Рыбы молчат по-испански - Надежда Беленькая Страница 14

И снова – отвращение на лице:

– Ну и черт с ней… Пакость эдакая, сама виновата. Так ей и надо. Брось, Нинок.

Нажал на газ и поехал дальше.

Как-то раз летом встречали в Шереметьево самолет из Барселоны. Рейс задерживали. Было душно, послеполуденный зной раскалил асфальт, и самолеты взлетали в небо, окруженные дрожащим знойным маревом.

Нина и Витя сидели в буфете, читали газеты и пили квас.

И вдруг Нина подняла глаза, посмотрела в зал ожидания и увидела необычных людей. По всем признакам, это были настоящие правоверные хасиды. Их было двое, старик и юноша, и выглядели они так, будто сошли с театральной сцены или прилетели на машине времени откуда-нибудь из девятнадцатого века: длинные завитые пейсы, черные лапсердаки, широкополые шляпы. Они направлялись к стойке регистрации – минут десять назад объявили посадку на самолет, улетающий в Тель-Авив.

– Ой, Вить, смотри: евреи с пейсами! – воскликнула Нина. – Я думала, таких только в Иерусалиме можно встретить!

Витек поставил кружку с квасом на стол, отложил газету и послушно посмотрел туда, куда указывала Нина. И тут перед ней опять появился человек, которого она совсем не знала, и человек этот разительно отличался от привычного Вити: чужое, искаженное злобой лицо. Первый и последний раз добродушный и воспитанный Витек выругался при ней – выругался крепко, с оттяжкой, с хрипотцой:

– Бл-лядь, как же я их ненавижу!

«За что?» – хотела спросить Нина, но удержалась: такая лютая, вековая ненависть застыла на красивом и добродушном Витином лице.

– А я тебе говорила, – как ни в чем не бывало отозвалась Ксения, выслушав Нинины истории. – Таксист – он и есть таксист. Чего тут удивляться?

Но Нина по-прежнему удивлялась.

И потом, когда ее жизнь начала стремительно и необратимо меняться, когда произошло все то, чему суждено было произойти, она часто думала о том, что еще в самом начале, с Витей она впервые увидела, как непостижимо и безнадежно смешались в мире добро и зло, так что разделить их уже невозможно.

* * *

Витя разворачивает на коленях затертую на сгибах карту области и прокладывает маршрут: сперва выйти на трассу, потом свернуть на прямую и узкую дорогу, вдоль которой, как ягоды брусники, рассыпаны крошечные деревеньки. Доехать до развилки, а там направо до села, где расположен детдом.

Добирались полдня.

Сначала ошиблись и проскочили мимо нужного поворота по одинаково ровным, одинаково белым полям без единого запоминающегося ориентира. По проселочной дороге двигались еле-еле, и на капоте собрался целый сугроб, на котором ветер взметал снежные хохолки. Нина задремала, и ей приснилось, что они все время ездят по кругу и куда-то вниз, как по спирали.

Часам к двум пополудни прибыли на место, но никак не могли разыскать сам детский дом. Спрашивали на улице у жителей, но те затруднялись ответить, где расположен детский дом в их небольшом поселке, или показывали не в ту сторону. Наконец въехали на глухую уставленную заснеженными домиками улицу, чуть не увязнув колесами в сугробе на узкой, давно не чищенной колее.

Коньковский детский дом напоминал захолустную больницу или отделение милиции: двухэтажное здание из серого кирпича, укрытый снегом двор. Навстречу высыпали дети. К удивлению Нины, две девочки лет двенадцати подбежали к машине, просияли глазами и бегло затараторили по-испански. Позже она узнала, что некоторых детей из детского дома приглашали в Испанию погостить на летние каникулы. Звали каждое лето из года в год. Одних рано или поздно усыновляли, других усыновлять не собирались. Выучив испанский, накупавшись в море и смертельно привязавшись к чужой семье, дети возвращались в Россию, в крошечное село Коньково, забытое богом среди полей.

Нина с любопытством смотрела по сторонам. После дома ребенка с больничным кафелем, халатами и воплями младенцев все здесь выглядело большим, просторным и гулким. В коридоре было пусто, голоса отражались от стен, как будто где-то поблизости был физкультурный зал. Синяя масляная краска напоминала школу, только это была вечная школа, куда приводят однажды и не забирают.

В спальне для девочек размещались два ряда одинаковых кроваток, на покрывалах и на полу лежали квадраты солнечного света. На улице было не холодно: мягкая снежная зима, наступившая в первый Нинин приезд, прижилась и стояла до сих пор. Но градусник на стене показывал всего семнадцать градусов.

Клара, будущая приемная родительница, – белобрысая толстуха совершенно отечественного, среднерусского образца. «А я знаю, – хохочет она басом, от которого ходят волнами ее живот, груди и плечи. – Знаю, что похожа на русскую. Мне все про это говорят. А я Россию люблю! И дочка у меня теперь русская!»

В личном деле Нина прочитала, что Клара ни одного дня не была замужем, зато у себя в испанском городке работает в муниципалитете, где представляет какую-то местную партию, которая защищает женщин от насилия.

– Скажи, – спросила она у Клары, когда они на скорую руку завтракали в кафе перед выездом из Рогожина, – у вас в самом деле женщин обижают так часто, что им приходится в специальное общество вступать?

– Все время обижают, – нахмурилась Клара. – Дома, на работе, на улице. Газеты про это пишут! Организовали специальный комитет, если кто тебя тронул – бегом туда.

– И приходят?

– А то, – воскликнула Клара. – Еще как приходят! В полицию идти стыдно, особенно если на работе или собственный муж. Боятся. А мы помогаем, у нас психологи, адвокаты. А в России существует эта проблема?

– Существует, наверное, – задумалась Нина. – Но об этом как-то особо не говорят.

– О, у вас все впереди! Небось и не знаете, сколько женщин вокруг страдает.

– Не знаем, – честно ответила Нина. – У нас поговорка есть: бьет – значит любит… Это шутка, – добавила она, увидев побагровевшую физиономию Клары.

– Шутка?! – забухтела тетка, как кипящий самовар.

Нина сама была не рада, что завела этот скользкий разговор.

Света из коньковского детского дома, будущая приемная дочь Клары, оказалась крупным, физически развитым деревенским ребенком. По мнению Нины, она выглядела старше своих шести лет. Длинные ноги с выпирающими коленками, курносый нос, крупные веснушки, похожие на родинки.

– Здравствуй, Светлана, – обратилась к ней Нина. – Эта тетя приехала с тобой познакомиться.

– А что она мне привезла?

– Сейчас узнаем, – ободряюще сказала Нина. – Что-нибудь точно привезла.

Скоро в руках у девочки появилась кукла в ярком вечернем платье и набор детской косметики. Шуршит синяя подарочная бумага, пахнущая мылом. Нина такого еще не видела: тени, помады и румяна в небольшой пластмассовой коробочке почти не отличаются от «взрослой» косметики.

У куклы узкие бедра и длинные ноги, в низком вырезе платья виднеются острые груди. Света не спеша вертит ее в руках, критически осматривает со всех сторон, отворачивает подол юбки и проверяет, есть ли трусы.