Семейство Таннер - Роберт Вальзер Страница 17

На следующий же день он работал на большой машиностроительной фабрике, где для проведения инвентаризации требовалось довольно много молодых людей. Вечерами он читал у окна, а не то продлевал путь домой с фабрики до дома Клары, делая большущий крюк вокруг всей горы, в темной зелени несчетных лесистых оврагов, прорезавших широкий склон. У источника, мимо которого неизменно проходил, он всякий раз утолял жестокую жажду и лежал затем на уединенном лугу, пока ночь не напоминала ему, что пора наконец идти домой. Он любил переход от летнего вечера к летней ночи, любил наблюдать, как краски леса медленно розовеют и гаснут, погружаясь в бездонный ночной мрак. Тогда он обыкновенно мечтал без слов и мыслей, более не корил себя, предавался блаженной усталости. Нередко ему чудилось, будто совсем рядом, в темных кустах, с шипением выныривает из спящей земли большой огненно-красный шар, а бросив туда взгляд, он видел луну, которая величаво выплывала из мирового пространства. И не мог оторвать глаз от бледного, легкого образа прекрасного небесного тела. Ему было так странно, что этот далекий мир, вроде бы вот только что прятался в кустах — только протяни руку и коснешься. Все казалось ему совсем рядом. Что значит здешняя даль по сравнению с этакими далями и близями. Бесконечное вдруг мнилось самым близким. А когда он добирался до дома, сквозь всю эту густую, певучую, благоуханную зелень ночи, навстречу ему всякий раз выходила Клара, и он ощущал ее появление как милую загадку. Глаза у нее, наверно от ожидания, выглядели заплаканными. Потом они до глубокой ночи сидели вдвоем на маленьком балконе, который превратился в подобие летней беседки, подвешенной в вышине, и играли в карты, или же Клара что-нибудь напевала, или он что-нибудь ей рассказывал. Когда она в конце концов желала ему покойной ночи, он спал так сладко, будто ее «доброй ночи» — волшебные слова, будто ими она навевала на него особенно глубокий и прекрасный сон. Утром, когда он спешил на работу, где усердно писал, помогая инвентаризировать машиностроительную фабрику, на кустах, травинках и листве искрилась серебряная роса. Однажды в воскресенье, воротившись с прогулки, он нашел Клару у себя в комнате, она спала на диване. Снаружи, из какого-то убогого домишка в горном предместье, где жили бедные работяги, долетали звуки маленькой арфы. Ставни были закрыты, в комнате царил жаркий, зеленый полумрак. Симон сел подле спящей, а она слегка коснулась его своею ножкой. Восхитительное прикосновение. Он неотрывно смотрел ей в лицо. До чего же она хороша во сне. Клара была из тех женщин, которые краше всего, когда их черты неподвижно-спокойны. Она дышала ровно, безмятежно; полуобнаженная грудь медленно вздымалась и опадала; из опущенных рук выпала книга. Симону хотелось стать на колени и молча целовать ее прекрасные руки, но он этого не сделал. Мог бы, пожалуй, если б она бодрствовала, но у спящей? Нет! Тайные, украденные, обманом добытые ласки не для меня, подумал он. Ее губы улыбались, будто она спала и знала, что спит. Улыбка спящей не допускала никакой грубой мысли, но заставляла смотреть на этот рот, на это лицо, на эти волосы, на округлые щеки. Во сне Клара вдруг сильнее оперлась ногами о Симона, потом проснулась, вопросительно огляделась по сторонам и долго, вроде как с недоумением, смотрела Симону в глаза.

— Ах, Симон! Послушай-ка, — наконец проговорила она.

— Что случилось?

— Нам недолго осталось жить в этом доме. Агаппея все проиграл, все потерял. Угодил в лапы мошенников. Дом уже продан, как раз твоему Женскому обществу народного благополучия и умеренности. Дамы решили устроить здесь лесной курзал для трудящихся. Агаппея примкнул к экспедиции Общества исследователей Азии и скоро уедет, чтобы отыскать где-нибудь в Индии затерянный греческий город. Обо мне он уже и думать забыл. Как ни странно, меня это ничуть не огорчает. Мой муж вообще никогда не был способен огорчить меня. Довольно! Я поселюсь в простой комнате, внизу, в городе, а вы с Каспаром будете меня навещать. Найду себе работу, по твоему примеру. Осенью мы отсюда съедем, и дом этот сразу же начнут перестраивать. Ну, что скажешь?

