Апология чукчей - Эдуард Лимонов Страница 15

«И перед новою столицей померкнет старая Москва…»

В Санкт-Петербурге нужно либо готовить заговор против тирана, жить с английским паспортом, как Борис Савинков, встречаться в церквах с агентами-наблюдателями, ряженными в извозчиков и разносчиков, либо переживать гибельную больную страсть с падшей девушкой типа чахоточной Манон Леско или Сони Мармеладовой, ушедшей в проститутки. «Ах, ничего нельзя поделать!» И все рыдают, наслаждаясь сладкими страданиями. К вышеназванным типам поведения располагает в Санкт-Петербурге и гнилая холодная Нева селедочного цвета, река короткая, широкая и энергичная, и знаменитые питерские доходные дома с самой таинственной в мире архитектурой. Входя в двери питерской квартиры, никогда не знаешь, что за дверью — трущобная комнатушка три на три метра, или же тусклый коридорчик в свежей алебастре выведет тебя вдруг в настоящий дворец со многими этажами и бальным залом. В Санкт-Петербурге каждая дверь ведет в балетную сказку.

Есть, пожалуй, два с половиной балетных города в мире. Венеция, Санкт-Петербург и центр Парижа — острова. Санкт-Петербург — весь загадка, интрига, карнавал, вода, поплескивающая вдруг под балконом, «плюх!» трупа, сброшенного в канал. Современность не умалила, но добавила к зловещей таинственности Санкт-Петербурга: возникающие из тумана совершенно лысые подростки, набрасывающиеся с ножами на южных пришельцев с темными головами; это — настоящее. Но и Средневековье: разве в Венеции не сбрасывали с моста Вздохов зашитых в мешки осужденных? Банды лысых подростков-убийц в ночи — что может более взволновать воображение, если должным образом отрешиться от реалий и вульгарной лексики российского правосудия.

«Санкт-Петербург»… К нему хочется прибавить «граф», граф Санкт-Петербург, так же как граф Сен-Жермен, как маркиз де Сад, как граф Калиостро. Если персонифицировать город, увлекшись моим соблазнительным сравнением, представив его юным развращенным стройным аристократом в парике, из тех, что бегали по пейзажам Сомова или Бенуа, то можно проследить эволюцию. От юного Потемкина (это он потом обрюзг) и стройных братьев Орловых, все с внушительными, лошадиного размера приборами, затянутыми в лосины, до… предлагаю современную сцену. Женщина, скрыв лицо капюшоном черного пальто, пришедшая на свидание к мускулистому жиголо… опрокинутая на кровати, длинные ноги из кружев. Действие происходит в старомодном разваливающемся отеле рядом с Гостиным Двором, цена за номер 1000 (одна тысяча) рублей в сутки. Граф Санкт-Петербург молод. Ему двадцать семь, и он только что вышел из тюрьмы, где сидел за мошенничество… Представим, что такую сцену снял в Петербурге Хельмут Ньютон…

В России мне нравится иностранное. Я был без ума от суровой шинельной строгости Павловского дворца в Гатчине. Там в этом дворце больше германского духа, чем во всей Германии. Если уж мы хотим проникнуться чужим понравившимся нам духом, — мы умеем. От Санкт-Петербурга у меня идет кругом голова, как будто я наелся серых тонких грибов, собираемых в ноябре в окрестностях города санкт-петербургскими декадентами. Когда-то я видел такие грибы у одной питерской девочки, она возила их в трогательной аптечной коробочке, но та девочка давно умерла.

С другой питерской девочкой, Наташей Медведевой, я прожил тринадцать лет. Из них двенадцать в Париже и только год в Москве. Наташа Медведева тоже умерла, как и девочка с грибами. С каждой новой моей девочкой я старался приезжать в Санкт-Петербург, бродил там под дождем по Петропавловской крепости и по мостам, заходил в рюмочные, целовался и радовался жизни. А последние годы у меня вдруг обнаружилось, что все мои новые девочки — все из Санкт-Петербурга. В настоящее время я встречаюсь с одной крошкой оттуда, восемнадцати лет. Из Питера, а не из Санкт-Петербурга происходят и мучители русской интеллигенции Владимир Путин и Дмитрий Медведев. Отец Путина, впрочем, из лимиты, он переселился в опустошенный блокадой Ленинград из деревни в Тверской области. А Дмитрий Медведев — сын профессора, видимо, примкнул к чекистской лимите. Эти люди настолько банальны, что я упоминаю их здесь лишь из добросовестности. Скажут с упреком: о Санкт-Петербурге без упоминания Путина и Медведева?! Как можно… Пойдемте дальше…

