Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть 4. Демон и лабиринт - Александр Фурман Страница 15

Бася Иосифовна и младший Фурман растерянно промолчали, однако все эти Борины разглагольствования показалось им очень обидными. Чертов правдолюбец! Лампу он, видите ли, пожалел! Музей ему у себя не хочется устраивать! Да лучше бы он просто что-нибудь соврал! Но… что тут скажешь? В этом был весь Боря.

После своего возвращения он жил отдельно – в их старой коммуналке на Краснопролетарской улице, где формально за ним с дедушкой были оставлены две комнаты (дедушка, конечно, переселился вместе со всеми в новую квартиру). На выходные Боря обычно приезжал к родителям и при желании всегда мог остаться ночевать в комнате Фурмана на своем прежнем диванчике. Однако из-за участившихся ночевок многочисленных фурмановских друзей вокруг этого второго спального места порой возникал сложный «конфликт интересов»: получалось, что младший Фурман, проявляя в общем-то похвальную заботу о каких-то, пусть даже очень хороших, но все-таки чужих людях, лишает бедного одинокого Борю возможности проводить больше времени в кругу семьи…

Впрочем, Борины визиты периодически заканчивались безобразными семейными скандалами (случали сь они, конечно, и без него – благодаря природной вспыльчивости Баси Иосифовны и упрямому уклонению младшего Фурмана от «нормального образа жизни» – но гораздо реже).

Главными домашними «крикунами», как говорил дедушка, были мама, Боря и Фурман. Сам дедушка в соответствии со своими дореволюционными представлениями о человеческом достоинстве при первом же повышении голоса с огорченным видом уходил в свою комнату. Папа тоже никогда ни на кого не кричал, но Боря с ним демонстративно не общался. Все уже давно привыкли к тому, что он по каким-то неведомым причинам ненавидит папашу как своего личного «классового врага», говорит о нем в третьем лице «этот» и с легкостью обзывает «конформистом», «пошлым обывателем», «провокатором» и прочими идейно нагруженными оскорбительными словечками из ленинского революционного лексикона.

К маме у Бори было более сложное отношение – как к наивной предательнице, для которой еще не закрыт трудный и мучительный путь к спасению. В откровенных «просветительских» беседах с младшим братом он уверенно объяснял, что папаша всю жизнь плетет тайные внутрисемейные заговоры, пытаясь подавить стихийный мамин романтизм и затянуть ее в свое «мещанское болото». Боря считал, что раньше эти заговоры по большей части были направлены именно против него, но теперь, когда он окончательно освободился от власти родителей, их целью становится младший Фурман. «А ты, деточка, небось, до сих пор думаешь, что все, что с тобой произошло, это случайное стечение обстоятельств? – с загадочным пафосом вопрошал Боря. – Что ж, посмотрим, как ты запоешь через пару лет…»

Фурман, являясь лучшим (если не единственным) учеником Бориной школы морально-психологического террора, теперь и сам мог часами страстно изводить родителей ужасными обвинениями и разоблачениями – конечно, только ради того, чтобы вынудить их добровольно открыться навстречу Разуму и Любви. Но уже в процессе этих учебных «сеансов экзорцизма» его начинала охватывать острая жалость к ним и дикая юродская ненависть к самому себе… Увы, сохранять достоинство или хотя бы просто избегать яростных «идейных» споров у него почти никогда не получалось – слишком силен был явленный старшим братом соблазн «праведной» психической победы…

В начале осени постоянной темой тревожных домашних разговоров стала дальнейшая Борина судьба. (Даже проблемы социальной «нормализации» младшего Фурмана отступили на второй план.) Под этим усиливающимся давлением Боря наконец прямо объявил родителям, что не собирается искать себе работу. Точнее, пока не будет никуда устраиваться. По его словам, из-за того, что он очень поздно начал всерьез заниматься шахматами, ему теперь нужно было совершить какой-то невероятный рывок, чтобы за самое короткое время выйти на уровень профессиональных игроков. Что значит быть профессиональным игроком-шахматистом? Это значит зарабатывать исключительно – ну, или в основном – игрой, то есть участвуя и побеждая в крупных турнирах, в том числе международных. Получить звание мастера спорта (а Боря лишь недавно выполнил норму кандидата) для этого было недостаточно – только в нашей стране их было как собак нерезаных… На вопрос младшего Фурмана о реальной, то есть достижимой цели всей этой гонки Боря ответил, что пока его конкретная, хотя и дальняя цель – стать гроссмейстером. Для начала этого, пожалуй, хватит, а там будет видно. Но и дураку должно быть понятно, что исполнение такого напряженного и рискованного плана потребует от человека абсолютно всех сил и времени, и отвлекаться при этом на такую ерунду, как бессмысленное зарабатывание каких-то жалких копеек, – значит сразу, не сделав даже первого шага, загубить все дело.

Родители волновались, но пытались рассуждать разумно: конечно, это его жизнь, и он, несомненно, уже вполне взрослый, самостоятельный человек, способный трезво оценивать реальность и отвечать за свои поступки. Но ведь закон о тунеядстве никто не отменял, и в связи с этим у Бори в любой момент могут возникнуть серьезные неприятности. Допустим, ему потребуется взять какую-нибудь справку в ЖЭКе… Он отмахивался: речь идет всего о нескольких месяцах, максимум о полугоде, за которые должно решиться главное. Если у него получится совершить рывок «из царства необходимости в царство свободы», говоря словами старика Маркса, то все прочее уже не будет иметь никакого значения. Победителей, как известно из мировой истории, не судят. Ну, а если нет, что ж, тогда он спокойно признает свое поражение и, разумеется, поскольку кушать-то надо, пойдет куда-нибудь работать – да тем же учителем в школу. Хотя, по правде говоря, он уже сыт ею по горло… Ладно, возразить ему действительно нечего, он очень хорошо все продумал, но на что же он будет жить эти ближайшие полгода? Он ведь не собирается ради достижения своих высоких целей совсем отказываться от пищи? И тут Боря с пренебрежительной ухмылкой сообщил, что на Камчатке он жил достаточно экономно, даже питался в основном в бесплатной школьной столовой – кстати, там неплохо готовили! – и сумел скопить некоторое количество денег, которых ему хватит на первое время. Сколько же он сумел накопить, если это, конечно, не секрет? Не секрет. И Боря назвал почти фантастическую сумму, на которую вполне можно было спокойно жить пару-тройку лет.

Младший Фурман был в восторге. Хотя у него теперь появились новые «учителя жизни» (Наппу и Мариничева были Бориными ровесниками, и Фурман с пафосом новообращенного считал их своими назваными – то есть свободно избранными и как бы улучшенными – «старшими братьями»), Боря опять всех обскакал! Он вновь подавал Фурману чудесный, спасительный пример: ради своей великой цели можно и нужно жертвовать всем!.. И эти жалкие мещане-родители ничего не могли с ним поделать!

Месяца через полтора Фурман, вернувшись вечером домой намного раньше обычного после очередной дружеской встречи, обнаружил, что в большой комнате за закрытой дверью происходит какой-то серьезный разговор Бори с родителями. Исключительная важность этого разговора была подчеркнута тем, что младшему Фурману – без слов, одними равнодушно-предостерегающими взглядами старших – было позволено присутствовать при нем лишь в качестве немого наблюдателя. Понимающе кивнув, он аккуратно проскользнул в комнату и сел «за сценой», на дальний конец дивана.