Сперматозоиды - Наталья Рубанова Страница 14

Глубоко оскорбленная такого рода действиями, Марья Николавна спешно поднимает ногу, чтобы шагнуть за раму, и убирается восвояси, где долго причесывается, одевается и снова встает в позу. Сана же садится в очередной раз на фирменного конька-гробунка: вот если кто-то, думает она, решит, к примеру, нажать на Del., иначе говоря, захочет по каким-то причинам уйти пораньше, слинять, его даже Там (хотя, почему «даже», а не «тем более»?) не оставят в покое: занебеснутые гурки претендуют на эксклюзивное право забивать подопытных собственнокрыльно… Если же «ущербная», готовая к развитию лишь потенциально — по умолчанию, разумеется, Их Операционных Систем, напрочь лишенных бинарной (она же человечья) логики, — био-car [48]доведет до логического конца игру «Я сам!», начинающуюся обычно с кризиса трёхлетки и не заканчивающуюся, о чем по обыкновению забывают, никогда, ее, био-car, тут же (дабы не храпела всю ночь и не зевала весь день [49]), поставят на место (поток) — оппаньки, свобода воли и выбора: «Свобода — это возможность сказать, что дважды два — четыре», [50]не так ли, Смит? Но если тебе не принадлежат даже собственные мысли, что же тогда твое?.. Да есть ли оно вообще, существует ли?.. Редкий гений находит Источник в заветном ларчике бессознательного, — но у простого-то смертного ничего своего нет, la-la, у простого-то смертного ничего своего нет и быть не может, la-la, поет Сана, la-la, — и, выходя на улицу (избыток азота в воздухе), подставляет лицо снегу: чересчур.

Чересчур хороша.

Вот и с П. в снег познакомились — точнее, их банально (ли?) друг с другом столкнули, сшибли, чтоб уж наверняка (наверняка — что?). «А откуда, думаете, это вот «заткнуть рот рублем» пошло?» (доставая бумажник, чтобы расплатиться с таксистом). — «О чем вы?..» — «О том, что рубль в древности заклёпку означал, и только в четырнадцатом веке, став, как сказали бы сейчас, единицей ценности, начал с…» — «Зачем вы об этом говорите?» — «Хочу показаться умным…» — «Считайте, что показались» — «Креститесь» — «Я соврала» — «Слово не воробей» — «Кто вы?» — «А вы?..».

Сана влюбилась — есть и такое словечко — в ту зиму, как иногда пишут, до беспамятства. Потеряла голову. Ей «снесло башню». «Сорвало крышу». Что там еще бывает? (Автор в растерянности разводит руками — он/а не хотел/а, действительно не хотел/а). Это потом уже, после их цирка, вспомнится «Трапеция»: [51]ну а пока… Пока ресницы его в снегу (и почему Сана не снежинка? так бы и растаяла: пусть короткометражка, пусть однодневка — какая разница!), пока бирюза глаз его лучится, она, Сана, готова слушать и слышать — слышать даже то, что он, видите ли, окольцован. «А я вот раскольцевалась» — «Почему?» — повиснет в воздухе, когда после поцелуя (живи, Сана, живи: в конце концов, это просто слюни) они перейдут, наконец, на ты. — «А разлюбила…» — «И только?..» — «А мало?..»

Ни к одному человеку не испытывала она такой нежности, ни к кому другому не влекло ее с такой яростью — и никого больше не желала она так сильно и одновременно невинно. П. тоже тянуло к Сане — только иначе: жестче, резче — и как-то легче; сомнительное преимущество, всегда дающее, впрочем, игроку довольно скучные в своей предсказуемости дополнительные очки… Спугнуть странную дружбу тем, что называется скучным словечком «постель»? Алхимия молчания! Сана изнемогала, текла, плавилась — и это-то было хуже всего.

Они довольно долго встречались (мыльная опера, кабы не наяву), в один же из вечеров крепко выпили — тогда-то и свершилось «грехопадение», тогда-то Сана и проидеализировала П., отделив созданный воображением образ от реального человека, — да, собственно, без идеализации количество смешных любовей быстро сошло б на нет, что nature, привыкшей от случки к случке плодиться да размножаться, невыгодно: дважды два… Однако Сана плодиться и размножаться не намеревалась. Выбравшись E2-живой из капкана тихой семейной жизни, она не ведала еще о любви безусловной, восхищении без поклонения и зуда обладания другим человеком, а потому принимала за нее страсть, тепло или желание чувствовать себя защищенной: всегда благодаря кому-то, всегда за чей-то, если рассудить, счет, что, как она сама вскоре поймет, не столь грустно, сколь глупо.

Люблю, сказала мышка Мауси проходящему мимо Котауси, выучившему, как тот попугай, одно лишь НЕТ — вжик-вжик-вжик, и снова ты мужик: шестеренка, изобретенная в античности, «Мы танцуем с тобою наш последний медляк: я танцую хреново, ты танцуешь никак…» [52]— «Не понял, прости?..».

Поначалу она думала о П. непрестанно, чем, наверное, вызывала невольное возмущение личного его пространства — пространства, в котором Сане отведена была почетная, но невероятно унылая, friend-койка. Что же касается всех этих шуточек на тему «дружеского секса» да укропа королевы Анны, пороха с верблюжьей слюной, живых головастиков, железной ржавчины, акации, ивового листа да кипяченной в масле ртути (или так: «При составлении брачного контракта солдат Джейн потребовала от солдата Джонни включить в список такой пункт как «прерванный половой акт»»), то нельзя сказать, будто все это осталось за кадром и совсем уж не давило на психику. О, распоротое равновесие, которое хранила она в сердце своем, словно хрустальный шарик, боясь разбить!.. Как мечтала Сана остановить стрелку секундную — и как быстро передвигалась даже часовая! Нет-нет: она, разумеется, не думала ни о бабочках из марципана и мастики, ни о пошленькой лебединой паре на дурацком свадебном торте, ни о «крепком жизнеспособном приплоде» — все это в прошлом, развод плюс один, повторяться нет смысла; был у невесты когда-то — а странное ведь словечко невеста, — и «букет-паук», от плотной середины которого расходились в разные стороны изящные линии; было и путешествие к самому красному морю — пирамиды, верблюды, арабы, теряющие при виде белой ledi рассудок: что с того?..

П. был близок, как никто — и одновременно недосягаем: вот Сана и захлопнулась, будто шкатулка музыкальная, вот и проглотила ключик, дверь волшебную анимы — отпирающий, а потому мелодия небесная не прозвучала, а потому балерина, появляющаяся на серебристой поверхности игрушечного рояля, уснула и уже не показывалась…

Как банально, как пошло, морщилась Сана: роман — если ЭТО можно, конечно, назвать романом, — с тем, кто использует в качестве тяглового и пахотного животного более чем ординарное существо по кличке жена, и ничего (скука какая!) менять не собирается? Просыпаться и засыпать в одной постели, вот, собственно, и всё, Сана: такова, на самом деле, твоя «банальщина», такова «пошлость» — не ты ли призналась себе в этом, потягивая в «Квартире 44» жидкость счастья?.. На тебя с любопытством посматривают, но ты, конечно же, никого не замечаешь — ты привычно иронизируешь и, подзывая официанта, барабанишь по столу пальчиками: «Вели, государь, мне дать из своей государевой аптеки водок». [53]