Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон Страница 14

Он с несчастным видом кивнул.

– Черт, я ради душа пришел. Зачем нам вино?

– Это важно, – возразил я. – Ты звони, а я начну на балконе.

Пожав плечами, он набрал «О», а я поспешил на балкон и прокашлялся перед вступительной пробежкой к Посланию Иакова глава 2, стих 19.

– Берегитесь! – заорал я. – Ибо и бесы веруют и трепещут.

Я секунду помолчал, но ответа из фойе двадцатью этажами ниже не последовало, поэтому я испробовал Послание к Ефесянам, глава 6, стих 12, который казался тут поуместнее:

– Потому что наша брань не против крови и плоти, – вопил я, – но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесной.

И все равно ответом мне было лишь гулкое эхо собственного голоса. Зато тварь у меня на спине заизвивалась с удвоенной силой, и я чувствовал, что времени осталось немного. Шевеление в фойе прекратилось. Человек двадцать-тридцать словно замерли… но слушали ли они? Могли ли меня услышать?

Трудно сказать. Акустика в этих огромных вестибюлях непредсказуема. Я, например, точно знал, что человек, сидящий с открытой дверью на одиннадцатом этаже, слышал – с пугающей ясностью, – как разбивается о пол фойе стакан для коктейля. Верно и то, что почти каждое слово «Многоцветной леди» Грега Оллмена, гоняемой на максимальной громкости через двойные колонки «Сони ТС-126» в номере на двадцатом этаже, было слышно даже в зале для прессы в бельэтаже отеля. Но трудно предсказать, каковы будут тембр и сила моего собственного голоса в этой пещере. Не было и способа определить, достучался ли я до кого-то.

– Дисциплина! – рявкнул я. – Вспомните Винса Ломбарди! – Я помолчал, давая аудитории проникнуться, выжидая аплодисментов, которых не последовало. – Вспомните бомбиста Джорджа Метески! – крикнул я. – Вот у кого была дисциплина!

Этого никто в фойе, похоже, не разобрал, хотя я уловил первые признаки жизни на балконе подо мной. Приближалось время дармового завтрака в Имперском бальном зале внизу, и кое-кто из спортивных комментаторов-жаворонков, похоже, уже проснулся. У меня за спиной трезвонил телефон, но я не обращал внимания. Настало время кульминации… голос у меня срывался, но, невзирая на сип и срыв в петуха, я схватился за перила балкона и изготовился к откровенному неистовству отчаяния:

– Откровения, глава двадцатая, стих пятнадцатый! – возвестил я. – Кричите Аллилуйя! Да! Аллилуйя!

Теперь слушатели определенно реагировали. Я слышал возбужденные голоса, но местная акустика не позволяла различить отдельные крики, перекатывавшиеся по фойе. Они вторят моему «Аллилуйя»?

– Еще четыре года! – возопил я. – Мой друг генерал Хейг поведал, что силы тьмы теперь контролируют страну. И они будут править нами еще четыре года! – Я прервался, чтобы отхлебнуть виски и продолжил: – А Ал Дэвис сказал, что кто не записан в книге жизни, тот будет брошен в озеро огненное!

Заведя свободную руку за спину, я ударил себя между лопаток, чтобы замедлить тварь.

– Сколькие из вас будут сброшены в озеро огненное в следующие четыре года? Сколькие уцелеют? Я говорил с генералом Хейгом, и он…

Тут меня схватили за руки и резко дернули назад, расплескав мою выпивку и прервав проповедь на самом пике.

– Скотина психованная! – завопил голос. – Посмотри, что ты натворил! Только что звонил управляющий! Возвращайся в номер и запри чертову дверь! Он хочет нас вышвырнуть!

Телевизионщик из Питсбурга пытался оторвать меня от кафедры, но я вывернулся из его рук и вернулся на балкон.

– Это супервоскресенье! – крикнул я. – Хочу, чтобы все вы, бестолковые сволочи, собрались через десять минут в фойе, дабы мы могли восславить Господа и спеть национальный гимн!

Тут я заметил, что телевизионщик со всех ног бросился бежать к лифтам, и при виде такого дезертирства что-то у меня в мозгу перещелкнуло.

– Вот он! – крикнул я. – Он направляется в фойе! Берегитесь! Это Ал Дэвис. У него нож!

Теперь в фойе и на балконах подо мной засновали люди. Но уже собираясь юркнуть назад в номер, я заметил, как стеклянный лифт с одинокой фигуркой внутри пошел вниз… он был видим всем в здании: попавшее в ловушку и обезумевшее животное медленно спускалось на виду у всех, от рассыльных в кофейне на первом этаже до Джимми Грека на балконе надо мной, спускалось на заклание разозленной толпе внизу.

Понаблюдав за ним с полминуты, я повесил на дверь табличку «НЕ МЕШАТЬ» и повернул ключ на два оборота. Я знал, что вестибюля лифт достигнет пустым. По пути вниз было по меньшей мере пять этажей, где телевизионщик мог выпрыгнуть и постучаться в чью-нибудь дверь, ища убежища в номере друга. Толпа в вестибюле не успела достаточно рассмотреть его через затемненное стекло лифта, и после его никто не узнает.

Да и вообще на тот случай, что кто-то пожелает отомстить, времени уже не оставалось.

Неделя выдалась скучная, даже по стандартам спортивных журналистов, но вот Большой матч приближается. Еще один дармовой завтрак, еще раз в автобусе на стадион, и к вечеру все будет кончено.

Первый журналистский автобус отходил по расписанию в 10:30, за четыре часа до вбрасывания, поэтому я решил, что у меня еще есть время расслабиться и вести себя по-человечески. Налив горячую ванну, я включил стереомагнитофон в розетку рядом с ней и следующие два часа провел в парном ступоре, слушая Розали Соррелс и Дага Сэхма, лениво жуя ломтик Mr. Natural и читая «Записки о кокаине» Зигмунда Фрейда.

Около полудня я спустился в Имперскую столовую почитать утренние газеты за заветревшимися остатками бесплатного завтрака НФЛ, а потом заглянул в бесплатный бар за несколькими «кровавыми мери» и лишь потом лениво побрел на последний автобус (специально для бригады CBS), где были снова «кровавые мэри», «отвертки» и заправляющий этим цирком, у которого все, похоже, было на мази.

В автобусе на стадион я сделал еще несколько ставок на «Майами». В тот момент я хватался за что угодно, и плевать на соотношение. Ночка выдалась долгая и нервическая, но главное, что надо было сделать до начала мачта, – проповедь и написание вводной, уже позади, и остаток дня казался проще пареной репы: постараться не влипнуть в неприятности, не напиться до чертиков и суметь забрать выигрыш.

* * *

Общее мнение тысячи шестисот или около того спортивных журналистов в Хьюстоне были за «Майами» почти два к одному. Но в нашей стране найдется лишь горстка спортивных журналистов, у кого хватит ума вылить мочу из собственных ботинок, и к вечеру субботы несколько «умников» явно переметнулись на сторону «Миннесоты» с запасом 1.7. Пол Циммерман из New-York Post, автор «Руководства по футболу для мыслящего человека» и ответа братства спортивных журналистов политическому гуру Washington Post Дэвиду Броудеру, традиционно организовал собственный ставочный фонд прессы: любой из своих мог бросить в кубышку доллар и предсказать финальный счет (письменно, на доске сводок пресс-центра, чтобы весь мир видел) – и чей прогноз оказывался вернее всего, получал около тысячи долларов.