Ночной поезд - Мартин Эмис Страница 15

– Впервые вижу твои ноги, Майк, – сказала Мириам.

– Что ж, полюбуйтесь, – ответила я и вместе с ней стала разглядывать свои ноги в черных чулках. – А от кого у Дженнифер были такие ножки? – пользуясь моментом, внезапно спросила я. – Вроде бы не от вас. Мы с вами слегка похожи.

У Дженнифер были ноги как у беговой лошадки. Мои же смахивают на отбойные молотки – да и у Мириам не лучше.

– Я раньше не раз говаривала, мол, она всю жизнь будет гадать, откуда у нее такая фигура. Пусть себе ломает голову. В кого она вышла фигурой, в кого – лицом. А форма ног – это от Райаннон, от матери Тома.

Мы замолчали. Я приходила в себя, затягиваясь сигаретой. Для меня это были мгновения отдыха.

– Майк… Послушай, Майк, мы кое-что узнали про Дженнифер и хотим поделиться с тобой. Ты готова?

– Готова.

– Ты не видела результаты токсикологической экспертизы. Том их уничтожил. Майк, Дженнифер сидела на литии.

Литий… Мне требовалось переварить эту новость – литий. В нашем городе (его не зря прозвали Наркотаун) полиция невооруженным глазом видит наркомана. Литий – это легкий металл, который применяется в производстве смазочных материалов, сплавов и химических реактивов. А карбонат лития (если не ошибаюсь, это вроде бы соль) используется как стабилизатор психоэмоционального состояния. Вот это действительно прозвучало как гром среди ясного неба. Ведь литий назначают при одном из самых тяжелых психических расстройств – при маниакально-депрессивном психозе.

Я спросила:

– И вы не знали, что у нее были такого рода проблемы?

– Нет.

– А Трейдер в курсе?

– Трейдеру я не сказала. Обошла этот вопрос. В общем, нет, он не в курсе. Нет! Кто бы мог подумать такое о Дженнифер – она выглядела абсолютно уравновешенной.

Да, люди много чего делают тайком. Убивают, хоронят, разводятся, женятся, меняют пол, сходят с ума – и никто ни сном ни духом не ведает. Рожают тройню в ванной – и все шито-крыто.

– Понимаешь, Майк, нам от этого, конечно, не легче, но все-таки история нашла хоть какое-то объяснение.

– И как это пережил полковник Том?

– Постепенно оправился. Я уж стала бояться, что мы его потеряем. Но он оправился.

Мириам резко обернулась в ту сторону, где стоял ее муж. Отвисшая нижняя губа, остекленевшие глаза. Как будто теперь он подсел на литий. Его психоэмоциональное состояние стабилизировалось. Он не моргая смотрел сквозь вселенскую дымку.

– Видишь ли, Майк, мы искали ответа на вопрос «почему?». И кажется, нашли. Но теперь возникает вопрос «кто?». Кто такая была наша Дженнифер?

Я выжидала.

– Найди ответ, Майк. Кроме тебя, некому. Можешь не торопиться. Том тебя отблагодарит. Найди ответ. Дело можно доверить только тебе, Майк.

– Но почему?

– Потому что ты – женщина.

И я согласилась. Сказала: ладно. Хотя понимала, что эта история – не голливудский сироп и не детские игрушки. Знала, что ответ будет страшным. Знала, что он приведет меня к какому-то пределу – и дальше, за последнюю черту. Знала – как теперь мне кажется, знала уже тогда, – что смерть Дженнифер Рокуэлл откроет нашей планете нечто новое, доселе неслыханное.

– Вы уверены, что хотите получить ответ? – спросила я.

– Этого хочет Том. Ведь он – полиция. А я его жена. Так что все в порядке, Майк. Хоть ты и женщина, но, по-моему, достаточно решительная.

– Наверно, – сказала я и опустила голову.

Я достаточно решительная. Но с каждым часом все меньше этим горжусь.

Мириам снова повернулась к мужу и медленно кивнула. Прежде чем направиться к нему, она еще раз спросила:

– Никак не пойму, Майк, кто же такая была наша Дженнифер?

* * *

Наверно, теперь у всех нас в сознании живет этот образ. И эти звуки. Кадры из фильма. Они посещают Мириам. Посещают меня. В прокуренном кабинете для допросов я видела их по ту сторону глаз Трейдера – кадры из фильма о смерти Дженнифер Рокуэлл.

Вы бы не увидели в них Дженнифер. Вы бы увидели только стену у нее за головой. Первый выстрел – и расцветает кошмарный красный цветок. Удар, стон и судорога. Потом второй выстрел. Удар, всхлип, вздох. Потом третий.

Вы бы ее не увидели.

Самоубийство – это ночной поезд, стремительно уносящий в темноту. Можно добраться туда и своим ходом, но так гораздо быстрее. Надо лишь купить билет и войти в вагон. За билет придется отдать все что есть. Только это билет в один конец. поезд увезет тебя в ночь и там оставит. Ведь это ночной поезд. Не могу отделаться от чувства, будто в меня вселился кто-то посторонний: то и дело во тьме вспыхивает чужой карманный фонарик. Во мне живет Дженнифер Рокуэлл – она пытается открыть мне то, чего я не хочу видеть.

Самоубийство – это жестокая схватка ума и тела, в которой нет победителя.

Черт, надо бы притормозить. Надо сбавить обороты.

* * *

То, чем я сейчас занимаюсь, используя шариковую ручку, магнитофон и компьютер, – сродни ремеслу Поли Ноу, который орудует электропилой, зажимом и скальпелем. Я тоже провожу вскрытие, только психологическое.

В этом ремесле я поднаторела. Набила руку.

Вспоминаю:

Было недолгое время, когда меня за глаза называли «Майк Суицид». В лицо мне такое бросили только один раз, а вскоре эта кличка сама собой отлипла. Даже наши циники поняли, что перегнули палку – прозвище звучало оскорбительно. Причем не для тех бедолаг, которые сводят счеты с жизнью, запершись в гараже, в машине с включенным движком, или лежа в ванне, в собственной кровавой жиже. Оскорбительно в первую очередь для меня. Это означало, что я, как дура, готова была мчаться по любому звонку без разбора. Между тем выезд на самоубийство – только лишняя холера: не влияет ни на процент раскрываемости, ни на выплату сверхурочных. Когда среди ночи поступал вызов, дежурный – Мак или О'Бой – прикрывал ладонью трубку и нахмурившись говорил: «Может, съездишь, Майк? Там подозрение на суицид. А мне подзаработать надо – матери на операцию не хватает». Дескать, ему самому ловить тут нечего. К тому же этот примерный сынок считает, что выезд на самоубийство – ниже его детективного достоинства. Ему подавай настоящих преступников, а не каких-то блаженных – таким сто лет назад даже на кладбище места не находилось: оттаскивали их в канаву и засыпали камнями, да еще кол в сердце могли вбить. Дальше – больше. Парни просто делали кислую мину и протягивали мне трубку: «Майк, суицид». В конце концов мое терпение лопнуло. Но возможно, они были правы. Неведомая сила влекла меня на место самоубийства. Я ползала на карачках под мостом на берегу реки, растерянно застывала посреди сарая, видя, как на стене медленно покачивается тень, а сама думала: до какой же степени нужно ненавидеть свою жизнь, чтобы восстать против Божьего промысла?