Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс Страница 15

А вот и управление охраны общественного порядка. Лифт привозит вас на пятый этаж – тесный обшарпанный коридор без окон, негостеприимно запертые двери с табличками «служебный вход». Все выкрашено серым: стены, линолеум, три деревянные скамейки. Такое впечатление, что здесь, в храме закона, царит вечная зима – даже когда снаружи разгар апреля. Вы дрожите, как от холода. Отцу частенько доводилось проводить ночь за решеткой, а потом приходить домой с разбитой головой. Трудно поверить, что каждый раз ему доставалось за дело. Когда вы с маленьким братишкой спрашивали, за что полицейские его побили, отец усмехался: «Карие глаза, черные волосы».

Коридор заворачивает и приводит к окошку регистратуры. Вниманием вашу парочку не балуют: Белфорд встрепан и угодлив, а вы держитесь надменно (типичная линия поведения в присутственном месте). Бытует мнение, что люди, ведущие себя заносчиво в обществе носильщиков и чиновников, страдают комплексом исключительности, но в вашем случае это скорее желание максимально отдалиться от обслуживающего персонала, чтобы судьбе не так-то просто было перебросить вас к ним, на тот берег. Каждая деловая дама, задирающая нос перед официанткой, в глубине души боится, что сама окажется на ее месте с подносом в руках. Такой снобизм – просто жалкая попытка защитного шаманства.

Сорокалетняя регистраторша (ее должность скорее всего называется как-то иначе), похоже, ежедневно проводит несколько часов в морозилке: пепельно-серое плоско-перекошенное лицо – сырой бифштекс из динозавра, отсеченный каменным топором; глаза – белые хрящики; рот – кривой поперечный разрез. Узнав, что вы пришли из-за обезьяны, она тоже становится надменной.

– Видите ли, полиция занимается важными делами, – сообщает она таким тоном, как будто вы дебилы, ничему не научившиеся из сериалов про будни полицейских. – Обратитесь в общество защиты животных.

Белфорд включает риэлторское обаяние, но регистраторша продолжает твердить как робот:

– Общество защиты животных. Общество защиты животных…

Она хочет отправить вас в так называемый «приют», чтобы тамошний чиновник (в просторечии «собачник») с вами побеседовал.

Белфорд не выдерживает и, закусив разбитую губу, начинает знакомить мясоликую тетю с выдающейся биографией Андрэ. Увы, злая тетя не дает ему развернуться; она подходит к телефону и, поминутно закатывая костяные глаза и обмениваясь ухмылками с другими полицейскими, начинает звонить следователю. Похоже, ею движет не сочувствие, а подозрительность. Один раз она демонстративно, так что можно прочесть по губам, шепчет «Харборвью», обращаясь к сидящей за соседним столом девушке. «Харборвью» – это название психушки, куда полиция препровождает буйнопомешанных нарушителей закона.

Далее вы проводите томительных полчаса, ожидая следователя; на жесткой серой скамейке нет даже прошлогодних журналов, чтобы развеять скуку. Мало кому это понравится, но удивляться нечему. Тетя с лицом из ящерового мяса явно не врала, когда упомянула, что в отделении дежурит всего один следователь. У городов не хватает средств, чтобы обеспечить собственное обслуживание. Инфраструктура разрушается, финансовые инспекторы кружат вокруг муниципальных институтов как стервятники, археологи уже точат лопаты на города, которые еще не занесены. Что тут поделаешь? Остается лишь сидеть на этой скамейке в обществе Белфорда, тоскливо размышляя о неотвратимом понедельнике и о том, как прикрыть свою вопиюще беззащитную задницу.

Когда появляется долгожданный следователь, у Белфорда хватает присутствия духа, чтобы дать ему свою визитку. Вы поспешно следуете его примеру. Визитки производят благоприятное впечатление: риэлтор, брокер – кто знает, может, эти чудаки с самим мэром якшаются! Краснолицый белобрысый следователь, похожий на ирландского священника, который слишком часто засыпал в исповедальне и бился носом об окошко, начинает с уважительным интересом слушать рассказ Белфорда.

