простой провинциальный мальчишка попал в Москву и оказался причастен к событиям, о которых, по прошествии более полувека, счел необходимым поведать. Начав трудовую жизнь учеником слесаря, он прибавил себе годков и был направлен по комсомольской путевке на работу в ОГПУ…

Я достал из кармана халата флягу и сделал глоток коньяка. В тексте замелькали знакомые фамилии и еще одна, человека, о котором я никогда раньше не слышал. Пришлось вернуться назад и перечитать пассаж заново.