— Мне это весьма по душе. Я тоже подумывал начать новую жизнь. А теперь все получится само собой. Я очень рад, что смогу навещать тебя в твоем будущем доме.

Оба принялись со смехом рисовать себе будущее.

Каспар обретался теперь в маленьком провинциальном городке, где ему заказали декорировать танцевальный зал, то бишь расписать все стены снизу доверху. Между тем уже настала осень, и в один из субботних дней Симон, закончив работу, пустился в дорогу, чтобы за ночь одолеть расстояние, отделявшее его от Каспара. Чем плохо провести всю ночь в пешем странствии! Он заблаговременно изучил карту, в точности промерил на ней расстояние до того городка и определил, что вполне может добраться туда за одну ночь. Сначала путь лежал через предместье, где жила Роза, старая его приятельница, и он не преминул ненадолго заглянуть к ней. Роза очень обрадовалась, увидев Симона после столь продолжительной разлуки, обругала его вероломным злюкой, ведь он так надолго забросил ее, но говорила скорее с напускной обидой, нежели с подлинным раздражением, и не преминула угостить Симона бокалом красного вина, которое, как она выразилась, придаст ему сил для ночного странствия. Еще она быстро поджарила ему сосиску на газовой конфорке, а пока жарила, подтрунивала над ним, беззлобно, но вполне сознательно, сказала, что женщин у него, поди, полным-полно, и смеясь заметила, что вообще-то он не заслуживает сосиски, но все же ее получит, коли впредь будет регулярнее ее навещать. Поедая сосиску, Симон обещал ей это, а вскоре продолжил свое странствие, несколько побаиваясь предстоящих усилий. Однако ж трусливо поворачивать назад и садиться на поезд ему отнюдь не хотелось. И он зашагал вперед, снова и снова спрашивая встречных прохожих, не сбился ли он с пути, на всякий случай. Возле дорожных указателей непременно зажигал спичку, поднимал ее повыше и проверял, куда дорога ведет дальше. Шел он весьма проворно, словно опасался, что дорога ускользнет из-под ног и убежит прочь. Розино красное вино разгорячило его, и он желал только одного — поскорее добраться до гор, которые с легкостью и удовольствием преодолеет. Так он дошел до первой деревни, где никак не мог сориентироваться во множестве сельских дорог, разбегавшихся во всех направлениях. Поэтому он заглянул к кузнецу, который еще махал кувалдой, и от него узнал, что идет правильно. Дальше местность стала плохо обозримой, из-за обилия кустов; дорога поднималась в гору; потом он очутился вроде как на плато, почему-то наводившем страх. Кромешная тьма кругом, на небе ни звездочки, временами выглядывал месяц, но тотчас вновь скрывался в тучах. Теперь Симон шел через мрачный еловый лес, он с трудом переводил дух и стал внимательнее следить, куда ступает, так как то и дело спотыкался о камни и это ему слегка надоедало. Ельник кончился, Симон вздохнул свободнее, ведь идти темными лесами, в полном одиночестве, порой небезопасно. Внезапно перед ним словно из-под земли вырос большой крестьянский дом, закрывший почти весь обзор, откуда-то выскочила большая собака, метнулась к путнику, но кусать не стала. Симон стоял совершенно спокойно, не шевелясь, только пристально смотрел на собаку, и та укусить не рискнула. А он продолжил путь. Дальше, дальше! Через мосты, громыхавшие в тишине под быстрой поступью, ведь они были из дерева, старые крытые мосты с образами святых у входа и у выхода. Развлечения ради Симон принялся вышагивать то так, то этак. Как вдруг на совершенно открытом, но угрюмом поле перед ним возник дюжий мужичище, закричал на него и уставился страшным взглядом.