Bella Германия - Даниэль Шпек Страница 15

– Сaponata? Spaghetti alla puttanesca? Vitello tonnato? [20] – продолжала Джульетта.

Он покачал головой, и девушка рассмеялась:

– Когда-нибудь я приготовлю для вас все это. – Потом вздохнула и продолжила рассказ: – Мой папа вместе с папой Энцо работал на полях дона Витторио. Дон Витторио жил не на острове, в Мессине. Но ему принадлежала земля. А тот, кто владеет землей, владеет и людьми. Когда дон Витторио появлялся на острове, мы должны были целовать ему руку. Но мой папа был… comunista, вы понимаете?

Это слово Винсент понимал. Теперь пол-Германии принадлежало коммунистам. Его родина стала частью Польши. Ферму отца национализировали.

– Земля принадлежит тому, кто ее возделывает, – так говорил отец. – Он работал на этих полях и зимой и летом, а потом дон Витторио забирал у нас весь урожай. Нужна была rivoluzione, in tutta la Sicilia [21]. – Лицо Джульетты просветлело, было видно, как она любит своего отца. – Отец Энцо заболел. У него не было денег на врачей, и он умер. Тогда мой папа пришел в ярость. Он организовал большую забастовку среди крестьян. Они хотели dignità… как это… защитить честь.

Винсент кивнул.

– Папа был гордый человек. Он сказал мне: «Когда придет дон Витторио, не целуй ему руку. Мы не рабы». – Воспоминания волновали девушку все больше. – Мама испугалась. Все время повторяла, что мы бедные, что такова наша судьба. Но папа отвечал, что судьбу делаем мы сами.

Она замолчала, опустив глаза на маленький стол.

– И что было потом? – спросил Винсент.

– Дон Витторио прислал вооруженных людей. Они стреляли: работа или смерть. Крестьяне испугались и вышли в поле. Но папа не сдавался: лучше умереть с честью, чем жить, утратив человеческое достоинство. Он продал все, взял кредит и купил… как это… biglietti…

Винсент кивнул:

– Да. Билеты.

– В Америку… Для всех нас и для Энцо, его сестер и матери…

– И вы уплыли в Америку?

– Почти. – Она оставалась серьезной. – Мы упаковали чемоданы. Папа рассказывал нам о Нью-Йорке, Бостоне… Я очень хотела туда. Но в ночь накануне отъезда к нам в дом ворвались вооруженные люди дона Витторио. Они избили папу, переломали ему руки и ноги. Джованни был маленький, ничего не мог сделать. А мне было так страшно.

Она перевела взгляд на Винсента, как будто желая удостовериться, что тот понимает.

– Но зачем они это сделали? – удивился Винсент. – Вы ведь все равно собирались уезжать?

– Onore… вопрос чести.

Он все еще не понимал.

– Из мести?

Джульетта опустила глаза.

– На острове Эллис [22] всех больных отправляют обратно, им нужны только здоровые. Папу не пустили бы в Америку, и мы остались на Салине. Но папа больше не мог работать. Через год он умер. Теперь Джованни должен был работать на дона Витторио. Понимаете?

Только теперь Винсент стал улавливать извращенную логику событий.

– Энцо уехал в Милан, – продолжала она. – Мама разговаривала с ним по телефону, просила, чтобы он помог нам. Взамен он попросил моей руки.

– По телефону?

– Да. Но позже, тогда было не время. А что нам оставалось делать? У мамы не было выбора. Да и Энцо был uomo onesto [23], порядочный и при деле. Однажды он прибыл поездом из Милана и забрал всех нас на север. Устроил все – и жилье, и работу. Энцо спас нас.

Винсент молчал, пораженный и пристыженный. Напрасно он так плохо думал об Энцо. За окном мелькали машины, на крышах уже загорелась неоновая реклама. Современный Милан – и рабы, бегство, месть… Что за бред?

Джульетта первой нарушила молчание:

– Наша свадьба была… una promessa… договоренность на далекое будущее, не более. Но теперь…

Она закусила губу.

– Вы любите Энцо? – спросил Винсент.

Джульетта остановила на нем долгий взгляд, очевидно тронутая этим вопросом, ответить на который так и не смогла.

Обратно они мчались на мотоцикле по уже высыхающим улицам. Джульетта обнимала Винсента за талию обеими руками, а потом прислонила голову к его спине. Винсент слышал, как бьется ее сердце.

На углу набережной они расстались. Канал лежал подернутый туманом. Тенью промелькнула кошка. Джульетта быстро огляделась – не видит ли кто из соседей? – и, не попрощавшись, скользнула за угол. Но только Винсент развернул мотоцикл, пытаясь совладать с бурей в душе, как за спиной послышались легкие шаги. Она вернулась и обняла его за шею. А потом поцеловала – так страстно, что перехватило дыхание. И убежала, прежде чем Винсент успел опомниться.

В отель Винсент летел на всей скорости. Ночь выдалась лунной, в лицо хлестал влажный летний ветер. Винсент забыл надеть летные очки, они так и болтались на шее. В голове царил хаос, Винсента переполняли противоречивые чувства. По сторонам мелькали огни фонарей, глаза застилали слезы.

Когда на следующий день они повстречались на заводе, на ней было огненно-красное платье. Джульетта переводила беседу Винсента и Ренцо Ривольты, который захотел посмотреть, как поведет себя «изетта», оснащенная мотором «БМВ».

Винсент наслаждался мягким акцентом переводчицы, но слов почти не разбирал. Только звуки, в которых было столько невысказанного, имели сейчас для него значение. После поцелуя воздух между ними был словно наэлектризован, и напряжение неумолимо приближалось к критической точке.

Винсент решил по возможности сдерживаться и не давить на девушку. Но она сама дарила ему знаки внимания. Сначала выразительные взгляды, жесты. Потом свежая булочка, которую Винсент обнаружил на приборной панели «изетты». А затем Джульетта во время обеденного перерыва пришила на место оторвавшуюся пуговицу. Ворованные мгновенья, осевшие в памяти моментальными снимками. Винсент и Джульетта возле панели испытательного трека – близко, насколько позволяют правила приличия.

Вот она, косясь на него, перегрызает зубами нитку. А он сидит перед ней в одной майке: лицо загорелое, а плечи и руки от локтей и выше бледные. В кустах за окном стрекочут цикады, и полуденное солнце ласкает ее волосы – сменяющие друг друга в памяти грани остановленного мгновенья.

Оба соблюдали невысказанное соглашение не говорить о главном. Оба понимали, что рано или поздно кто-то его нарушит.