Москва — толстая калмычка: «твоя моя понимает», хитрая торговка, а Санкт-Петербург — без сомнения — заморский фрукт. У каждого — свои преимущества. Там, где заморский фрукт чихает, хлюпает и кашляет, у толстой калмычки только разгораются щеки. Москва носит под верхней одеждой байковые большие советские трусы на толстой заднице и ляжках. Санкт-Петербург финтит в легоньких модных итальянских, по чреслам жиденько растянутых. Распутин глубоко московский тип, хотя и родила его Россия, Санкт-Петербург очень хотел убить его и убил. Большевики с Лениным во главе были иностранцы, эмигранты, как Санкт-Петербург. Сталин был по духу продукт московской государственности, Кремль был ему впору, как в юности стены семинарии, потому чуждый питерскому духу Сталин вырезал питерцев. Курехин и Тимур Новиков могли быть произведены только в Петербурге. А вот Егор Летов, так же как и Распутин, рожден был в Сибири, но по духу своих музыкальных истерик и конвульсий был легко узнаваемый москвич.

Что интересно, что за Санкт-Петербургом никого более нет. Потому он такой одинокий, обидчивый и взбалмошный. А за калмычкой Москвой вся Россия.

В Санкт-Петербурге есть Нева и Финский залив, то есть — море. Там есть холодный неласковый порт, где зимуют обледенелые корабли. Ветра безжалостно атакуют город, выдувая из него нужное тепло и ненужную заразу. В Санкт-Петербурге есть единственная в России площадь, где я чувствую (стоя у Александрийского столпа лицом к зданию Генерального штаба и спиной к вульгарному Зимнему зелененькому дворцу), что Россия — империя. Это Дворцовая площадь. В Москве такого имперского места нет. Стоя на косогоре Васильевского спуска под шатрами храма Василия Блаженного, можно лишь представить, что живешь в Татарии. А стоя на Красной площади, зажатой между Мавзолеем и Главным универмагом Москвы, не понимаешь, почему так мало места. Нет ни перспективы, ни дали, ни величия. Щель, а не площадь. Снесли бы ГУМ!

Москва — сборище бараков, воздвигнутых в разное время разными самодурами, не обладающими даже сильным желанием созидать, ленивых самодуров. Санкт-Петербург создан одним сильным мечтателем, постоянным усилием, напряжением и воображением экстраординарным. Амстердам, с которого якобы «срисовал» Санкт-Петербург Петр наш Великий — жалок, я там был четыре раза, в сравнении с Санкт-Петербургом.

В Москве настроили все кому не лень всего, что в голову взбрело. Хочется похвалить архитектора Сталина. Без его высоток Москва была бы скучнее, а сталинские дома с высокими потолками до сих пор являются инкубаторами для российской элиты. Моя любимая сталинская высотка — здание МИДа. Так и кажется, что сверху сидит могучий каменный бог Гор (Horus), а на всех карнизах присели демоны. При взгляде на высотку МИДа у меня возникает, как пишут в интернете, настроение: фильм Ридли Скотта «Blade Runner», 1982 год.

Всего, что в голову взбрело, настроили. Хочется изругать градоначальника Лужкова, воздвигшего на месте Манежной площади смехотворную базарную композицию с бронзовыми «скульптурами», «Рыбак и рыбка» и более мелкие персонажи пушкинских сказок в воде якобы реки Неглинной там торчат. А рядом подземный, о трех этажах, магазин редкой вульгарности. Кто запузырил этот проект в священном месте в сотне метров от Священного Огня и Могилы Неизвестного Солдата? Чье пошлейшее сердце придумало? Расстрелять, расстрелять бы, если бы за пошлость и отсутствие вкуса расстреливали, то архитектора расстрелять…