Яд любви. Отель двух миров - Эрик-Эмманюэль Шмитт Страница 16

Господину Паланкену очень нравится.

– В роли Джульетты раскрывается твой талант. Джулия, теперь я понимаю, почему ты наперекор всем стихиям так хотела, чтобы спектакль состоялся. Ты хочешь стать актрисой?

– Нет.

– Это тебя не привлекает?

Все преподаватели-режиссеры – это несостоявшиеся актеры, Паланкен воображает, что каждый мечтает о подмостках и съемочных площадках.

– Уверяю вас, господин Паланкен: Джульетта будет моей первой и последней ролью.

Дедушка умер сегодня утром.

Вот уже несколько лет он оплачивал больничную палату, где лежала моя бабушка. У нее болезнь Альцгеймера. Каждый день дедушка проводил возле нее по многу часов.

Мне было жаль его, он не допускал и мысли о том, что его жена невменяема. Он продолжал с ней говорить, дразнил, смеялся, ворчал, прощал, целовал, – короче, играл за обоих, потому что перед ним бездвижно сидела, скрюченная в невзрачном кресле, старушка в мятом халате, которая ничего не видела и не слышала, ничего не отвечала. Моя бабушка напоминала чучело мышки, но, очевидно, ему она казалась молодой, соблазнительной, привлекательной для него и для других. Каждое утро он клал ей на колени шкатулку, отделанную эмалью, доставал оттуда драгоценности, надевал их на нее – она была кокетлива и чертовски хороша в прежние времена.

На прошлой неделе дедушка упал в парке, где-то на дальней аллее. «Скорая помощь» приехала поздно, к переломам прибавилось воспаление легких. В своей палате, в том же здании, что и бабушка, этажом ниже, он понял, что на этот раз ему не выжить. Дедушка призвал своих детей, поручил супругу их заботам и, испытав облегчение от того, что успел это сделать, испустил дух.

Я высоко ценила своего деда, хотя мы не были особо близки с этим поблекшим ветераном, безумно влюбленным, ввязавшимся в заранее проигранную битву – он пытался продлить идиллию с женщиной, которая оставила на земле лишь свою оболочку. Порой его упорство мне казалось возвышенным, но чаще смешным.

Сегодня, объясняя это Теренсу, я осознала, что напрасно так сурово судила, во мне течет та же кровь: я люблю любить. Я хочу заставить любовь жить.

* * *

Переписка между

Рафаэль, Коломбой, Джулией и Анушкой

Рафаэль

Девочки, вы не поверите, моя бабушка умерла сегодня утром.

Анушка

Но…

Коломба

Наконец…

Джулия

Вчера ты говорила, что дедушка.

Рафаэль

Вчера мой дедушка. Сегодня бабушка.

Джулия

Та, у которой болезнь Альцгеймера?

Рафаэль

Она угасла в своей постели сегодня утром.

Джулия

Ты… это связано с твоим дедушкой?

Анушка

Она знала, что он умер?

Коломба

Анушка, что за бред! Она же ничего не понимала и не узнавала никого.

Джулия

Анушка права: бабушка знала или нет?

Рафаэль

Медсестра ей сказала. Из принципа. Из уважения. Как если бы… И…

Анушка

И?..

Рафаэль

Это неправдоподобно…

Анушка

Рафаэль, умоляю. Говори все.

Рафаэль

В результате моя бабушка с помощью этой медсестры спускалась в комнату дедушки две последние ночи. Кажется, она даже держала его за руку.

* * *

Рафаэль все время плачет из-за смерти своей бабушки. Да она не сможет вспомнить ни одного разговора со своей прародительницей, так как бабушка, сколько Рафаэль ее знает, всегда страдала умственным расстройством.

На самом деле у Рафаэль нет ни одного приятного воспоминания о бабушке.

Чего ж она тогда рыдает?

Она страдает оттого, что повелась, поверила тому, что говорили все вокруг, родители, врачи, все утверждали, что Альцгеймер отбирает память и ясность ума. А вот ее бабушка приняла мысль о собственной смерти, как только узнала, что мужчина ее жизни отошел в мир иной. В этом нет ни малейшего сомнения.

– Ты понимаешь, Коломба? Внутри этой недвижной плоти что-то было – пленница, которую я не замечала и даже не догадывалась о ее существовании. Я думала, что моя бабушка нас не видит. А это мы ее не замечали. Мы относились к ней ровно так, как, полагали, она относится к нам.

Дедушка единственный чувствовал, что она существует, он один вел себя с ней правильно и достойно, тот самый дедушка, которого Рафаэль принимала за старого жалкого сумасшедшего.

– Любовь существует, Коломба! Мои бабушка и дедушка тому подтверждение, любовь может длиться всю жизнь. Любовь страдает, но не умирает.

Она права. Но почему ей так важно повторять этот вздор? Я допускаю, что увлечения длятся столько, сколько длятся. В чем проблема? Я живу на земле не для того, чтобы совершать достижения, а чтобы быть счастливой.

– Коломба, мы ошибаемся во всем… Если есть сознание внутри тела, которое, кажется, его лишено, кто нам докажет, что нет жизни после смерти?

Глядя на труп, мы совершаем ту же ошибку: доверяемся видимости.

Мы не замечаем сознания в теле, обреченном на растительное существование; мы не замечаем сознания, глядя на недвижное тело. Душа невидима.

Рафаэль меня поразила, хоть я и не любительница рассуждать на подобные темы. Мы говорили с Джулией, она сказала с отвращением:

– Надеюсь, вы ошибаетесь и смерть нас освобождает. Если конца нет, стало быть, это все будет длиться бесконечно?

От Джулии обалдеть можно в последнее время, с каждым днем все больше. Ее утверждения категоричны. Можно подумать, что она террорист-фанатик на службе собственных идей.

Сегодня, например, заметив фотографию бабушки и дедушки, которую теперь носит с собой Рафаэль, Джулия выхватила ее, стала рассматривать.

– Так вот как выглядели Ромео и Джульетта, если бы их родители прекратили распрю? – со вздохом произнесла она. – Вечные влюбленные, которым обстоятельства позволили остаться вместе? Какой ужас! Тщедушные старики, похожие на черепах.

Рафаэль оскорбилась и назвала Джулию монстром, Джулия в ответ обозвала ее внучкой монстров. Они бы повыдергали друг другу волосы, если бы не прозвенел звонок.

В любом случае я осторожно наблюдаю. Я знаю теперь причину противоречий между ними. Рафаэль призналась мне, что у нее роман с Теренсом и что ей неловко смотреть на Джулию. Знает ли та, какое место занимает Теренс в жизни Рафаэль? Каждый раз, когда Рафаэль просит объяснений у своего англичанина, он отвечает, что не желает затрагивать эту болезненную тему.