Анна и черный рыцарь - Финн Страница 17

— Ничему я ее не учил, — отбрыкивался я. — Оно само получилось. В чем проблема, Джон? Она все неправильно поняла?

— Нет, — отвечал он. — На самом деле она все прекрасно объясняет своими словами, но ты был обязан научить ее использовать правильные термины, иначе никто ее никогда не поймет.

Я не стал рассказывать Джону, сколько времени я потратил на то, чтобы объяснить Анне, как правильно использовать терминологию и давать имена вещам и явлениям. Ей не составило труда мгновенно перепрыгнуть от чисел к мистеру Богу. Все те многочисленные имена, которыми его называли — Аллах, Абсолют, Иегова, — были в общем не так уж и важны, не правда ли? Анна выбрала для себя «мистера Бога», а все остальные объекты непринужденно называла «эта штука». У большинства ее друзей было по три имени, а у некоторых даже четыре, так что, каким именно их звать, особого значения не имело: они все равно знали, что обращаются к ним. Если ей самой было все равно, звали ли ее Анна, или Кроха, или даже «сорванец», то и мистера Бога это, скорее всего, совершенно не волновало. Слишком много шума из ничего. Джона слегка выбило из колеи, когда ему заявили, что он просто менял имена, в то время как Финн менял числа. Это она пыталась объяснить ему, что у каждого квадратика на шахматной доске есть свое имя, которое можно поменять. Числа были нужны для того, чтобы объяснить вам, сколькими разными способами можно туда попасть. А как вы будете называть квадратик, когда попадете туда, не имело уже решительно никакого значения, правда?

Еще меньше ему понравилось, когда я сказал, что все, что я смог ей дать, — это что-то вроде плота для плавания по водам жизни, хотя он и оказался довольно дырявый.

— Какому еще бреду ты умудрился ее научить? Скажи лучше сразу, чтобы я знал, чего мне опасаться.

Я сказал ему, что больше всего она хочет знать, как производить сложение с ангелами и, возможно, даже с мистером Богом, а поскольку никто точно не знает, даже сколько пальцев у ангела, то она занимается индексами, степенями, системами счисления и всем таким прочим.

— Да неужели? Нужно будет в этом как следует разобраться. Уверен, у нее там полно всякой путаницы. Какого черта ты не оставил все это мне?

Очень скоро ему предстояло обнаружить, что сложение — далеко не самое сложное, если у тебя есть необходимые навыки. Причиной неприятностей, как всегда, стали ее вопросы. Я попытался рассказать ему про пятьдесят лысых мужчин, о которых она меня спрашивала. Дело было так: имелась церковь, и каждое воскресенье в нее приходили пятьдесят лысых мужчин, на головах которых были написаны числа от одного до пятидесяти. Под куполом церкви сидел ангел с фотокамерой, и каждое воскресенье он делал снимки номеров на головах (вид сверху), причем каждое воскресенье мужчины должны были сидеть в разном порядке. Все было бы хорошо, но она желала знать, если, скажем, викарию тридцать лет, то сколько ему будет, когда лысые товарищи наконец-то повторят первоначальный порядок. Я попытался ей объяснить. Насколько нам удалось вычислить, викарию будет 5,84886462 лет. То есть к тому времени, как повторится исходный порядок чисел, викарий будет слишком стар, чтобы его это могло волновать всерьез. Да, он будет очень-очень старый, старше Мафусаила, старше даже, чем старый добрый приятель Tyrannosaurus Rex. [11]Ох, даже если сложить возраст всех живущих сейчас на Земле людей, и то он будет старше. Может быть, он даже будет старше, чем… ой, нет. Это невозможно. Я знал, что она на это ответит.

— О-о-о, Финн, разве сложение это не здорово?

— Да куда уж здоровее!

Ага, особенно если кто-то другой делал за нее всю трудную работу. И как же это и вправду оказалось здорово, когда она стала делать всю трудную работу сама!

С точки зрения преподобного Касла, никакой такой важностью числа не обладали; с точки зрения почтенного Джона Ди, который, напомним, совсем не верил в бога, походы в церковь были напрасной тратой времени. Что же до лысых товарищей и прочих Анниных проблем, то все дело было в сочетаниях и перестановках (терминология, возможно, и нормальная, но совершенно не из ее репертуара). В результате всего этого я оставался бултыхаться где-то посередине между воюющими противоположностями. Все они не понимали одной простой вещи. По крайней мере, простой в Аннином изложении.

Другое дело, когда она попросила меня выразить это в числах. На это ушло много времени. Анна хорошо усвоила на практике, что, если имеешь дело с нормальными маленькими числами, они имеют забавную тенденцию внезапно превращаться в очень-очень большие, а очень-очень большие числа были числами мистера Бога. Для Анны это фактически было одно и то же.

В ее интерпретации шесть дней творения выглядели несколько по-другому, чем в канонической трактовке. Не то чтобы ее идеи больше никого не впечатляли, просто для того, чтобы понять, что именно она имеет в виду, нужно было видеть и слышать ее в момент объяснений. Я, например, не знал, что в первый день мистер Бог сделал только три вещи. И хотя она не знала, какие именно три и даже не было ли там больше трех вещей, это уже не имело никакого значения.

— Потом он пошел спать, — рассказывала она мне, — и ему снилось то, как можно организовать эти три вещи разными способами. Так что на следующий день, когда он расположил их по порядку, у него в конце концов получилось уже шесть вещей, а потом он, конечно же, еще немного поспал и ему снилось, сколько может быть разных способов организовать уже шесть вещей.

И ее совершенно не удивило, что таких способов в результате оказалось 720. Она сдалась только на своем следующем вопросе: «Сколько всего может быть разных способов расположить 720 вещей?» Это было уже немного слишком — как для нее, так и для меня. То, что мистеру Богу предстояло сделать на пятый и шестой день, мог сделать только он. Число сделанных вещей уже становилось настолько огромным, что его, наверное, уже никто не смог бы вычислить. И неудивительно, что к седьмому дню он уже дико устал от всех них и решил как следует отдохнуть.

Для Анны Бог и очень большие числа представляли собой одно и то же, — поэтому ни то, ни другое ее совершенно не пугало. И то и другое было мило и прекрасно, так что они просто обязаны быть одним и тем же, не так ли? Когда на Анну по-настоящему находило, оставалось только слушать ее, пока она не закончит или не выдохнется. Когда ее несло, лучшим местом для нее были мои колени.

Джон, в свою очередь, несколько удивился, когда обнаружил ее у себя на коленях. Я знаю, что на самом деле ему это было приятно, но в его педагогической практике такого раньше не случалось. Пары часов хватило бы кому угодно, а Джон был уже не молод.

— Тебе лучше забрать ее домой, Финн, и привезти назад завтра. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Хотя большую часть времени я не понимаю, о чем она говорит, должен признаться, мне нравится слушать ее. Возможно, что в ее болтовне есть некий смысл, и я бы с удовольствием послушал еще, но не сейчас. Так что отвези ее домой и привози обратно завтра.