Неспящий Мадрид - Грегуар Поле Страница 15

— Транзит, транзит, скажи еще — через кишечник. Этот тип пишет быстрее, чем он…

— Он пишет быстрее других, это…

— Вот, слышу издателя: он пишет быстро, стало быть, коммерчески выгоден, само собой. Нет, я говорю, что он пишет бы…

— Для коммерческой выгоды, как ты говоришь, важна не столько скорость, сколько способность к…

— Я говорю: он пишет быстрее, чем думает.

— Способность всякий раз убеждать чи…

— Подавить его критическую способность, да; постоянно видя его имя, люди в конце концов приходят к убеждению, что он — явление, что это большой писатель и то, что он пишет, должно…

— Это большой писатель.

— Это жирный писатель, Миранда, то есть жирный для тебя, потому…

— Понятное дело, ты-то молчишь по пять лет и хочешь…

— Пять лет вынашивать то, что я написал, да, именно, ведь то, что пишу я, это как хорошее вино, а Вильена — это божоле нов…

— Вега-Сицилия [35]выпускает по кюве в год!

— И шато-марго тоже. Прекратите пикироваться, как мальчишки, и налейте-ка лучше мне кавы, бутылки пустеют без меня.

Миранда берет бутылку из ведерка со льдом и подносит ее Грасиэле, не замечая холодных капель, падающих на колени романистки.

— Вы меня поливаете, Хавьер!

— Тысяча извинений, Грасиэла, я такой неловкий.

— Да аккуратней же!

Миранда хочет загладить промах, но теперь пена выплескивается из бокала и течет по унизанной кольцами руке Грасиэлы. Она ахает — ей нравится ахать так, что все оборачиваются к ней. Сантьяго поспешно достает из кармана красивый белоснежный платок и подает ей.

Три беседы смолкли, повисла пауза, можно вставить слово, и Селина, которая давно искала момент, хватается за эту возможность, понимая, что другой не представится. Надо ловить удачу за хвост. Звонким голосом она говорит:

— А что вы скажете, дорогая Грасиэла… и вы все о чудесном Моцарте, которого мы слушаем? Меня пробирает, просто ужас как.

Грасиэла не отвечает. Пауза длится. Слово берет Эдит:

— Вы шутите, я полагаю: это полный провал, слушать невозможно, уши вянут, Дон Жуан фальшивит ужасно, ходит по-утиному, дикции никакой, нет, честное слово, это кошмар. Не понимаю, как Густав Карст и Концертгебау согласились с этим убожеством играть.

Сантьяго. Мадрид — это же сплошной музыкальный маразм. Надо ехать в Барселону, чтобы послушать что-то пристойное.

Матильда. Да вообще, нет спасения нигде, кроме Вены.

Тибо. У нас в Льеже хорошая опера.

Грасиэла. Нет, правда, в Барселоне можно послушать прекрасные вещи.

Берналь. Но далековато.

Миранда. Надо признать, увертюра — это был старый добрый Карст. Прекрасная увертюра, тонкая, изысканная, трагическая без надрыва, легкая в нужный момент, я возлагал большие надежды, прослушав эту увертюру.

Матильда. Да, правда, увертюра…

Миранда. Да, а потом этот провальный Дон Жуан, по-моему, сбил Карста с толку, и больше он не сделал ничего путного.

Эдит. Да он больше почти не дирижирует, оркестр играет сам по себе, в этот вечер он вряд ли потеряет с потом пять кило, как обычно.

Матильда. Он теряет пять кило?

Тибо. Да, говорят, как гонщики «Формулы-один». Однажды на Франкоршаме [36]я слышал интервью Шумахера, он сказал…

Эдит. Да, я несколько раз встречала Густава Карста у Яхера, он рассказывал, что концерт стоит ему трех килограмм, а опера пяти.

Сантьяго. Думаю, не всякая: вряд ли он теряет на «Бастьене и Бастьенне» столько же, сколько на «Зигфриде».

Федерико. Добрый вечер всем!

Грасиэла. Федерико! Какой приятный сюрприз! Я вас не видела.

Федерико. Мы только что пришли.

Сантьяго. Эдит, разреши представить тебе Федерико Гарсия Гарсия, блестящего журналиста из «АВС» и, стало быть, коллегу моей половины.

Эдит. Очень приятно, Эдит Жако.

Сантьяго. Эдит историк искусства, ты, наверно, читал ее книгу о вкусе и эротизме в семнадцатом веке, издательство «Ситадель и Мазено», просто чудо.

Федерико. Ну конечно. Вы живете в Париже?

Эдит. Да, вообще-то я живу между Парижем, Брюсселем и Веной.

Матильда. И Мадридом.

Эдит. Да, время от времени.

Матильда. Довольно часто все-таки.

Эдит. Когда как.

Федерико. Я дам вам мой адрес, я тоже время от времени бываю в Париже.

Берналь. Федерико, познакомь же нас наконец с этой очаровательной девушкой, в такой компании и с тобой можно пообщаться.

Летисия. Меня зовут Летисия Ромеро.

Миранда. Чем вы занимаетесь?

Берналь. В дневное время, естественно.

Федерико. Это сестра восходящей звезды, что поет сегодня Дон Жуана.

Селина. Хотите бокал кавы?

Эдит. Кончилась.

Летисия. Мы не могли приехать раньше, пропустили начало.

Матильда. Не вы одни.

Летисия. Ну и как?

Миранда. Прекрасно, прекрасно.

Сантьяго. Да, он талантлив, несомненно, талантлив. Может быть, молод еще.

Матильда. Как это вышло, что ваш брат, та-кой молодой, сегодня на сцене с величайшим дирижером?

Летисия. Карст слышал его как-то в Амстердаме. И потом, мой брат получил первую премию Парижской консерватории.

Эдит. Это не имеет значения.

Летисия. Так как он? Справился? Или не очень?

Селина. Лично меня проняло.

Эдит. Да прекратите же морочить голову бедной девушке!

Летисия. Хорошо все прошло?

Эдит. Ваш брат провалил свой выход и все еще не взял себя в руки. Не самая большая трагедия, но увы. Антракт пойдет ему на пользу.

Федерико. Ну да, публика потом помнит не с чего все начиналось, а чем закончилось. Это как на корриде.

Берналь. Угу, а началось, кстати, с опозданием на полчаса.

Миранда. На двадцать минут.