Поколение свиней - Хантер С. Томпсон Страница 14

Из оставшихся газет конструктивное оживление в бизнесе могут вызвать еще две: это «Los Angeles Times» и «Boston Globe». Я думаю, мы должны уделить внимание обеим. Они непохожи друг на друга, но обе обладают неким инстинктом несерьезности, легкомысленной манерой, с которой мы только начинаем заигрывать.

Обе газеты собирают самые высокооплачиваемые таланты и стараются вернуть инвестиции за счет перепродажи продукции этих талантов. Благодаря этому скоро придут кредиты — через договоры с национальными или даже международными синдикатами, что теоретически является неплохим бизнесом. Такая схема возвращает нас к основополагающей разнице между «вертикальными» и «горизонтальными» корпорациями, например, между «Форд» и «Дженерал моторс».

Бог ты мой! Ведь я начал писать эту статью для того, чтобы обосновать идею поездки в Южную Африку, где телекамеры вдруг стали бесполезными, а печатная журналистика приобрела, по причине отсутствия конкуренции, ненормально большое значение.

Я предполагаю, что вы следите за зловещими нововведениями на телевидении (как и я, благодаря недавно установленной наземной станции спутниковой связи), которые эффективно заблокировали все сообщения о массовом насилии в Южной Африке, поступавшие от наших коллег-тележурналистов. Правительство Южной Африки установило наказание до девятнадцати лет тюремного заключения (причем речь идет о ТЮРЬМЕ в ЮЖНОЙ АФРИКЕ) за использование телекамер или даже магнитофонов во время любых эпизодов насилия.

Это нетерпимая ситуация для профессионалов, заряженных теленовостями до предельного уровня. Как правило, журналисты — это свободомыслящие, живущие в новом измерении люди, чья работа имеет единственное сходство с традиционной журналистикой: им по-прежнему нужно найти тему и выдать статью. Сегодня именно они формируют штурмовые войска журналистики, хорошо это или плохо.

В Южной Африке они непременно столкнутся с неприятностями. Принятый там закон похож на приказ рыбе держаться подальше от воды, но африкандеры серьезны, как никогда. Все — даже далекие от политики путешественники — считают их Худшими людьми в мире.

11 ноября 1985 года

Монреаль. По ночам в Монреале холодно. Когда я последний раз сюда приезжал, была весна — оставалось совсем немного времени до боя между Дюраном и Леонардом — но улицы в центре города сковала ледяная корка. Харольд Конрад танцевал, как безумный, в ночном клубе на Сент-Кэт-ринстрит. Мы вышли наружу подышать свежим воздухом и увидели, как пьяный француз на «камаро зет-28» сбил двух людей на узкой улице недалеко от клуба и попытался скрыться, но запаниковал и врезался в хлебный фургон. Разъяренная толпа погналась за ним и била, пока он не признал свою вину. Там, в Монреале, не нужна была полиция — до последнего времени.

У меня были свои причины присоединиться к толпе, что я и сделал — вместе с Билом Мюрреем, и Бобом Эйрамом, и с десятком панков, кричавших «Ублюдок! Ублюдок!» и «J’accuse!» [26].

Никто до сих пор не знает, кто на самом деле бил водителя, но я уверен, что совсем не те, кто приехал посмотреть на боксерский поединок, как позднее утверждал Эйрам. А у Мюррея под ногтями два дня чернели синяки.

— Я споткнулся о бордюр, — объяснял он. — Помню только, как хватал за ноги бежавших прямо по мне.

Им никто не верил, но, в конце концов, это не имело значения. Когда приходит время анализировать детали массового насилия, воспоминания становятся смутными. Истина заключалась в том, что мы сами на время стали такими же дикими, как все остальные, вели себя, как звери, слились с обезумевшей от ярости толпой… впрочем, никто не получил серьезных увечий, даже люди, сбитые машиной. Единственным пострадавшим оказался водитель хлебного фургона, чьи круассаны разлетелись, как попкорн, по всей улице.

Но это было давно; с тех пор мы все стали старше и умнее — даже Шугар Рэй Леонард. В Монреале он проиграл Дюрану, но годом позже взял реванш в Новом Орлеане.

На этот раз в Монреаль меня привели несколько причин. Моей основной темой по-прежнему было насилие, но теперь речь шла о Рональде Рейгане и Михаиле Горбачеве и об угрозе ядерной войны между Соединенными Штатами и Россией, серьезно беспокоившей канадцев. И еще они хотели знать, станет ли Ричард Никсон в 1988 году президентом.

Терренс — яркий и энергичный человек, но на нем лежит проклятие темной и извращенной любознательности, которая свойственна чересчур многим канадцам. С моей последней поездки через северную границу прошло достаточно времени, и я успел подзабыть об этой характерной особенности, но мне достаточно было пару минут пообщаться с Терренсом, чтобы освежить ее в памяти.

По дороге из аэропорта я упомянул, что взял отпуск в ночном клубе О’Фаррела, где состою ночным менеджером. Это возбудило интерес Терренса больше, чем все, что я говорил до тех пор, и он настоял на посещении самого крупного в Монреале «театра для взрослых», чтобы сравнить стили. Как любой ответственный администратор, я согласился туда сходить, чтобы посмотреть на конкурентов.

Клуб «Суперсекс» находится в доме 696 на Сент-Кэтрин-стрит, рядом с баром, где Конрад кружился в сумасшедшем танце, когда я прошлый раз был в Монреале. По словам моих коллег, менеджеров клуба «Суперсекс», у них в клубе было восемьдесят танцовщиц, но той поздней ночью в четверг на сцене работали только двадцать.

В толпе, состоявшей из проституток и их дружков — дико выглядевших канаков с толстыми золотыми цепями на черных байкерских майках с оторванными рукавами, было что-то раздражающее. Все они отличались бессмысленным и тревожным взглядом, характерным для животных, которые чувствуют, что пришла беда, но не могут понять откуда.

Что-то раздражающее было и в танцовщицах, что-то настолько не соответствующее, что я почувствовал необходимость обсудить эту тему с аборигеном, просто чтобы удостовериться, что дело не в моем незнании удивительных канадских традиций.

— У меня истерика от переутомления, — спросил я, — или у этой женщины действительно волосатые ноги?

— Нуу… Эээ… Даа… — Терренс говорил без своей обычной категоричности.

Через некоторое время другая женщина подошла к нашему столу и предложила потанцевать — жиденькая монреальская версия стриптиза перед клиентом. Терренс вежливо отказался. Когда женщина отошла на безопасное расстояние, я наклонился к Терренсу и прошептал:

— О боги! Еще одна женщина с волосатыми ногами…

— Нет, ты ошибся… сними темные очки, — сказал он.

— Не надо врать мне, Терренс, — сказал я. — У этой женщины действительно волосатые ноги. Я не зря давно работаю в этом бизнесе: у меня на такие вещи глаз, как у снежного ястреба. Неужели у всех женщин в Квебеке волосатые ноги?

Он сделал вид, что не услышал вопроса. Я принял это за ответ. Было три часа ночи — последний танец — и по своему профессиональному опыту я знал, что в это время девушки в раздевалке укладывают вещи, мечтая поскорее добраться до дома, и ни одна из них не захочет обсуждать вопросы гигиены.