Полька - Мануэла Гретковска Страница 16

— А что такого, я просто показала польские анализы, объяснила, что у меня с сердцем, они же спрашивали.

— Нельзя забывать, что перед тобой шведские протестанты. У человека эйфория или он попросту итальянец — а они запихивают его в психушку с диагнозом «маньяк». Ты была слишком… убедительна, напугала их, вот тебе и результат: антибиотики. Поздравляю.

Разъяренная, отправляюсь на прогулку. Последние дни свободы перед работой над «Городком». Октябрь пролетит, как один день: встали-написали-легли. В лесу, перебирая пальцами невидимые четки, произношу молитву — раз по-польски, раз по-еврейски. «Шалом лакхм Мириам» («Аве Мария»), — сказал Архангел. Архаический благословенный «живот» Марии — одновременно утроба и житие, тем более что «плод живота», жизни — звучит поэтично. По-еврейски это означает именно «плод чрева». В этой молитве я всегда представляла себе беременную Марию, тем легче мне молиться Ей теперь.

Петушок звонит вечером с работы. Как всегда, болтаем целый час. Возвращаюсь к тексту для «Космополитен». Старалась ужать как могла, но ведь все равно выкинут еще пару фраз, чтобы уместить иллюстрацию. Зачем заказывать автору статью, платить немалые деньги, а потом резать из-за недостатка места? Похоже, так обстоит дело во всех газетах. К счастью, редакторша из «Космо» — баба порядочная, звонит мне, и мы торгуемся по поводу потрошения текста. Каждый пропущенный абзац причиняет мне боль, вычеркнутая буковка — дискомфорт. Я пишу не ради красивых пассажей, одна фраза вытекает из другой, это не запасная часть. Вырежешь — утратится связь. Зато картинка гордо занимает тот бесценный квадратный сантиметр, в который можно было впихнуть мыслишку.

Текст должен быть готов через час, потом наступит время позднее и сонное, то есть девять вечера. Может, я слегка схожу с ума — от одиночества, избытка материнского тепла (что ни вечер, как-то странно повышается температура)? Сажусь за компьютер и, поглаживая живот, громко объявляю:

— Ну вот, а теперь мамочка будет писать.

ПОЦЕЛУЙТЕ МЕНЯ В БЛЕДНУЮ ТОЩУЮ…

Реплика ли это Элли Макбил из сериала или актрисы Калисты Флокхарт из ток-шоу, не так уж важно. Элли и Калиста слились воедино, в обладательницу бледной тощей попки и столь же стройной и прямолинейной манеры высказываться. Лишь эта актриса — с крупноватой головой, покачивающейся на жердеобразном тельце, — могла сыграть Элли. Девочку в смысле физиологии и сознания. У нее, правда, уже есть грудь и месячные, но все еще нет парня. Ее дамско-мужские дилеммы не менее абстрактны, чем у невинного подростка. Правда, однажды, ради эксперимента, она целовалась с женщиной. Во время учебы у Элли имелся жених (союз души и тела), однако так давно, что даже наличие свидетелей не делает эту сказку более правдоподобной: «Давным-давно, за лесами, за долами, за университетской библиотекой…» Перед трогательно-решительной Макбил, словно перед ребенком, открыты все пути (в том числе постельные): клошар-интеллектуал, адвокат-зануда, бисексуал. Но героиня (как и положено сказочной героине) отвергает их всех, мечтая о том единственном, сказочном и недостижимом — женатом на другой.

Чуть наивная Аня с Зеленого Холма, немного мятежная Пеппи, режущая правду-матку в глаза. Но прежде всего — интеллигентная молодая женщина, убежденная индивидуалистка с гипертрофией разума, не властного, однако, над чувствами. Девочка со слишком рано созревшим интеллектом. За ее распухшей от теорий головой не поспевают ни эмоции, не девичье тельце в чересчур длинных пальто и детских рукавичках. Впрочем, Элли не отстает от своих знакомых, выглядящих, быть может, более зрело и сексуально, но, подобно ей, путающихся в собственных чувствах. Никто из героев этого сериала не имеет личности (после Фрейда это уже неприлично), зато каждый — обладатель жуткого невроза, немного сглаженного терапией. Каждый из них достоин любви, поскольку невроз — самая симпатичная и самая (КАПУСТА) живописная сторона их характера. Даже лейтмотивы, которые звучат в музыке и танцах (тщедушный «Пряник» напевает мелодию атлетического Барри Уайта), ассоциируются с тренингами и терапией НЛП.

Лишь однажды Элли решается променять мечту о сладостном make love [28]на конкретное fuck [29]— конечно, не в спальне, ассоциирующейся с фрейдовскими комплексами и грязным сексом, а в автомойке. Под струями пены дикий секс с незнакомцем становится безгрешно-чистым. КАПУСТА.

Макбил живет не только в собственном сознании, где бесконечно анализирует свои эмоции, но и в мире кино, ведь именно оттуда она родом. Элли — член семьи сериалов, с героями которых ее связывают более близкие родственные узы, чем с людьми из плоти и крови. Элли — адвокат, то есть спаситель заблудших в юридическом море. Памела Андерсон в «Спасателях Малибу» тоже бросается (КАПУСТА) на помощь тонущим. Обе девушки великолепно выполняют свою миссию. Примитивная, вульгарная, пышнотелая Памела знает, чего хочет. Элли — ее плоская, но обаятельная противоположность. Они — как вдох и выдох женственности. Быть может, своей фигурой (не только физически) Макбил скорее напоминает парня. Вероятно, поэтому гениальный сценарист решил, что текст для нее сочинять несложно (КАПУСТА) — можно писать, ориентируясь на свой собственный вкус. Другой писатель, герой Джека Николсона из фильма «Лучше не бывает», на вопрос, каким чудом в своих произведениях ему удается так удивительно тонко проникнуть в женскую психику, откровенно признается: «Я представляю себе мужчину и лишаю его разума».

Элли Макбил исключительно разумна. Поэтому на глупые упреки она невозмутимо бросает: «Поцелуйте меня в бледную тощую…» КАПУСТА!!!

Мне срочно необходима цветная капуста. Я чувствую ее вкус во рту, в себе. Я сама — цветная капуста, и мне требуется дополнение, полнота цветной капусты. Бегу в магазин, протискиваюсь под опускающейся решеткой и бросаю добычу в пароварку. Съедаю целиком. Какое облегчение!

28 сентября

Мы занимаемся любовью утром, сквозь сон, медленно. Блаженство тоже сонное. Нам не хочется его разделять, и мы продолжаем одними глазами.

Петушок внимательно рассматривает меня в ванной: — Ты похожа на истощенного негритенка. Худые ручки, ребра наружу — и раздутый животик.

Действительно, немного вырос, стал выпуклым.

Паломничество в «Икею» за «подушкой на софушку» (разве это не звучит подобно там-таму?). Петушок занимает очередь в кассу, а я бегу за дешевым хот-догом с горчицей.

Заглатываю почти целиком. Однако даже не успеваю ощутить вкус — сосиска исчезает где-то между горлом и желудком, словно съеденная кем-то другим. Оправдания вегетарианца? Петрушка, посмеиваясь, подсматривает за мной из-за угла:

— Ты мое «безумное семейство Банди» — колбаса да кока-кола.

Вечером вручную шью наволочки. Вот ведь прекрасная профессия — швея. Как подумаю об этой месячной компьютерной каторге, которая ждет меня в октябре…