– Вы спрашиваете, как выглядела сбежавшая обезьяна? Ну, если вы разбираетесь в обезьянах, то легко можете представить себе Андрэ: бесхвостый макак, так называемая варварийская обезьяна. Единственный вид мартышкообразных, обитающий в Европе. Примерно вашего роста, вашей комплекции. Мех темно-коричневый. Добродушная, если ее не дразнить. Обожает банановое эскимо, кексы с изюмом и яблочные пирожки – знаете, такие дешевые, в целлофановой упаковке. В общем, с виду – обычная макака, практически без хвоста. Хотя если бы дело было только во внешности, мы бы не стали отнимать ваше драгоценное время. Мы обратились бы в общество защиты животных.

Пока Белфорд собирается с мыслями, чтобы перейти от предисловия к рассказу, следователь отрывается от блокнота и оглядывает вас с ног до головы. Это тяжелый взгляд: вероятнее всего, парень прикидывает, может ли эта молодая, опрятная, хорошо подстриженная деловая женщина быть причиной белого безобразия вокруг ширинки Белфорда. Боже, какой стыд! А может, у парня все сбережения вложены в акции, вот он и таращится. Или опять виноваты пресловутые «карие глаза, черные волосы»? Вы невольно ерзаете на неуютной жесткой скамейке.

– Понимаете, я привез Андрэ из Франции более трех лет назад. Там он попал в некоторую… гм-м… переделку. Причем весьма серьезную.

– Вы не могли бы уточнить? – просит следователь. И смотрит почему-то опять на вас. Можно себе представить, какие мерзости он воображает! Ну как тут не покраснеть?

– Андрэ не был дикой обезьяной. Я хочу сказать, до меня у него был другой хозяин. Один бельгийский дрессировщик, ступивший на кривую дорожку. В общем, самый настоящий ворюга – если называть вещи своими именами. Известный похититель драгоценностей. Хотя, пожалуй, правильнее было бы сказать «печально известный». Да, именно так. Печально известный…

– Продолжайте, – нетерпеливо перебивает равнодушный к стилистике следователь.

– Вы, должно быть, слышали о нем. Конго ван ден Босс. Не слышали? Гм, странно… В общем, во всем виноват этот Конго. В самом деле, ну зачем макаке изумрудное колье? Или ацтекские самоцветы? Или брильянты, если уж на то пошло? Конечно, обезьяны очень сообразительны, но все же они животные, как ни крути; они понятия не имеют, почему люди так ценят цветные побрякушки. Андрэ всего лишь делал то, чему его научил Конго ван ден Босс – странно, что вам не знакомо это имя! С точки зрения бедной обезьяны это просто цирковой трюк, понимаете? Откуда ей было знать, что нарушался закон? Вы согласны?

– Продолжайте, пожалуйста.

– Так вот. Когда мистера ван ден Босса схватили, я как раз был во Франции, в турпоездке. Его взяли с поличным в Сан-Тропезе – это мелкий городок на Ривьере, вряд ли я согласился бы там жить, ха-ха! Вот тут-то и открылось, что мерзавец выдрессировал обезьяну себе в помощники. Этим и объяснялся его успех. В самом деле, подумайте: кто сможет забраться в спальню к миллионеру ловчее, чем обезьяна? В общем, суд признал Конго виновным и отправил его в тюрьму. Но остался открытым вопрос: что делать с Андрэ? Вокруг этой истории поднялся страшный шум, потому что власти хотели его усыпить. Они считали, что зверю, который усвоил преступные привычки, нельзя больше доверять. Однако местная группа защиты прав животных выразила протест, и в конце концов несчастную обезьяну посадили в муниципальный зоопарк Сан-Тропеза. Это случилось за неделю до того, как наша группа прибыла на Ривьеру. К сожалению… в общем, Андрэ пробыл в зоопарке только два дня, а потом… э-э… сбежал и начал… – Белфорд погружается в трагическое молчание.