Печенье на солоде марки «Туччи» делает мир гораздо лучше - Лаура Санди Страница 15

Когда я поняла, что уже в тысячный раз повторяю самое короткое и простое слово на свете, мне захотелось сделать харакири, подобно Чи-Чио-сан.

Нужно было спасать положение. Нужно сказать что-то необыкновенно замечательное. И пока я ломала над этим голову, он попрощался со мной:

— Чао, детка. В самом деле пока. Мне нужно дозвониться к Руббертелли, время бежит, и я могу упустить его.

— Скажи мне только, как тебя зовут? — сообразила я наконец.

— Как меня зовут? О мадонна, какая же ты серьёзная и как давно я не отвечал на такой вопрос.

Он посмеялся.

— Ну так скажешь, как тебя зовут?

— Святая мадонна… Послушай, девочка… А ты упрямая! Ну ладно… Марио. Меня зовут Марио.

— Чао, Марио.

— Чао, чао. Я пошёл.

— Не хочешь узнать, как меня зовут?

— Нет, нет и нет. Чао.

— Пожалуйста, Марио.

— Ах… Ну как ты не понимаешь, что мне нужно срочно поговорить с Руббертелли.

— Спросишь, как меня зовут, и закончим разговор.

— Ну почему я должен тратить время на разговор с каким-то ребёнком?.. Ну ладно, давай, только быстро. Говори, как тебя зовут.

— Меня зовут Леда.

— Красивое имя. В самом деле. Красивое имя. А знаешь, кто такая была Леда?

— Нет.

— Очень знатная дама. Пусть тебе расскажут её историю.

— А ты не расскажешь, Марио?

— Нет.

— А если её никто не знает?

— Знают, знают. Чао, Ле.

Он даже не дождался, пока отвечу «Чао!». Просто отключился.

Некоторое время я ещё сидела с трубкой в руках.

А как только прошёл шок, соскочила с дивана и бросилась в сад, даже не подумав, что Мария отругает меня.

Мария разговаривала с режиссёром, которого пускала в наш дом всякий раз, когда родители уезжали на несколько дней. Она втолковывала ему, что они не должны снимать весь сад и весь дом.

Мария понимала, что родители никогда не узнают место, где с её попустительства сняты телевизионные рекламные ролики. У нас не было телевизора. Но она прекрасно сознавала также, что бабушка или какие-то мамины и папины друзья могут заметить сходство и сказать им об этом. Поэтому она очень заботилась о том, чтобы режиссёр в своих съёмках не заходил далеко.

А когда разрешала снимать в какой-нибудь комнате, то задолго до приезда съёмочной группы часами переставляла там мебель и перестилала ковры. К приезду режиссёра это была уже совсем другая комната, которую не узнала бы даже я, прожившая в ней, если не считать двух дней, всю жизнь.

Увидев меня, Мария рассвирепела:

— Я же велела тебе не выходить из дома!

— Извини. Мне нужно спросить у тебя одну вещь.

— Вернись сейчас же в дом!

— Да ладно, Мария…

— Вернись, я сказала!

— Только одну вещь…

— Фррр…

— Прошутебяпрошутебяпрошутебяпрошутебяпрошу-тебя!

— Нет!

— Ну хоть на половинку этой вещи ответь…

— Фрр…

— Кто такая Леда?

Мария посмотрела на шишку на моём лбу и помассировала её, втирая мазь.

— Если обещаешь никому не рассказывать, что видела, скажу.

Мария в последнее время неплохо освоила шантаж. Прошлый раз она заставила меня пообещать, что я никому ничего не скажу, в обмен на глоток виски, оставленного каким-то актёром у камина. Мария не обладала особой фантазией. А я в свою очередь довольствовалась совсем немногим.

В этот раз она повела себя умнее — сделала действительно неплохую ставку. На свете не было ничего, что мне хотелось бы узнать больше, чем кто такая Леда.

— Обещаю.

— Торжественно?

— Торжественно. Так кто такая Леда?

— Ты. А теперь марш немедленно в дом, или завтра же отвезу тебя в школу.

Я умчалась, только пятки засверкали.

Войдя в дом, я услышала, что звонит телефон, и так понеслась в синюю гостиную, что едва не набила себе на лбу вторую шишку.

— Марио? — спросила я, запыхавшись.

Никакого ответа.

— Марио, это ты?

— А кто это?

— Леда.

— Быть не может…

— Я знала, что это ты, Марио.

— Но как же это получается — звоню Руббертелли, а попадаю к тебе?

— Мария не знает, кто такая Леда.

— Я хочу сказать… у меня же правильный номер… Мне только что повторили его…

— Как чудесно, что ты позвонил, Марио…

— … мне дала его мать, не кто-нибудь…

— Ну так теперь расскажешь, кто такая Леда?

— Я только что звонил его матери. Она повторила номер… Цифру за цифрой, чёрт бы побрал и её тоже. И набирал я аккуратно, внимательно, я уверен.

— Леда красивая?

— Так что же мне делать? Если даже у его матери неверный номер, как разыскать его?

— И верит в Бога?

— И где ещё найти такого же специалиста, как Руббертелли…

— Леда — балерина?

— …

— Ответь, Марио!

— Да что я должен тебе ответить, чёрт бы побрал и тебя тоже!

— Кто такая Леда?

— Нет. Не скажу. Ты слишком мала.

— Но ты же сказал, что…

— «Но ты же сказал, но ты же сказал…» Нет, это ты скажи мне, почему я всё ещё разговариваю с тобой…

— Хорошо, что позвонил мне, Марио.

— Но я не тебе звонил, чёрт тебя подери!

— Но ведь позвонил.

— Нет, не звонил я тебе.

— А вот и звонил!

— Да ладно, брось!

— Но это так!

— Говорю тебе — нет! Я не тебе звонил, можешь это понять? Я набирал номер Руббертелли… Потому что это его номер… И если даже его мать не знает … А отвечаешь ты…

— Марио…

— Ну…

— Почему ты так разговариваешь?

— Как так?

— Так…

— Так грубо, хочешь сказать… Ну так и скажи, никогда не бойся говорить правду…

— Почему ты разговариваешь так грубо, Марио?

— Потому что не нахожу Руббертелли, вот почему!

— А с Руббертелли ты лучше разговариваешь?