Окна во двор - Денис Драгунский Страница 17

Парочка выбирает презервативы.

Выбрали. Потом они решают купить лубрикант. Долго разбираются в тюбиках. Ну, не очень долго, а ровно столько, сколько им нужно.

Бывают разные люди. Есть такие, которые, если за ними становится очередь, стараются побыстрее справиться. А есть такие, которые совсем наоборот — начинают проявлять всяческую неторопливость.

Но это я отвлекся. Ибо вежливые и хамоватые люди были, есть и будут всегда.

А вот вслух обсуждать презервативы и смазки — это серьезнее.

В семидесятые годы секс считался неприличным занятием. Разговоры о сексе и сопутствующих приспособлениях были табуированы. Презервативы продавались в аптеке. Но! Но большинство мужчин либо едва прошептывали: «прзрвтф», либо говорили: «пакетик», а то и вовсе: «пирамидончик» — но с непременным подмигиванием.

Про это была масса анекдотов. Например, такой.

Приходит мужчина в аптеку и шепчет: «Фслн…» Аптекарша: «Что-что?» — «Вслн…» — «Как?» — «Взлн…» — «А?» — «Вазелину мне…» — «Пожалуйста. А почему шепотом?» — (шепчет) «Мне для секса».

Невозможно было себе представить, чтобы стеклянный шкаф с презервативами и лубрикантами стоял посреди аптеки и чтобы покупатели и покупательницы мило консультировались с аптекарем и друг с другом по поводу качества, цвета, вкуса и аромата продаваемых товаров.

Вот я и говорю: разлом цивилизаций.

Который прошел не между Западом и Востоком, а между поколениями.

Был такой Сережа Лакомов, в школе его звали Лакомый Кусочек, но это к делу не относится. А дело в том, что Сережа Лакомов был очень добрый и мечтательный, примерно с девятого класса по четвертый курс.

Он жалел некрасивых робких девочек. Как увидит такую — тихую, забитую, обидчиво насупленную, с кривым пробором, с прыщавыми щеками, короткими ноготками и обидно тонкими ножками, — сразу сердце его переполнялось какой-то странной нежностью и жаждой тихого подвига. «Вот возьму и женюсь на ней! — мечтал Сережа. — Подарю ей любовь, заботу и уют. Она научится улыбаться. Прыщи сойдут. И ах, как хорошо, когда рядом с тобой тихая, скромная, преданная женщина».

Он влюбился в одну такую Ниночку из параллельного девятого. Ну, влюбился в кавычках, конечно. Вмечтался, точнее говоря. И уже совсем было решился подойти к ней после уроков пригласить в кино, как вдруг увидел в коридоре Танечку из десятого. Она была почти точно такая же — грустная, тихая и некрасивая.

Сережа смутился и пошел домой. А дома мама велела ему вынести ведро, и там он увидел какую-то соседскую девочку, она тащила домой две сумки с продуктами, очень усталая, несчастная и забитая… Что делать-то?

В институте, где он учился, была та же история: очень много некрасивых тихих девочек с сальными носиками и кривыми проборами.

Всех очень жалко, но нельзя же на всех жениться!

Поэтому на четвертом курсе, весной, Сережа Лакомов женился на красивой, дерзкой и умной девушке из очень хорошей семьи.

Она была очень умная и дерзкая. Точнее, хитрая и наглая. Нашего Сережу она использовала на все сто, обгрызла его, как яблочко, — и потом выкинула на тротуар. В буквальном смысле слова: сорокапятилетний Сережа был вынужден прописываться обратно к своей маме.

И вот однажды он шел по улице из магазина, нес две сумки из «Ашана».

А в это время по этой улице ехала в своем маленьком «мерседесе-купе» некая Чагатай-Маттеус Нина Илларионовна. Она остановилась на светофоре и увидела, как улицу переходит мужчина в старой куртке, с двумя зелеными пакетами в руках. У него было милое, умное и доброе лицо. Он пошел по тротуару по ходу движения машин. Дали зеленый. Нина Илларионовна переставила ногу с тормоза на газ, двинулась вперед.

Обогнала его.

Вспомнила, как она пережила развод, потом второй брак и вдовство, и потом еще один брак и развод, теперь уже окончательно. «Но почему окончательно? — вдруг подумала она. — Я немолода, но обеспечена… Почему бы не выйти замуж просто за хорошего человека? Тоже немолодого. Пусть бедного, но милого, доброго и умного. Подарить ему любовь, заботу и уют. Как хорошо, когда рядом с тобой тихий, скромный, преданный мужчина…»

Подумавши так, она притормозила и встала у тротуара. Когда он ее нагонит и поравняется с ней, она откроет дверцу и предложит подвезти его до дома.

Но вдруг увидела, что на автобусной остановке, в десяти шагах впереди, стоит почти точно такой же мужчина. Милый, добрый и обтрепанный. А по улице бежит еще один. Тоже с хорошим, добрым и очень одиноким лицом.

«Да что это, я совсем с ума сошла!» — шепотом вскричала Нина Илларионовна, крутанула руль влево и дала газу.

Ее машину страшно ударил и отбросил грузовик, который несся по дороге.

Искореженный «мерседес-купе» вылетел на тротуар и смял Сережу Лакомова.

Сережа успел на секунду вспомнить, что в школе его звали Лакомый Кусочек и что он купил в «Ашане» мармелад. Нина Илларионовна не успела вообще ничего.

Бог, который смотрел с неба на этот ужас и кошмар, вдруг подумал:

— Стоп… А вдруг это та самая Ниночка, в которую Сережа был мечтательно влюблен в девятом классе?

Но тут Бога отвлекли на более важные дела, и Он про них забыл.

Поэтому там они друг друга не узнали.

«Она была замечательная — да почему была? Она, слава богу, жива-здорова — она чудесный человек. Умная, красивая. Но не это главное. Я не за то ее любил. То есть она мне сначала понравилась, конечно, потому, что красивая, очень эффектная девушка, я ее сразу заметил — в театре дело было — и вот так прямо подошел познакомиться. А когда стал уже с ней встречаться, увидел, какая она умная, образованная, острая. С ней удивительно интересно было и как-то необыкновенно легко. Вот тут-то я и влюбился. А по-настоящему полюбил уже потом. Когда почувствовал, какая она добрая. Господи, как она меня понимала! Никто меня так не понимал, не чувствовал. А главное — никто меня так не умел прощать, как она.

Я же говорю — она была чудо что за женщина, а я — грубый, бестолковый и довольно подлый. Кстати, я ей почти не изменял. Точнее, не слишком часто изменял. Всего раза четыре было; и все разы с ее подругами. Она знала, но виду не подала. Ужасно другое — я все время был недоволен. Сам не знаю почему. Бесился. Орал на нее по пустякам, стыдно вспомнить: волосок на раковине — скандал на полдня. Пьяный приходил довольно часто, начинал орать. Да что орать, руку на нее поднимал. Нет, не бил, слава богу. Но замахивался. Толкал в плечо. И вдобавок — полный нуль в смысле карьеры и денег. Ребенком почти не занимался. То есть и добывал мало, и этакого мужика из себя корчил. Все это было бы смешно, когда бы не было так мерзко…