Юг без признаков севера - Чарльз Буковски Страница 16

– Я и петь могу. Тебе надо послушать мой голос.

Констанс сидела на месте. Джордж запел. Он спел “Реку Старика”. Затем спел “Никто Не Узнает Всех Бед, Что Я Видел”. Он спел “Сент-Луисский Блюз”. Он спел “Боже, Благослови Америку”, несколько раз запинаясь и хохоча. Потом сел рядом с Констанс. Сказал:

– Конни, у тебя прекрасные ноги. – Попросил у нее еще одну сигарету. Выкурил ее, выпил еще два стакана, положил голову на ноги Конни, щекой к чулкам, на колени и сказал: – Конни, я, наверное, никуда не гожусь, наверное, я сумасшедший, прости, что ударил тебя, прости, что обжег тебя сигаретой.

Констанс сидела, не шевелясь. Она пропускала волосы Джорджа сквозь пальцы, гладила его, успокаивала. Вскоре он заснул. Она подождала еще немного. Затем приподняла его голову, положила на подушку, подняла ему ноги и уложила их на кровать. Встала, подошла к бутылке, плеснула в стакан хорошую меру виски, добавила чуточку воды и залпом выпила. Она дошла до двери трейлера, потянула на себя, вышла наружу, прикрыла. Прошла через задний двор, открыла калитку в ограде, прошла по переулку под заполуночной луной. Небо очистилось от облаков.

Прежнее небо, полное звезд, было на месте. Она вышла на бульвар и зашагала на восток, дошла до входа в “Синее Зеркало”. Вошла, оглянулась Уолтер сидел один и пьяный на другом конце стойки. Она подошла и села рядом с ним.

– Соскучился, малыш? – спросила она.

Уолтер поднял голову. Он ее узнал. Ничего не ответил. Он посмотрел на бармена, и бармен направился к ним. Все они хорошо знали друг друга.

Я не уверен, где было это место. Где-то к северо-востоку от Калифорнии.

Хемингуэй только что закончил роман, вернулся из Европы или откуда-то еще и теперь был на ринге, с кем-то дрался. Вокруг толпились газетчики, критики, писатели – вся эта братия, – и какие-то дамочки сидели возле ринга. Я уселся в последний ряд. Народ на Хэма, в основном, не смотрел. Они болтали друг с другом и смеялись.

Солнце стояло высоко. День был в разгаре. Я наблюдал за Эрни. Он своего противника делал, играл с ним. Наносил удары по корпусу и обводил его, как захочется. Затем свалил вообще. Тогда на него обратили внимание. Противник Хэма поднялся на счет 8. Хэм двинулся на него, но остановился. Вытащил изо рта загубник, рассмеялся и отмахнулся от соперника. Слишком легкая жертва. Эрни ушел в свой угол. Закинул назад голову, и кто-то брызнул ему в рот воды.

Я встал с места и медленно пошел по проходу между сидений. Дотянулся до ринга и слегка пихнул Хэма в бок.

– Мистер Хемингуэй?

– Да, в чем дело?

– Я бы хотел выйти против вас.

– Боксерский опыт есть?

– Нет.

– Иди и заработай.

– Я хочу надрать вам задницу.

Эрни расхохотался. Секунданту в углу он сказал:

– Выдай парнишке трусы и перчатки.

Парень соскочил с ринга, и я пошел за ним по проходу в раздевалку.

– Ты спятил, пацан? – спросил меня он.

– Не знаю. Нет, наверное.

– Вот. Померяй трусы.

– Нормально.

– Ого… Слишком здоровые.

– На хуй. Сойдут.

– Ладно, давай кисти перемотаю.

– Никаких перемоток.

– Никаких перемоток?

– Никаких перемоток.

– А загубник?

– Никакого загубника.

– Ты в этих башмаках драться выйдешь?

– Я выйду драться в этих башмаках.

Я зажег сигару и вышел в зал следом за ним. Я шел по проходу и курил сигару.

Хемингуэй снова взобрался на ринг, и на него надели перчатки. В моем углу никого не было. Наконец, кто-то вылез и тоже натянул на меня перчатки. Нас вызвали на центр ринга давать инструкции.

– Так, когда войдете в клинч, – начал рефери, – я…

– Я не вхожу в клинч, – сообщил я судье.

Инструктаж продолжался.

– Ладно, теперь по своим углам. После гонга выходите и деритесь. Пусть победит лучший. А вам, – обратился ко мне рефери, – лучше сигару изо рта вынуть.

Когда ударил гонг, я вышел на середину с сигарой. Набрав полный рот дыма, я выпустил его в лицо Эрнесту Хемингуэю. Толпа заржала.

Хэм двинулся на меня, сделав хук и целясь в корпус, и оба раза промазал. Ноги у меня двигались быстро. Я станцевал маленькую джигу, пошел на него – пух пух пух пух пух – пять быстрых ударов Папе по носу. Я взглянул на девчонку в переднем ряду, очень хорошенькую, и тут Хэм засадил мне справа, размазав сигару мне по физиономии. Она обожгла мне рот и щеку, я смахнул горячий пепел. Выплюнул сигарный окурок и сделал хук, целясь Эрни в живот. Он провел апперкот правой, а левой поймал меня в ухо. Увернулся от моей правой и серией ударов загнал меня на канаты. С ударом гонга он смачно завалил меня правой в подбородок. Я поднялся и побрел в свой угол.

Подошел мужик с ведерком.

– Мистер Хемингуэй хочет узнать, не желаете ли вы еще один раунд? спросил он.

– Передайте мистеру Хемингуэю, что ему повезло. Мне дым попал в глаза. Пусть даст мне еще один раунд, и я докончу работу.

Мужик с ведерком отошел, и я увидел, как Хемингуэй засмеялся.

Прозвенел гонг, и я выскочил. Мои удары стали попадать в цель, не слишком жестко, но в хороших комбинациях. Эрни отступил, стал пропускать удары. Впервые в жизни я заметил сомнение у него в глазах.

Кто этот мальчишка? – думал он. Я сократил интервалы между ударами, заработал жестче. Каждый мой удар приземлялся хорошо. В голову и в корпус. Напополам. Я боксировал, как Сахарок Рэй, и бил, как Демпси.

Я прижал Хемингуэя к канатам. Упасть он не мог. Каждый раз, когда он валился вперед, я поправлял его новым ударом. Сплошное убийство. Смерть после полудня.

Я отступил, и мистер Эрнест Хемингуэй рухнул в отключке.

Я расшнуровал перчатки зубами, стянул их и соскочил с ринга. Прошел в свою раздевалку – то есть, в раздевалку Хемингуэя – и залез под душ. Выпил бутылку пива, закурил сигару и сел на краешек массажного стола. Эрни внесли и водрузили на другой стол. Он еще не пришел в себя. Я сидел голышом и смотрел, как они хлопочут над Эрни. В комнату набились и тетки, но я не обращал на них внимания.

Потом ко мне подошел какой-то парень.

– Кто вы такой? – спросил он. – Как вас зовут?

– Генри Чинаски.

– Не слыхал, – сказал он.

– Услышишь, – ответил я.

Подошел весь остальной народ. Эрни бросили одного. Бедный Эрни. Все столпились вокруг меня. И женщины тоже. Все просто пожирали меня глазами, если не считать одного места. По-настоящему классная чувиха просто впилась в меня взглядом.