Не исчезай - Женя Крейн Страница 17

Все знают, Лаура существовала на самом деле. Она жила в Авиньоне. Белокурая Лаура – яркие глаза, манеры принцессы. Замуж она вышла за одного из де Садов. Позже в этой семье родится тот самый маркиз, Донасьен Альфонс Франсуа де Сад. Тот самый де Сад, которого не терпел Набоков.

Впрочем, что есть литература, если не сфабрикованная любовь? Самая истинная поэзия наиболее притворная. Так говорил Шекспир. Пожалуй, Нина способна на такую симуляцию. Люба, писательница L, способна ли?

Август 1912 года. 38-летний Роберт Фрост, чья поэзия почти не известна широкой публике, отправляется в Англию. Хронология публикаций до 1912-го: первое стихотворение опубликовано в школьной газете в 1890 году; в 1894-м – первая официальная публикация стихотворения «Бабочка» (за стихотворение он получил чек в 15 долларов); в 1903-м в журнале для птицеводов был принят для публикации рассказ Фроста «Гнездо-ловушка» (с 1903-го по 1905-й рассказ публиковался 11 раз в журналах «Птицевод» и «Фермерское птицеводство»); в 1905 году было опубликовано стихотворение «Островок цветов». И это все. За исключением изданного им самим (истинный «самиздат» – он смастерил книжечку сам) крохотного сборника «Twilight».

Первого апреля 1913 года (26 марта ему исполнилось тридцать девять лет) был впервые опубликован отдельной книгой сборник поэзии Фроста. Столько лет ждать признания – и не сдаваться! Горечь, разочарование? Совсем нет. Он почти счастлив. Признание, пусть запоздалое, но все же пришло. Но какое! Поэта-янки регулярно показывали по национальному телевидению. Его стихи были включены в обязательный список литературы для американских солдат, находящихся за океаном, – в целях поднятия боевого духа. Лишь в России, где так велика нужда в пророках, поэты завоевывают подобную славу. Однако заметим: первыми его признали англичане, лишь затем на него обратили внимание в Америке.

К 1874 году, когда родился Фрост, прошло чуть больше дести лет после окончания Гражданской войны. Отец его, Уильям Прескотт Фрост-младший, служил школьным учителем, подрабатывал журналистом, затем стал редактором «San Francisco Evening Bulletin» (позже – часть знаменитого «San Francisco Examiner»). Не признанный «своими», яростный демократ, игрок, выпивоха, попросту – алкоголик, страдавший от раннего туберкулеза, не пожелавший смириться ни с болезнью, ни с физической слабостью, Уильям Фрост был потомком Николаса Фроста из Тивертона, графства Дэвон, Англия. Один из первых поселенцев (провинция была основана в 1623 году), Николас Фрост прибыл в Нью-Гемпшир на английском судне «Wolfrana» в 1634 году.

Первые годы жизни Робби провел под крылом матери, Изабел, жалевшей боязливого, болезненного мальчика. В отличие от мужа, мать Фроста – ревностная протестантка, затем перешедшая в унитарианскую церковь, – постоянно искала духовного покоя и приюта своим «идеям». После увлечения унитарианством, она стала сведенборгианисткой – прихожанкой Новой церкви, или Церкви Нового Иерусалима. Прочтя Эмерсона, она приняла философию, условно названную трансцендентализмом.

Вспоминая годы, прожитые в Сан-Франциско, вдова Уильяма Прескотта Фроста-младшего любила напоминать своим детям, что их отец был человеком необыкновенным, почти героическим. С годами рассказы о нем стали все больше напоминать легенду, а свои воспоминания о жизни в Калифорнии женщина старалась окрашивать в самые радужные цвета. Жизнь была полна обещаний, и лишь случайности и неудачи разрушили предстоящее счастье. Своего покойного мужа она постаралась представить как некоего мифического героя, кумира ее юности, ушедшего из жизни во цвете лет.

Необычайно одаренный, упрямый, честолюбивый, деятельный, увлекающийся политикой, вспыльчивый, Уильям не пожелал подчинять свою жизнь протестантским ограничениям Новой Англии. В жажде нового, вечно в поисках, метаниях, он стремился переупрямить судьбу. Яростный борец с ханжеством, Уильям Фрост отказывался ходить в церковь, издевался над всяческими «предрассудками» и суеверием. Может, именно от него унаследовал будущий поэт тот внутренний разлад, что заставляет искать все новые пути для самопознания? Если снисходительная мать во всем потакала мальчику, отец, в противовес Изабел, третировал маленького Роберта, наводя на него ужас. Не прощая ему ни малейшей слабости, Уильям хотел сделать из сына спортсмена, таскал за собой повсюду, заставлял плавать, учил быть «мужчиной». Неизлечимо по тем временам больной, он не желал мириться с этой «слабостью», совершая атлетические заплывы в заливе Сан-Франциско. Маленький Роберт потерянно бродил по берегу, никогда не зная, вернется ли отец обратно из очередного «заплыва». На берегу ждала спасительная бутылка виски – Уильям верил, что спиртное оказывает лекарственное действие, «очищая» организм от чахотки. Они также ходили на бойню, где отец в целебных целях пил бычью кровь. Заплывы перемежались запоями.

Робби знали во всех салунах, где отец проводил большую часть дня. Не раз, засыпая в хмельном ступоре, Уильям заставлял мальчика ложиться с ним рядом на кушетку. Проваливался в сон, сжимая его в пьяных объятиях. Бедный Робби цепенел, боясь даже шевельнутся. Так прошли первые десять лет жизни Роберта – эксцентричная легкомысленность матери, навязчивая боязнь очередной блажи отца, нехватка денег… Для его младшей сестры Джинни это обернулось повышенной нервозностью и последующим психическим заболеванием, которое можно отчасти объяснить ранними страхами, вызванными родительским своенравием и непредсказуемостью того, что происходило в этом доме.

Уильям Прескотт Фрост-младший умер 5 мая 1885 года, когда Роберту было одиннадцать лет от роду.

Какие замечательные составляющие! Если бы некий режиссер вознамерился создать образ мрачного певца Новой Англии, кто мог бы представить более подходящую личность? Сын Уильяма-младшего, деспотичного, своенравного, любителя виски, картежника, и мечтательной, фанатично преданной постоянно меняющимся верованиям, экзальтированной Изабел. Болезненный, пугливый, а помимо этого крайне упрямый, он отказывался ходить в школу, не умея подчиняться чужим правилам. «Меня воспитали сведенборгианистом. Я уже не сведенборгианист, – писал Роберт Фрост в 1923 году. – Но… я мистик. Я верю в символы. Я верю в перемены, в переменчивые символы».

Юный Фрост стал поэтом прежде, чем ему довелось стать мужем, а затем отцом. Впрочем, говорят, что поэтами рождаются. Может, то был аванс, предложенный ему судьбой? Как заранее подброшенный спасательный круг – подачка в виде неразменной монеты таланта: умение выписать из себя, выразить, обмануть смерть, убежать от жизни.

А вслед за тем – вновь вечная нехватка денег, потери, смерть троих детей, сокрушенное сердце. Но… Несломленный дух?!

Любил ли он жену? Был ли привлекательным мужчиной? Благодаря Томпсону, официальному биографу Фроста, американская публика видит поэта «злобным старым хрычем». На самом же деле Роберт был хорош собой. Энергичный, полный жизни. Мы привыкли видеть его на старых черно-белых фотографиях. Но в ранних изданиях на портретах – лицо юноши, почти мальчика, с вьющимся чубом. Чем-то он напоминает Есенина. Задумчивые глаза, устремленные – нет, не вдаль, на читателя.