Обратная сторона успеха - Сидни Шелдон Страница 15

Преимущества работы днем заключались в том, что у меня не только оставалось время обходить издателей, но и вечера были свободными, и по крайней мере три раза в неделю я ходил в театр смотреть пьесы. Денег, конечно, хватало только на самые дешевые места на галерке. Зато я видел «Обслуживание номеров», «Ирландская роза Эйби», «Тобакко-роуд», «Ты не сможешь взять это с собой»…

Репертуар был бесконечен.

Мой новый друг Сидни Розенталь нашел работу и как-то предложил мне:

– Почему бы нам не скинуться на приличное жилье и не убраться отсюда подальше?

– Классная мысль.

Через неделю мы покинули гостиницу ИМКА и перебрались в отель «Гранд-юнион» на Тридцать второй улице. У нас были две спальни и гостиная, что после клетушки в ИМКА казалось верхом роскоши.

В письме Натали напомнила мне о дальнем родственнике, жившем в Нью-Йорке. Он, как и дядя Сэм, управлял гардеробом в казино «Глен Коув» на Лонг-Айленде. Мать посоветовала мне позвонить ему. Родственника звали Клиффордом Вулфом, и прием, оказанный мне, нельзя было назвать иначе чем самым сердечным.

– Я слышал, ты перебрался в Нью-Йорк. Чем занимаешься?

Я объяснил.

– Не хочешь поработать в моем гардеробе три ночи в неделю?

– С удовольствием! – обрадовался я. – Но у меня есть приятель, который…

– Зови и его.

Итак, три ночи в неделю мы с Сидни проводили на Лонг-Айленде, где вместе получали три доллара, развешивая шляпы и пальто. Тепленькое местечко – там, помимо всего прочего, мы имели возможность таскать с буфетной стойки столько еды, сколько могли унести.

К тому же нас вместе со служащими казино привозил и увозил служебный автомобиль. Полученные деньги я посылал Натали. Она упорно возвращала их мне.

Как-то вечером, когда я вошел в гардероб, Клиффорд Вулф недовольно поморщился:

– Этот костюм, который на тебе…

Костюм и в самом деле совершенно износился.

– И что теперь?

– У тебя нет ничего получше?

Я смущенно покачал головой. Мой гардероб уместился бы в обычном портфеле.

– Боюсь, нет.

– Ничего, мы что-нибудь придумаем, – пообещал он.

На следующий вечер, когда я приехал в «Глен Коув», Клиффорд Вулф протянул мне синий саржевый костюм и сказал:

– Отправляйся к портному, пусть он подгонит костюм на тебя.

С этого времени я ходил в «Глен Коув» в костюме Клиффорда.

Необъяснимые смены моего настроения продолжались. Я либо был безрассудно весел, либо находился на грани самоубийства. Ниже приводится очередная выдержка из письма к Натали и Отто от 26 декабря 1936 года. Я писал:

«Сейчас я почти сдался и готов прекратить борьбу. Не знаю, смогу ли продержаться еще немного. Будь я уверен в своих силах, все шло бы значительно легче».

Но уже через месяц тон моих писем стал совсем другим:

«Что касается песен, похоже, что лед тронулся. Менеджер „Чаппел“ услышал один из наших новых номеров, велел переписать припев и снова принести. Он очень разборчив, и уж если песня ему понравилась, это хороший знак».

У меня снова сместился позвоночный диск, и на этот раз мне пришлось пролежать в постели три дня. А когда я выздоровел, мне стало легче, я опять впал в эйфорию. Именно в этот момент передо мной открылись новые перспективы. В один из моих обходов Брилл-билдинг я встретил хорошо одетого коротышку с приветливой улыбкой. Тогда я не знал его имени, но он был в офисе компании «Ремик», когда менеджер слушал одну из моих песен. К сожалению, менеджер привычно покачал головой.

– Это не то, что нам сейчас… – начал он.

– Но это может оказаться настоящим хитом, – уговаривал я. – «Когда любовь ушла, любовь ушла, звезды больше не сияют, и грустные песни льются в душу…»

Менеджер пожал плечами.

Незнакомец с приветливой улыбкой пристально посмотрел на меня и попросил показать ноты.

– Чертовски хорошие стихи, – заметил он. – Как вас зовут?

– Сидни Шелдон.

Он протянул мне руку:

– Я Макс Рич.

Я знал это имя. Две его песни звучали по радио всю последнюю неделю. Одна называлась «Улыбайся, черт тебя возьми, улыбайся». Вторая – «Девушка в маленькой зеленой шляпке».

– Вы уже что-то опубликовали, Сидни?

Опять этот коварный вопрос. Я сразу пал духом и стал поглядывать в сторону двери.

– Нет.

– Что ж, пора начать. Хотите работать со мной?

Такого я не ожидал. Вот он, долгожданный шанс!

– Я… буду очень рад, – выдохнул я.

– Мой офис на втором этаже. Приходите завтра в десять утра, и приступим к работе.

– Здорово!

– Да, и принесите все стихи, которые у вас есть.

Я судорожно сглотнул.

– Обязательно, мистер Рич.

В эту минуту я был на седьмом небе! А когда рассказал обо всем Сидни Розенталю, тот тоже обрадовался:

– Поздравляю! Макс Рич может опубликовать все, что угодно.

– Я могу показать ему и твои песни, – предложил я.

– Сначала пробейся сам.

– Ты прав.

Вечером мы с Сидни устроили праздничный ужин, но я был слишком взволнован, чтобы есть. Все, о чем я мечтал, вот-вот сбудется. «Песни Макса Рича и Сидни Шелдона». Звучит прекрасно! И имена так здорово сочетаются!

Я чувствовал, что с Максом Ричем будет легко работать, и был уверен: мои стихи ему понравятся.

Я уже хотел позвонить Натали и Отто, но решил подождать, пока все не уладится окончательно.

Но ночью, лежа в постели, я вдруг подумал: «С чего это Макс Рич вдруг захочет писать песни вместе со мной?! Почему не найдет никого другого? Он просто очень добрый человек. Вот и переоценил мой небольшой талант, но скоро наверняка разочаруется. Я недостаточно хорош, чтобы работать с ним».

Неизвестно откуда вновь спустилось черное облако тоски.

«Все издатели в Брилл-билдинг отказали мне, а они профессионалы и могут с первого взгляда распознать истинный талант. Я ничтожество. И, если приду к Максу, просто поставлю себя в глупое положение.»

В десять утра, пока Макс Рич ждал меня в своем офисе, я уже сидел в автобусе компании «Грейхаунд», идущем в Чикаго.

Я вернулся в Чикаго в марте 1937-го, потерпев полный крах. Родные очень мне сочувствовали, но от этого легче не становилось.

– Эти люди ничего не понимают и не способны распознать талантливую песню, – утверждала Натали.