Год Мужчины. Эффект женщины - Александр Гордиенко Страница 15

– Вот что, Няма, мне нужно кое-что самому себе доказать…

– Ага. Доказать, – в голосе Наума прорезалась ирония. – Себе. То есть полковника, ученой степени, авторства и продюсерства для самоутверждения тебе маловато будет. Ну, помимо того, что наши менеджеры чуть не молятся на тебя, как на финансового гения.

– Не ехидничай, – Железнов прикурил сигарету. – Мне нужно до предела заполнить свою жизнь.

– Ага, ночью еще спишь иногда.

– И попутно решить пару задач.

– Каких?

– Попутных. Потом. Хорошо?

– Знаю я твои попутные. Продолжай.

– Так вот, Няма, есть у меня одна задумка…

– О добре и зле…

– …на основании которой я хочу написать сценарий.

– Офигеть. Какой?

– Такой, чтобы тебе нестерпимо захотелось его снимать.

При этих словах Наум потянулся за сигаретой. Железнова он знал. Вернее, не знал ни одного случая, когда Железнов не довел бы дело до конца. И в то, что Железнов обязательно напишет сценарий, из-за которого он, Наум, бросит все, Наум поверил сразу же, за доли секунды.

– Саня, ты же знаешь, я – Гений. И сценарий мне нужен гениальный.

– Не переживай. Кесарю – кесарево.

Офис телекомпании. Кабинет Железнова

Через пять дней после точки отсчета. Вторник. 12.14

Оберст уже с полчаса демонстративно «распускал» канат верхнего кольца на составляющие, клювом выдергивая из него нитку за ниткой, игнорируя все попытки Железнова помириться. Не помогали ни дольки семеренки, которые Железнов засунул между прутьями клетки возле жердочки, где обычно сиживал Оберст, ни генеральная уборка клетки с заменой сена на свежее: пять дней отсутствия друга без объяснения причин – это пять дней отсутствия друга без объяснения причин – то бишь пять дней предательства. И Оберст демонстрировал это своему другу, не реагируя ни на что, продолжая остервенело распускать канат, лишь изредка незаметно (как ему казалось), зыркая глазом в сторону Железнова, чтобы тот проникся, осознал и никогда так больше не делал.

Железнов вплотную подошел к клетке, уткнувшись в нее носом и обняв клетку руками:

– Прости меня, друг. Иногда в жизни людей так бывает. Очень хреново бывает. Надеюсь, ты меня поймешь.

Оберст, наклонив головку вниз и чуть набок, внимательно вслушивался в слова Железнова, а затем несколько неуклюже перебрался с кольца на жердочку, откусил кусочек семеренки, пару раз уркнул и выдал:

– Барррдак!

Прощенный Железнов не преминул просунуть руку в клетку и закрепить восстановление отношений пальце-лапопожатием:

– Спасибо, Оберст! Ты – верный товарищ…

В этот момент раздался стук в дверь. «Можно?» – на пороге стояла Екатерина Строева, как всегда выглядевшая весьма эффектно: обтягивающее белоснежное, достаточно короткое (чуть выше колена) платье без рукавов с тесным декольте, подчеркивающим не только достоинства хозяйки на уровне груди, но и стройность и изящность фигуры. О ногах при этом можно и не говорить – во всей красе на всю длину.

Не ожидавший ее появления Железнов буркнул:

– Ааа… Это ты? Проходи. Какими судьбами? Присаживайся, – кивнул на «пьяный» стульчик возле круглого полустола.

– Александр, я хотела бы с вами работать. В вашей команде, – Катя попыталась взять быка за рога.

В это время Оберст неожиданно сделал «вертолет» (вытянулся, взъерошился и быстро-быстро захлопал нерасправленными крылышками по своему телу) и некстати озвучил:

– Маша!

Железнов усмехнулся:

– Нет, Оберст, это не Маша. Это Катя. Но тебе «сподручнее» произносить Строева. Стр-р-р-о-е-ва, – еще раз произнес по слогам Железнов, указывая рукой на Екатерину. Оберст, как водится, три раза открыл и закрыл клюв, пытаясь по слогам про себя произнести новое слово. Однако, видя, что Железнов не настаивает на продолжении, подтянул одну лапу под себя и перешел в режим созерцания. В данном случае – Строевой.

– А кто такая Маша, Оберст? – включилась Строева. Екатерина слегка прикусила губу: «Даже попугай у него знает, кто такая Маша». Строева из досье прекрасно представляла, кто такая Мария Николаевна Азарова, однако для Железнова она должна была демонстрировать неведение, чтобы не выдать свой интерес к нему и ко всему, что его окружает.

– Тебе что, денег не хватает? – Железнов явно проигнорировал вопрос про Машу. – Ответ – нет.

На лице Екатерины ничего не изменилось – по-видимому, она и не ожидала другого ответа от Железнова.

– Почему нет? Деньги меня не интересуют – бюджет программы увеличивать не нужно.

– А в качестве кого, Екатерина? – Железнов уселся в свое кружащееся кресло. – Программиста? Оператора? Редактора? Или ведущего? Что ты умеешь?

– В качестве второго ведущего я вполне смогла бы…

– Ага! – в голосе Железнова появилась ирония. – Чтобы все зрители и жюри пялились только на тебя! Да и девочки на подиуме… – Железнов энергично махнул рукой. – Неужели ты не понимаешь, что они все будут чувствовать себя ущербными на твоем фоне?! Может быть, и не все. Но большая часть – точно! Категорически нет!

– Хорошо. Но я могу быть вашей помощницей…

– «Вашей» в смысле моей или нашей с Наумом?

– Железнов, а скажи мне, вот что такое нужно сделать, какой такой подвиг совершить, чтобы называть тебя на «ты»? – Строева смотрела прямо в глаза Железнову.

«Странно, – Железнов всматривался в глаза Екатерины, которые потеряли свой изумрудно-холодный цвет и выглядели серыми, – сильно нервничает. С чего бы? Может, освещение не то? – Железнов кинул взгляд на окно. – Да нет, как обычно. Очень странно». Однако делиться своими впечатлениями с Екатериной он не собирался.

– Зачем тебе это?

– Потому что я так всегда к тебе обращаюсь, когда разговариваю с тобой.

– Ты – со мной?! И когда же это ты со мной разговаривала? Дней десять не пересекались.

– Двенадцать. Я имею в виду мои внутренние споры-диалоги с тобой. В голове. Железнов! Ну, пожалуйста! – глаза у Кати стали абсолютно голубыми, по-видимому, ее внутреннее напряжение достигло максимальной точки.

– Нам с тобой не о чем спорить.

– Железнов!

– Ладно. Токмо исключительно из-за того, чтобы избежать раздвоения моей личности в твоей голове, – Железнов вяло улыбнулся. – И контрамоции.

– Контра… чего? – на лице Екатерины обозначилось явное непонимание.

– Контрамоции. Развитие личности в двух противоположных временных потоках. Почитай «Понедельник…» Стругацких, узнаешь.

– Какой понедельник?