Татуированные души - Аврора Гитри Страница 14

Мое неожиданное торможение задерживает бегущую вперед Нет, и она едва не падает. Она чертыхается. Поток проклятий срывается с ее безукоризненных губ. Но я не обращаю на них внимания. Впервые с тех пор, как вышла из квартиры, я поднимаю голову. Вывеска «Розовая леди» с горящими розовыми и зелеными буквами бросает отсветы на мое лицо.

Как и в первый раз, меня охватывает странное ощущение. Все кажется четким и расплывчатым одновременно, я словно просыпаюсь и оглядываю то, что меня окружает. Я словно чувствую себя живой. Да, именно живой.

— А… вот и вы наконец!

Старая сутенерша только что появилась у входа. В «Розовой леди» нет двери, только проход прямо под вывеской, заглянув в который различаешь цвет кожи девушек и блеск бутылок в полутьме. Женщина упирает руки в бока. Она делает укоризненное лицо, и я инстинктивно опускаю голову. Я всегда чувствую себя виноватой, если вызываю в ком-то гнев.

— Надо держаться прямо, Докмай.

Сразу после предупреждения я выпрямляюсь. И замечаю, что Нет тем временем уже зашла в бар. Она бросила меня одну.

— Ладно. Ты быстро научишься. Платье еще не совсем такое, как надо. Нужно… короче. Нужно короче, даже если эта длина больше подходит к твоему цвету кожи.

Нет хотела купить мне юбку, просто кусочек ткани, такой маленький, что он выглядел глупо. Я предпочла платье, которое открывает лишь часть икр, белых, как всякое начало.

— Давай входи.

Она поворачивается ко мне спиной. Ее каблуки стучат по полу, ее черные с серебряными нитями волосы зачесаны назад. Они покрыты лаком, собраны в плотную массу, сияющую, как зеркало. Я смотрю, как старуха растворяется в глубине «Розовой леди», мое сердце бьется так же, как в детстве в момент приближения к дому. Как и тогда, мне хочется, чтобы ноги превратились в корни, а руки — в ветви. Я хочу слиться с пейзажем и исчезнуть. Исчезнуть.

— Докмай…

Голос Нет торопит меня.

Докмай. Я — Докмай.

Мне удается держаться прямо и не опускать глаза. Когда я вхожу в бар, я чувствую, как на меня устремляются взгляды нескольких сидящих за стойкой девушек. Кто-то улыбается, кто-то нацепил маску равнодушия. Все они одеты в короткие разноцветные платья. Прямо радуга с ногами.

Я застываю посреди зала.

— А вот и наша новенькая, — бросает старуха, наливая себе стакан.

— Привет, привет.

Никаких представлений. Только более или менее дружелюбные приветствия. Более или менее пристальные взгляды.

— Ну, ты не стой там столбом. Невероятно… И где вы ее откопали?

Одна из девушек спустилась с табурета и отошла от стойки. У нее кошачьи глаза, зеленые, как изумруды. Я никогда не видела у тайцев таких глаз. Электрические глаза. Волосы спускаются вдоль шеи и падают на грудь. Они отчетливо выделяются на красном платье, облегающем безупречную фигуру. Губы цвета крови изогнуты. Улыбка полна иронии, но при этом так напоминает открытую рану, что меня бросает в дрожь. Я ощущаю исходящую от девушки… угрозу.

— Да я тебя уже видела, — говорит она, подходя ко мне.

Я отступаю. Я предчувствую опасность, поднимающуюся из глубин памяти.

Докмай. Я — Докмай.

— Ну если она с самого начала станет изображать оскорбленную девственницу, дело плохо, — бросает кошка, выпячивая грудь.

Среди девушек, облокотившихся на стойку, поднимается смех. У кого-то он пронзительный, у кого-то отрывистый, но у всех — издевательский. Я ищу глазами свою союзницу. Единственную. Нет. Но она исчезла.

— Ты мамочку потеряла? — спрашивает кошачий голос.

Хохот раздается снова.

— Кстати, мамуля тебе понадобилась бы, чтобы помочь немного. Она-то, наверное, хорошо ремесло знает, правда?

— Ньям [17] прекрати немедленно! — грохочет голос, низкий, как раскат грома.

Сначала мне кажется, что это Нет с распростертыми объятиями летит на помощь, готовясь обрушиться на мою обидчицу. Но окрик, бьющий точно в цель, не похож на пронзительный фальцет Нет. Он падает тяжело, опыт сделал его хриплым и скрежещущим. Такой тон исключает возможность пререканий. Сутенерша. Это сутенерша.

— Не обращай внимания. Ньям любит проверять новеньких на прочность.

Нет поднялась. Она наконец решила вмешаться.

Она рассказывает мне о Ньям. У нее больше всех клиентов. Она сражает поклонников наповал. Ее сердце и тело уже очень давно разлучены друг с другом.

— Избегай ее, — советует Нет. — Не приближайся к ней.

— Ах, так? Вот кто твоя покровительница. Что ж, меня это, кстати, не удивляет.

Все умолкают. В баре устанавливается тяжкая тишина. Я почти слышу, как потрескивает неоновая вывеска.

— Пойдем, Докмай, подготовим боксы.

Нет. Моя подруга-бунтарка. Которая всегда говорит то, что думает. Которая всегда защищается, когда на нее нападают. Которая ничего не боится… Она покорно опускает голову. Ее голос остается бесстрастным. Почти спокойным. Я смотрю, как она уходит к занавеске, словно волна, убегающая к горизонту. Ее мирный тон удивил меня, но в глубине души я ей за него благодарна.

— Сегодня ты учишься, — бросает сутенерша, не глядя на меня.

Я сижу в конце стойки, подальше от других девушек, особенно от Ньям и ее язвительных речей. Нет устроилась с левой стороны от меня, ее тело служит мне щитом.

— Ты слышишь, Докмай? Поможешь мне обслуживать клиентов. Из бара сможешь наблюдать, как работают другие девушки. Начнешь завтра.

Я чувствую, что все на меня смотрят, и прислоняюсь к стойке, чтобы унять дрожь.

— Но это не значит, что сегодня ты будешь отдыхать, — холодно продолжает старуха. — Давай шевели булками, иди ко мне. Мы открываемся через десять минут.

Я вскакиваю. И забываю об одной детали. Я на каблуках. Я едва не вытягиваюсь во весь рост на полу и цепляюсь за Нет. Хохот. Боль в сердце.

— Да осторожно ты, черт!

Моя подруга. Моя союзница раздражается и тихо меня отчитывает. Я чувствую, что от неуклюжего движения мой новый образ рассыпается. Уверенность в себе тает. Я недостаточно сильна. Я недостаточно смела. Я выпрямляюсь, выскребая со дна души остатки гордости.

— За баром пить нельзя. Если только клиент не угостит тебя коктейлем. Тогда не наливать в стакан спиртного. А уж тебе особенно. Ты и так еле на каблуках стоишь, так что…

Смешки профессионалок, с которых я должна брать пример. Вечер будет тянуться долго.

— Здесь у нас виски. Там — водка…

Сутенерша перечисляет странные, незнакомые, непроизносимые названия. Херес, ром, текила, джет двадцать семь, кюрассо. Она говорит о коктейлях, о смесях. Она показывает, как добиться гармонии цвета напитков, как смягчить горло, чтобы ублажить тело. Старуха уверенно манипулирует бутылками, которые пускаются в пляс под ее руками. Мне кажется, что я попала в логово колдуньи.