Пропавшие в Стране Страха - Алексей Слаповский Страница 16

– Я же сказал: выпускать не будем. Ты чуть трусливее брата, тридцать восемь и восемь, но все-таки слишком близко к норме.

– Что?! Я трусливей? У вас программа какая-нибудь левая, не то показывает! Я сроду трусом не был! Вот попробуйте, напугайте чем-нибудь!

– Я уже пугал: страхом боли и темнотой.

– А вы еще попробуйте! Это я просто не выспался, сейчас ночь, между прочим. Вы попробуйте, попробуйте!

– Нет необходимости.

Страхов развязал его и повел в свой уютный кабинет, где дожидался Вик.

Тот вопросительно посмотрел на брата.

Ник поднял руку в победном приветствии:

– Все нормально! Только у него приборы неправильно показывают!

Он ждал, что Страхов возразит ему, и готов был вступить в спор, но профессор почему-то промолчал.

– А не пойти ли нам в сад? – предложил он.

Братья, конечно, согласились – где угодно находиться лучше, чем здесь, где пугают всякими глупостями и задают идиотские вопросы.

В больничном саду было светло как днем. Хотя тут везде был день, несмотря на то, что братья попали сюда глубокой ночью. Наверное, в этом подземелье все по-своему, все наоборот.

Страхов повел их аллеей меж густых кустов, потом они свернули, потом доктор вдруг ускорил шаги, оглянулся и прошептал:

– За мной!

И ринулся в кусты.

Братья решили последовать за ним. Очень уж тут все запутано, без Страхова недолго и заблудиться. К тому же он скомандовал не приказным тоном, а как-то заговорщицки – как своим.

Вскоре они оказались на небольшой укромной полянке.

Страхов отдышался, сел на траву и…

И заплакал!

Это было самое неожиданное.

Взрослый человек, доктор, сидит и плачет, утирая глаза платком.

Поплакав, Страхов высморкался и сказал:

– Ну вот, теперь можно пообщаться нормально и спокойно. Здесь никто не подслушивает и не подсматривает.

– А там? – спросил Вик.

– Там – постоянно. У меня в кабинете камеры и микрофоны. В палатах тоже. БГ следит за всем, что происходит.

– Значит, вы все-таки не на него работаете? – обрадовался Ник.

– Нет, конечно! Хотя, получается, что на него.

– Как это? – не понял Вик. – Объясните, пожалуйста.

– Это издалека надо начинать. С самого детства. Рассказывать?

– Конечно! – воскликнули братья.

И доктор Страхов рассказал.

История доктора Страхва и БГ

Доктор Страхов и БГ учились в одном классе. Конечно, доктор еще не был доктором, но уже был Страховым, а звали его Виталей. А БГ звали Борей, и фамилия у него была – Трусов. Да, Страхов и Трусов, такое вот совпадение – не самое редкое, между прочим. Разные вообще фамилии существуют на свете. При этом, например, Дураков совсем не обязательно дурак, а, например, Умнов, может быть вполне глупым человеком.

Но Виталя фамилии соответствовал – был очень боязлив. Боялся рассердить маму и папу, боялся получить двойку, боялся ссор с одноклассниками, боялся вечерней темноты. Поэтому ему пришлось с детства стать почти идеальным человеком: всегда помогал маме, старался соответствовать разговорам отца, который очень любил побеседовать после работы и пары литров пива, учился отлично, одноклассникам всячески выказывал уважение, а свет в комнате включал еще до наступления сумерек. Но странное дело, чем ловчее и дольше у него получалось избегать повода бояться, тем больше он боялся. Это объяснимо: кто привык к ругани родителей, уже не обращает на нее внимания, кто получил три двойки подряд, четвертую просто не заметит. А вот когда недели и даже месяцы ты живешь ни разу не обруганный отцом или матерью, не получив не только двойки, но даже тройки, напряжение нарастает. Уже малейшее недовольство со стороны родителей тебе может показаться катастрофой, уже единственная четверка в ряду сплошных пятерок кажется провалом, а мысль о возможной двойке приводит в ужас. Не ссориться с одноклассниками тоже трудно – ты-то не хочешь с ними ссориться, а они могут захотеть – мало ли поводов? В результате одноклассники стали считать Виталю подлизой, учителя – малолетним карьеристом, мама ворчала, что нечего ему возиться с посудой, не девочка, пошел бы на улицу, побегал бы с друзьями, отец, мужественный автослесарь, тоже полагал, что в Витале слишком много мягкости, будто он не будущий воин или, как сам отец, автослесарь. То есть всеобщей любви к себе, о которой Виталя мечтал, не получилось, наоборот, ему казалось, что никто его не любит. А вот БГ, то есть Борю, казалось Витале, любят все. Боря без конца дергает девчонок за волосы, сыплет им на головы бумажные обрывки, портит им тетради, вписывая туда разные неуместные слова, с одноклассниками постоянно задирается, может ударить и по шее ладонью, и по лбу щелчком, и под дых кулаком – и что? Его все ненавидят? Наоборот! Да, девчонки пищат, обижаются, жалуются учителям, мальчишки, отбегая от опасного Бори, обзываются. Но те же девчонки почему-то не гонят Борю, когда он плюхается рядом, заявляя, что хочет сидеть на этом уроке тут, а мальчишки горды и счастливы, если Боря вдруг кого обнимет рукой за шею (есть у него такая привычка) и пройдет по коридору, как с лучшим другом. Мама Бори, одинокая закройщица ателье, тоже обожала сына, от которого не видела ничего, кроме неприятностей. Учителя, без конца ругавшие Борю за хулиганство и нежелание учиться, тем не менее не очень-то увлекались порицаниями, зная, что Боря не постесняется ответить и авторитет учителя может пошатнуться в глазах класса. Больше того, в соответствии с тогдашней педагогической теорией о том, что активность хулиганистых и дерзких детей надо не пресекать, а направлять в нужное русло, Борю даже назначили старостой класса – и тут он развернулся вовсю. Все мероприятия теперь проводились под его контролем, и класс стал по всем показателям лучшим в школе. И как не стать: если кто уклонится от общего дела, Боря тут же призовет негодяя или негодяйку к порядку доступными ему средствами, то есть колотушками и тасканием за волосы.

И никто не подозревал, что Боря не был таким уж злым человеком от рожденья, он просто боролся со своей фамилией. Он понимал, что сделать из фамилии Трусов кличку «трус» ничего не стоит, и решил не позволить этого. И не позволил.

Виталя Борю, конечно, недолюбливал, хотя и втайне завидовал ему, а Боря Виталю вообще ненавидел. Это странно: чем ему мог помешать, чем мог его задеть или обидеть такой робкий человек? Тем не менее Боря постоянно цеплялся к Витале, не давал ему прохода, награждая тычками, подножками, щелчками и т. п.

Но временами Борю начинало почему-то одолевать желание сделать из Витали человека. Он отводил его за школу и пробовал научиться драться.

– Ударь меня по уху! – приглашал он. – Ударь, не бойся!

– Зачем?