Лавандовая комната - Нина Георге Страница 14

Я вижу, что состарился и даже не заметил этого. Как летит время! Проклятое, потерянное время!

Манон, мне страшно! Я боюсь, что сделал какую-нибудь жуткую глупость.

Я так постарел – всего за одну ночь! И мне так не хватает тебя!

Мне так не хватает себя!

Я уже не помню, кто я.

Мсье Эгаре медленно пошел дальше.

Перед витриной виноторговки Лионы он остановился, изумленно уставившись на свое отражение. Неужели это он? Этот высокий, просто одетый мужчина с невостребованным, нетронутым телом, который ходит ссутулившись, словно желая остаться незамеченным?

Откуда-то из глубины помещения вышла Лиона, владелица магазина, чтобы вручить ему обычный субботний пакет для его отца, и Эгаре, глядя на нее, вспомнил, что уже столько раз заходил сюда и каждый раз отказывался от предложения «пропустить по стаканчику». Поболтать с ней или с кем-нибудь другим, с нормальными, приветливыми людьми. Сколько раз за последние двадцать лет он то тут, то там предпочел пройти мимо, вместо того чтобы остановиться, разговориться с кем-нибудь, попытаться приобрести друзей, сблизиться с женщиной!

Через полчаса Эгаре стоял за высоким столом еще закрытого бара «Урк» в парке Ла Виллет. Здесь игроки в петанк парковали свои бутылки с водой и багеты с сыром и ветчиной. Маленький коренастый мужчина удивленно уставился на него:

– А ты что здесь делаешь в такую рань? Что-нибудь с мадам Бернье?.. Ну, говори – Лираб…

– Да нет, с мамой все в порядке. Она командует целым полком немцев, которые желают учить французский с настоящей парижской интеллектуалкой. Так что за нее не беспокойся.

– Немцы? А, ну да. Мадемуазель Бернье еще не один десяток лет будет в полном здравии поучать весь мир, как когда-то поучала нас.

Отец и сын замолчали, в унисон предавшись воспоминаниям о том, как Лирабель Бернье прямо за завтраком читала Эгаре, еще школьнику, лекцию об отстраненном изяществе условного наклонения и эмоциональности сослагательного. Подняв вверх указательный палец, золотой лакированный ноготь которого должен был усиливать значимость сказанного.

– Сослагательное наклонение – это когда говорит сердце. Запомни это.

Лирабель Бернье. Отец Эгаре опять называл свою бывшую жену ее девичьим именем. Раньше, во время их восьмилетнего супружества, он называл ее сначала «мадам Цап-царап», потом «мадам Эгаре».

– Ну что она велела передать мне на этот раз? – спросил сына Жоакен Эгаре.

– Что тебе надо сходить к урологу.

– Скажи, что схожу. Совсем необязательно напоминать мне об этом каждые полгода.

Они поженились в возрасте двадцати одного года, чтобы досадить своим родителям. Она, интеллектуалка из философско-экономической семьи, вешалась на шею какого-то токаря – отвратительно! Он, сын пролетариев – полицейского патрульно-постовой службы и глубоко верующей фабричной швеи, изменил своему классу, связавшись с какой-то буржуйкой, – предатель!

– Что-нибудь еще? – спросил Эгаре-старший, доставая из принесенного ему сыном пакета бутылку муската.

– Ей нужна новая подержанная машина. Она просила тебя подыскать ей что-нибудь. Только не такого дурацкого цвета, как последняя.

– Дурацкого? Да она была белая! Вот уж действительно – с твоей матерью не соскучишься!

– Ну, так как? Подберешь ей что-нибудь?

– Подберу, подберу. А что, владелец автосалона опять не захотел с ней говорить?

– Да. Он каждый раз спрашивает ее про мужа. А ее это бесит.

– Знаю, Жанно. Он мой хороший приятель, этот Коко, играет в нашей тройке, классный игрок.

Жоакен ухмыльнулся.

– Мама спрашивает, умеет ли твоя новая подружка готовить, или ты четырнадцатого июля будешь обедать у нее?

– Скажи своей матери, что моя так называемая новая подружка прекрасно готовит, но у нас с ней есть и другие занятия, кроме еды.

– Мне кажется, будет лучше, если ты сам скажешь это маме.

– Я могу сказать это мадемуазель Бернье как раз четырнадцатого июля. Что ни говори, а готовит она неплохо. Наверняка будут мозги с языком.

Жоакен затрясся от смеха.

С тех пор как его родители развелись, Жан Эгаре каждую субботу навещал отца, принося с собой мускат и различные вопросы от матери. А по воскресеньям он ходил к матери и передавал ей ответы бывшего супруга, а также сбалансированный отчет о его состоянии здоровья и актуальных параметрах его личной жизни.

– Дорогой мой сын, женщина, выходя замуж, автоматически пожизненно становится своего рода системой контроля. Ты следишь за всем: что делает муж, как он себя чувствует. А позже, когда появляются дети, ты отвечаешь и за них. Ты превращаешься в надзирательницу, служанку и дипломата в одном флаконе. И это не кончается с такими банальными переменами, как развод. О нет, любовь, может, и проходит, но забота остается.

Эгаре и его отец прошлись немного вдоль канала. Жоакен, ниже ростом, прямой, широкоплечий, в лилово-белой клетчатой рубашке, провожал огненным взором каждую женщину. На светлых волосках его жилистых рабочих рук весело плясали солнечные искорки. Ему было семьдесят пять, но держался он как двадцатипятилетний, насвистывал шлягеры и пил столько, сколько хотел.

Мсье Эгаре шел рядом с ним, глядя в землю.

– Ну ладно, Жанно, – сказал вдруг отец. – Как ее зовут?

– Что? Кого? По-твоему, это обязательно должна быть женщина, папа?

– Это всегда – женщина, Жанно. Ничто другое не может выбить мужчину из колеи. А ты выглядишь так, как будто тебя не выбили, а вышибли из колеи.

– Это у тебя, возможно, все зависит от женщины. А чаще – сразу от нескольких.

Жоакен мечтательно улыбнулся.

– Да, я люблю женщин, – сказал он и достал из кармана рубашки пачку сигарет. – А ты разве нет?

– Ну почему же? Люблю, но… как-то…

– «Как-то»? Это как? Как слон слониху? А может, ты предпочитаешь мужчин?

– Перестань. Я не голубой. Поговорим лучше о лошадях.

– Хорошо, сынок, как скажешь. У женщин и лошадей много общего. Хочешь знать, что именно?

– Нет.

– Ну, так вот. Если лошадь говорит «нет», значит ты просто неправильно сформулировал вопрос. То же самое с женщинами. Не надо спрашивать ее: «Поужинаем вместе?» Надо спрашивать: «Что тебе приготовить?» Может она на это ответить «нет»? Нет, не может.

Эгаре чувствовал себя мальчишкой. Отец и в самом деле принялся просвещать его относительно женщин.

А что мне сегодня вечером приготовить Катрин?

– Вместо того чтобы шептать им на ухо, как лошадям: мол, ложись, женщина, надевай свою сбрую, надо самому внимательно их слушать. Слушать, что они хотят. А они, в сущности, хотят быть свободными и летать над землей.