Скелеты в шкафу истории - Анатолий Вассерман Страница 15

Тем не менее товары, обнаруженные на Черкизовском рынке, действительно представляются примерами множества проблем. Причём порождаются эти проблемы не на общегосударственном уровне, а в быту каждого из нас.

Основная черкизовская проблема связана с одним из понятий, ныне включённых в юридическую фикцию «интеллектуальная собственность». Я – противник этой фикции в целом именно потому, что в ней объединены качественно разные понятия, дабы некоторыми заведомо полезными оправдать некоторые иные, столь же заведомо вредные. В данном случае речь идёт о брэнде.

Брэнд тоже выглядит фикцией. Многие брэнды куда дороже всех охваченных ими реальных ресурсов – товаров, услуг и средств их обеспечения. Так, в цене брэнда Coca-Cola основную долю составляют последствия вековых расходов на рекламу. Из примерно $10–15 млн (по экспертным оценкам) цены брэнда «Что? Где? Когда?» по меньшей мере половина – цена сотен часов эфирного времени, затраченного в советское время на отработку всех нюансов совмещения коллективного мышления с увлекательностью телевизионного шоу.

Но всё же, как правило, основная часть цены брэнда напрямую связана с тем, что он даёт своим потребителям. Покупая товар с фирменной эмблемой, мы рассчитываем на определённый – гарантированный фирмой – уровень качества. Он, естественно, далеко не бесплатен. Соответственно и цена продукции одного назначения, но разных брэндов, может заметно различаться.

Поддельный товар не гарантирует соответствия ожидаемому стандарту. Между тем его цена если и отличается от оригинала, то далеко не настолько, насколько следовало бы по реальным потребительским потерям: торговцы вряд ли воздержатся от перенаправления в собственный карман всего, что серьёзная фирма тратит на поддержание надлежащей организации труда и всяческий сервис. Следовательно, вся разница между реальной стоимостью подделки и ценой полноценного товара – прямой убыток потребителя.

По отдалённой ассоциации вспоминается работа Фридриха Августа Августовича фон Хайека «Частные деньги». В 1976-м – в разгар финансового кризиса, сотрясавшего мировую экономику уже около десятилетия – столп либертарианской экономической теории показал: если позволить каждому желающему выпускать деньги самостоятельно, свободный рынок рано или поздно отберёт разумных эмитентов, способных обеспечить устойчивость своей валюты. Но один из ключевых здесь пунктов – именно «своей»: по мысли Хайека, всякий вправе выпускать валюту собственного образца, но никто не вправе подделывать чужую, дабы не паразитировать на чужой репутации.

Паразитические подделки могут вынудить добросовестных производителей вовсе уйти с рынка. Примеры тому бытовали ещё в глубочайшей древности. Так, археологи обнаружили: эпоха феодального распада Руси ознаменовалась, помимо прочего упадка, изменением технологии производства ножей. Классический древнерусский нож ковали из тонкой высокоуглеродистой пластины с двумя низкоуглеродистыми обкладками. Мягкие бока истираются быстрее твёрдой сердцевины – по ходу работы нож остаётся острым. Но кто-то упростил работу – на низкоуглеродистый нож наварил узкую высокоуглеродистую кромку. Такой нож поначалу – при продаже – режет не хуже самозатачивающегося, но очень скоро тупится и дальше – даже при регулярной заточке – работает плохо. Зато куда дешевле. Ведь при тогдашней металлургической технологии легко получить почти чистое – и поэтому мягкое – железо или чугун, где углерода так много, что он выпадает из раствора в отдельные хлопья – зародыши будущих трещин. Промежуточный же состав – высокоуглеродистую, но ещё не хрупкую (в отличие от чугуна) сталь даже сегодня куда сложнее делать, чем крайние варианты. А уж тогда халтурщики получали изрядную сверхприбыль по сравнению с честными мастерами. В конце концов конкуренция вынудила всех ножовщиков перейти на примитивную технологию. Потребители же полностью потеряли возможность приобрести удобный долговечный инструмент. Самозаточку пришлось переоткрывать уже в XX веке.

Свободный рынок теоретически способен справляться даже с такими сложностями. Если бы рядовой покупатель мог прямо на базаре отличить нож с наварной кромкой от трёхслойного – первый же фальсификатор был бы разоблачён и с позором изгнан. Увы, на такую экспертизу способен даже не каждый кузнец. Не зря в нашу эпоху беспрестанного роста технической сложности продукции процветают сертификационные и экспертные службы – от знаменитой немецкой независимой Stiftung Warentest до российского государственного Геннадия Григорьевича Онищенко. Контрабандные поставки проходят, как правило, мимо бдительного экспертного взгляда, а потому остаётся лишь напомнить старинное римское правило caveat emptor – бди, покупатель!

Кстати, Хайек в сравнительно кратких «Частных деньгах» не осветил детали работы механизма естественного отбора денег. Пока не ясно, сколько времени займёт выбор надёжных эмитентов (да и само накопление опыта, обеспечивающего их надёжность), каковы будут потери доверившихся ненадёжным… Возможно, ещё и поэтому – а не только из очевидных политических соображений – ни одно государство пока не решилось последовать совету лауреата премии Банка Швеции в честь Альфреда Бернхарда Эммануэлевича Нобеля.

Правда, при нынешней популярности передачи заказов дешёвым исполнителям значительная часть контрафакта выпускается теми же мастерами и на тех же предприятиях, что и оригинал. Так что качество изделий не страдает. Но брэндовладелец вправе отказать в сервисе. И покупатель теряет ту часть уплаченного, что должна идти на этот сервис – а идёт в карман ловкачам.

Ценность многих брэндов – ещё и в их редкости. Вспомните, как разбегаются дамы, по нелепой случайности вышедшие в свет в одинаковых платьях! Они боятся не только сравнения своих внешних данных, уже не маскируемых различиями нарядов, но и подозрения в попытке экономить покупкой готового вместо заказа. Клиенты Черкизовского рынка вряд ли беспокоятся о таких мелочах – но избыточные Louis Vuitton и DKNY водятся даже в самых фешенебельных салонах всего мира, то и дело напоминая самим Виттону и Каран: негоже поручать шэньчжэньскому дяде Ляо всю работу!

Похоже, запрет точного копирования образцов, защищённых брэндами, действительно имеет позитивный экономический смысл. Конкретные меры наказания за нарушение запрета можно обсуждать – но какие-то способы принуждения в данной сфере останутся необходимы даже в идеальнейшем обществе победившего либертарианства.

Правда, брэнд можно обойти: ещё памятны всяческие Abibas и Pavasonyk. Так ведь и призыв caveat emptor тоже не отменят ни Хайек, ни Онищенко, ни даже снос Черкизовского рынка.

[20]

Российское правительство то и дело призывает крестьян самостоятельно торговать на городских рынках, дабы не зависеть от произвола перекупщиков. Тем не менее за базарными прилавками стоят в основном люди, чей вид не даёт ни малейших оснований считать их причастными к труду на земле.

Обычно в этом винят мафиозное объединение интересов спекулянтов и правоохранителей. Но причина гораздо глубже: чисто экономическая – а потому неодолимая.