Словарь имен собственных - Амели Нотомб Страница 17

– Что?

– Лифчик. Я ведь заметила: пока я говорила, ты все время пялилась на мою грудь.

И Розелина приподняла майку. Плектруда не смогла сдержать возглас отвращения.

Девочка, научившаяся танцевать вопреки своим педагогам, чувствовала, что учится жить вопреки своей семье. Она не протестовала вслух, но смотрела на родных с горьким недоумением: «Как же они придавлены к земле! Как тяжело и неуклюже двигаются! Нет, настоящая жизнь должна быть совсем другой, выше и лучше, чем эта!»

Плектруда находила, что существование ее родных, в отличие от ее собственного, лишено стержня. И ей было стыдно за них. Иногда девочка даже спрашивала себя: а может, она сирота, подкидыш, которого взяли в семью?

– Послушай, Плектруда очень беспокоит меня. Она совсем отощала, – сказал Дени.

– Да, ну и что же? Это естественно, она ведь танцовщица, – ответила Клеманс.

– Не все танцовщицы такие худые.

– Ей тринадцать лет. В этом возрасте худоба – нормальное явление.

Удовлетворившись этим доводом, Дени смог наконец спать спокойно. Способность родителей к самоуспокоению поистине безгранична; исходя из конкретного постулата «худоба – типичный признак подросткового периода», они с Клеманс уже не принимали во внимание сопутствующие обстоятельства. Конечно, их дочка всегда была тоненькой как былинка, но ее нынешняя худоба выходила далеко за пределы нормы.

Наконец праздники кончились, и Плектруда с облегчением вернулась в училище.

– Мне иногда кажется, что мы потеряли одну из наших дочерей, – признался Дени.

– Ты просто эгоист, – оборвала его Клеманс. – Она же счастлива!

Но Клеманс ошибалась вдвойне. Во-первых, девочка вовсе не была счастлива. Во-вторых, эгоизм Дени не шел ни в какое сравнение с ее собственным: когда-то она страстно мечтала стать балериной и теперь удовлетворяла это несбывшееся желание с помощью дочери. Ее ничуть не тревожило то, что ради этой цели придется пожертвовать здоровьем Плектруды. Вздумай кто-нибудь упрекнуть Клеманс, она страшно удивилась бы: «Да что вы, я желаю моей дочке только счастья!»

И говорила бы абсолютно искренне. Увы, родители часто не понимают, что кроется за их искренностью.

То, что Плектруда переживала в балетном училище, нельзя было назвать счастьем: для него необходимо хоть какое-то чувство защищенности. А девочка отнюдь не чувствовала себя спокойно и повод для тревоги у нее был: теперь она уже не просто играла своим здоровьем, а жертвовала им во имя танца. И делала это сознательно.

То, что Плектруда переживала в училище, носило иное имя – экстаз, требующий полного отрешения, стирающий из памяти все – трудности, ограничения, физическую боль, опасность, страх. Только отринув это, можно было броситься в танец и познать неистовый восторг, опьяняющую легкость взлета.

Плектруда становилась одной из лучших учениц школы. Конечно, она была не самой худой, но, без сомнения, самой грациозной: ее движения отличались той изумительной свободой, которой капризная природа наделяет при рождении одних и лишает других; в последнем случае этот изъян ничем не восполним.

Кроме того, Плектруда была самой хорошенькой из воспитанниц, что также способствовало ее успеху. Даже при весе в тридцать пять килограммов она не походила на тех высохших мумий, чью худобу нахваливали педагоги: глаза танцовщицы озаряли ее личико фантастической красотой. А педагоги знали – хотя и скрывали от учениц, – что внешнее очарование необыкновенно важно при отборе танцовщиц-звезд, и в этом отношении природа одарила Плектруду много щедрее, чем других.

Однако ее тайной и мучительной заботой стало здоровье. Она никому не признавалась в этом, но по ночам ее терзали такие жестокие боли в ногах, что она едва сдерживала крик. Ничего не понимая в медицине, Плектруда все же угадывала причину: она давно уже исключила из своего рациона абсолютно все молочные продукты. Дело в том, что она заметила: стоит ей съесть несколько ложечек обезжиренного йогурта, как возникает ощущение «раздутости» (интересно было бы выяснить, что она понимает под этим словом).

А ведь обезжиренный йогурт был единственным молочным продуктом, разрешенным в училище. И обходиться без него означало полностью лишить себя кальция, который должен укреплять кости растущих подростков. Как бы ни были безумны взрослые, работавшие в училище, ни один из них не стал бы советовать детям отказаться от йогурта, его ели самые тощие из воспитанниц. Плектруда же объявила ему бойкот.

Этот отказ вскоре повлек за собой невыносимые боли в ногах, особенно в те часы, когда девочка сохраняла неподвижность, иными словами, ночью. Чтобы хоть как-то справиться с этой мукой, нужно было встать и походить. От ходьбы становилось легче, но первый шаг был истинной пыткой; Плектруда кусала платок, чтобы не закричать. И каждый раз ее преследовало ощущение, что кости выше и ниже колен вот-вот сломаются.

Она понимала, что причиной ее мучений было отсутствие кальция. И все же не могла решиться взять в рот этот проклятый йогурт. Сама того не зная, она стала жертвой психического механизма анорексии, когда любое ограничение считается необратимым, а каждый лишний кусок вызывает невыносимый стыд.

Плектруда похудела еще на два килограмма, и это утвердило ее в мысли, что обезжиренный йогурт «слишком тяжел» для нее. Когда она приехала домой на пасхальные каникулы, отец сказал ей, что она превратилась в скелет и выглядит ужасно, однако мать тотчас осадила его, громко восхитившись красотой Дочери. Клеманс была единственным членом семьи, с которым Плектруда общалась не без удовольствия: «Она, по крайней мере, понимает меня!» А сестры и Розелина смотрели на нее, как на чужую. Она больше не принадлежала к их миру: у них не было ничего общего с этим живым скелетом.

Потеряв два килограмма, юная танцовщица утратила вместе с ними почти все оставшиеся чувства. И потому отчуждение близких нисколько ее не огорчило.

Плектруда восхищалась своей жизнью: она чувствовала себя героиней в борьбе против земного притяжения, с которым сражалась собственным оружием – постом и танцем.

Как уже говорилось, взлет в прыжке был царством Грааля, и среди множества рыцарей, его ищущих, Плектруда была ближе всех к цели. Так стоило ли обращать внимание на ночные боли, когда впереди сияла вожделенная награда за труд?

Проходили месяцы и годы. Танцовщица душой и телом прилепилась к училищу, как монахиня-кармелитка к своему ордену. Вне его стен спасения не было.

Плектруда становилась восходящей звездой. О ней уже говорили в дирекции Оперы, и она это знала.

Ей исполнилось пятнадцать лет. Ее рост не изменился: все тот же метр пятьдесят пять, со дня поступления в училище она не подросла ни на сантиметр. Вес: тридцать два килограмма.

Иногда ей казалось, что раньше она вообще не жила, а прозябала. И она мечтала только об одном: чтобы ее жизнь никогда не менялась. Восхищение окружающих, реальное или воображаемое, подменяло собой все.