Запуск разрешаю! - Станислав Новицкий Страница 15

Вопросу док не удивился. Сказал, что номер личного автомобиля товарища полковника 23–35 ОХА. «Могли бы и не отвлекать по мелочам».

— Свободен, — махнул рукой комбат и приказал мне: — Бегом марш!

Я побежал.

— Быстрее! — подгонял майор.

Пришлось ускориться. Выдержав паузу, майор снял шинель с телефона. Сунул трубку мне:

— Доложи.

— 23–35 ОХА, товарищ полковник, — выпалил я, запыхавшись.

— Что так долго?

— Номера забрызганы. Пока оттер…

— Вот теперь верю. Связь с КПП имеется, — удовлетворенно сказал командир полка. — А то вам, борзописцам, соврать что плюнуть.

— Обижаете, товарищ полковник.

На том конце что-то пробурчали и бросили трубку.

Майор медленно опустился на стул. Вытер платком лоб и шею. Тут же сорвался и вылетел из палатки.

— Где этот долбаный Рассказов? Он сделает, наконец, связь или я задушу его вот этими руками! Рассказов, твою мать! На КПП «Волга» товарища полковника! Он не отстанет.

— Гиоргадзе, ты меня забодал, — орал Рассказов через минуту, — из-за тебя, козла, не ремонтируется личная машина командира полка!

— Аловов, Иванов, Хайрулин, вы где, чурки гребаные! — слышен дикий рев Гиоргадзе. — Вах, кто сломал личный автомобиль товарища полковника, э?

«Вот дурдом, — думаю, садясь в машину. — Хорошо, хоть ненадолго можно уехать отсюда».

— За дровами! По машинам! — кричу бойцам своего отделения, хотя в моем распоряжении всего лишь один ГАЗ-66. Тут же вспоминаю, как прошлым летом на даче, сев за руль, шурин крикнул всему семейству: «По машинам!» После команды жена и сын быстро заняли свои места в «жигулях». Только шестилетняя дочь Настя продолжала стоять на крыльце.

— Настя, я сказал по машинам! — начал закипать шурин.

Дочь оставалась на месте. Она глупо улыбалась и невнятно двигала в воздухе поднятыми руками.

— Да ты издеваешься над нами! — закричал шурин, опустив боковое стекло. — Кому сказано, по ма-ши-нам!

— Я и так машу, машу, — разревелась Настя…

В тот день мы без приключений добрались до города. Быстро забросали кузов отличными сухими дровами. За тридцать минут с работой было покончено. Оставалось несколько часов свободного времени. Подошли бойцы. Дружно заныли:

— Товарищ лейтенант, разрешите сбегать домой помыться.

— Взять харчей, теплую одежду.

— Времени навалом.

— Товарищ лейтенант, — смотрели на меня шесть пар честнейших и невиннейших глаз. — Отпустите.

Упрямиться было глупо. Тем паче вчера обещал… С другой стороны, после разговора с комполка возникло у меня нехорошее предчувствие…

— Ладно, — говорю. — Ровно в пятнадцать ноль-ноль встречаемся на развилке перед мостом. Водителю с машиной быть там же в четырнадцать сорок пять. По городу без надобности не шляться. Тем более в вашей партизанской форме. Вино, водку не пить. С собой не брать.

— Товарищ лейтенант, о чем разговор, вы же нас знаете…

— Всё. Разбежались.

До чего хорошо дома! Нет, надо пожить в лесу, под мокрым снегом, холодным дождем, чтобы по-настоящему оценить незаметные прелести городского быта. Даже если быт этот устроен в тесной однокомнатной квартирке. Газовая плита, теплая батарея, электрический свет, горячая ванна, радио, телевизор, пахнущие типографской краской свежие газеты с подробностями о наводнениях в далеком Китае. Что еще надо человеку для счастья? И как не хочется уходить, оставлять тихую, уютную щель в серой железобетонной пещере. Нет, не хочется. А надо. Быстренько прощаюсь с женой, целую дочь, уснувшую в кроватке, и выбегаю из дома.

В половине третьего стою в условленном месте. Время есть.

Поздняя осень. Час назад светило солнце. Из окна кухни падающий снег казался светлым и радостным. Теперь, под порывами ветра, — колючим и жестким. Глубокие лужи промерзли до дна. Кочки грязи окаменели вдоль разбитой дороги. Внизу, под мостом, слышится треск и скрежет. Небольшой ржавый буксир отчаянно пробивается на другой берег Северной Двины, раздвигая стальными боками плотную ледяную шугу. Его то и дело сносит к опорам моста. Буксир упирается, становясь против течения. Кажется, это его последний шанс добраться до зимней гавани, чтобы впасть в спячку на долгие полгода.

Я стою на развилке. Стрелки приблизились к четырем. Ни машины, ни бойцов. Вот уже легковушки в конце рабочего дня потянулись из города. На часах — пять. Шинель набухла от мелкого противного снега. Ноги замерзли, портянки увлажнились и скомкались под ступнями. Еще час томительного ожидания — и, наконец, ГАЗ-66 выезжает из-за поворота. Только едет он как-то странно: рывками, галсами и мимо меня. Бросаюсь наперерез. Машина неохотно останавливается. Подхожу к двери со стороны водителя, резко открываю. В нос ударяет густой запах дешевого портвейна. Шофер, наклонившись, криво улыбается. Руль на всякий случай из рук не выпускает. Чтоб не вывалиться. Наконец, пытаясь сохранить равновесие, он достает из-за сиденья початую бутылку:

— Товарищ лейтенант, ы-ык, это вам.

Понятно. Беру стекло и швыряю в канаву. (Да, некультурно.)

— Обижаешь, ы-ык, лейтенант.

Посмотрим, что в кузове. Мать честная! Поверх дров распластаны неподвижные зеленые шинели. Из них торчат бледные лица с остекленевшими глазами. Всюду бутылки с этикетками «777».

Разговаривать не с кем. Да и не о чем. Сам виноват. Кретин.

Сажусь в кабину:

— Значит так, Гаврилюк, — командую водителю. — Едем со скоростью десять кэмэ в час.

— Куды?

— Туды. В расположение части.

— Поэл, не дурак. Могу дать больше газу…

— Не зли меня, боец. Поехали, как сказал. Об остальном — завтра.

Включили аварийную сигнализацию. Еле ползем вдоль обочины. Хорошо, что почти нет встречных машин. Рабочий день окончен. Весь транспорт, обгоняя нас, выбирается за город. Гаврилюк то и дело клюет носом. Иногда я толкаю его в бок, чтоб не уснул. Левую руку не убираю с панели. Держу рядом с рулем. Мало ли чего. Гаврилюк снова засыпает. Что делать? Остановиться? Переждать? Или как-то добраться до лагеря? Не явимся к ужину — начнут бить тревогу. Станут искать — проблем не оберешься.

— Гаврилюк!

— А? Что? Я в порядке.

По трассе проехали удачно. Осталось повернуть на лесную дорогу в сторону танкодрома. Еще два километра — и будем на месте. Может, все обойдется. Поворачиваем. Мать честная! Сразу за дорожным изгибом — две черные «Волги», несколько УАЗов и куча начальства в высоких папахах.

— О черт! — от неожиданности Гаврилюк стал протирать глаза и махать руками — сгинь, нечистая сила. Потом ударил по тормозам. Машина дернулась, чихнула и заглохла метрах в двадцати от головной «Волги».