Письма с острова Скай - Джессика Брокмоул Страница 18

С мольбой,

Элспет.

Чикаго, Иллинойс, США

15 июня 1915 года

Дорогая Сью!

Почему мне всегда не хватает слов, когда ты сильнее всего в них нуждаешься? Если бы мои мысли о тебе можно было выразить на бумаге, то тогда ты получила бы самые крепкие из эпистолярных объятий. Что с Финли?

Беспорядок в Европе словно зеркальное отражение хаоса в моей жизни. Муж Иви болен. Сначала мы не думали, будто это что-то серьезное, но он никак не поправится. Флоренс сейчас живет у моих родителей. Ты, наверное, представляешь, как Иви трясется над здоровьем дочери. Как только Хэнка стало знобить, она тут же отослала Флоренс из дома.

Свадьбу я отложил. Лара в ярости. Я сказал ей, что неприлично думать о веселье, когда Хэнк болен. Кажется, она считает, будто Хэнк не единственная причина моего решения. Наверное, я с ней соглашусь. Так что ты права. Должно быть, это чужой паром. Хотя не думаю, что Лара легко с этим смирится.

Как будто мало болезни Хэнка и проблем с отложенной свадьбой, мои несчастья продолжают множиться. В школе меня попросили не возвращаться после каникул. Все было высказано очень вежливо, но, по сути, меня просто выгнали. Похоже, родителям не понравилось то, что я приносил на уроки газеты и рассказывал ученикам о «Лузитании» и других военных преступлениях. Мамочки и папочки не желают, чтобы их драгоценные детки знали, сколь ужасен на самом деле мир, в котором они живут. Вот так: я пытался учить детей уму-разуму, а меня уволили за то, что я слишком хорошо это делал. «Надо было ограничиться Периодической таблицей», — сказали мне.

И с моей сказкой «Бал сумеречных фей» ничего не вышло. Журнал прислал ее обратно с равнодушной припиской в том духе, что произведение не отвечает редакционной политике и они «с сожалением вынуждены отклонить его». Отказ есть отказ. Как видишь, я нигде не преуспел.

Но я догадываюсь, что без терпения ничего не достигнешь. Я назначу новую дату свадьбы, начну опять просматривать объявления в газете, пошлю сказку в другой журнал. Меня не звали бы Мортом, если бы я прятался от трудностей. Я свалился с водосточной трубы и сломал себе ногу, но знаешь, всего через несколько месяцев после этого события я вновь забирался по той же трубе.

У меня есть и кое-что хорошее — я наконец-то покинул дом родителей. Харри снял квартиру, когда вернулся в Штаты, и я поселился вместе с ним. Мы как будто снова оказались в Англии.

Еще одно хорошее в моей жизни — это ты.

Надеюсь, что теперь у тебя все налаживается, дорогая Сью.

С мыслями о тебе,

Дэвид.

Остров Скай

2 июля 1915 года

Дорогой Дэвид!

Финли отрезали ногу. Только ту часть, что ниже колена, но и это слишком большая потеря. Он не смог сообщить об этом сразу, когда писал махэр. Она приехала к нему, все увидела, но это сейчас не важно. Она благодарит Бога, что сын жив. Мы все благодарны за это. Финли перевели в госпиталь в Эдинбурге, чтобы он окончательно оправился, и после того, как ему подберут протез, он вернется на Скай. Мы больше не сможем бродить вместе по острову, как раньше, но, по крайней мере, мой брат будет со мной.

Я не на шутку забеспокоилась, пока читала твое письмо, — ты казался таким грустным. С тобой случилось столько неприятностей, достаточно, чтобы обескуражить и самого крепкого духом человека. С большим облегчением поняла, что ты все тот же старый Морт — юноша, который мог лазить по водосточной трубе с мешком, набитым белками, и сердцем, полным веселья. Да если бы мой Дэйви не смеялся в зубах у опасности, тогда это был бы другой, неправильный мир. Как по-твоему, я смогла не пасть духом, несмотря на все? Как, по-твоему, я смогла остаться на плаву в этом море хаоса?

Фотографирование прошло успешно. Пока махэр была в Лондоне, я отправила ей почтовым переводом деньги и попросила купить мне платье, что-нибудь красивое и современное. Должно быть, я послала ей слишком много денег, так как она привезла мне деловой костюм из коричневой шерсти, блузку и два платья: одно — до невозможности прагматичное (серое, как шотландское небо зимой), а второе — розовое и абсолютно легкомысленное. Этот розовый наряд весь текучий и летящий и кажется ужасно нескромным после тех тяжелых бесформенных свитеров, которые я привыкла носить. Но когда надеваю его, появляется такое ощущение, будто меня окутала радуга, и в нем я выгляжу молодой и беззаботной, словно ни разу в жизни не слышала слова «война».

Фотограф убедил меня надеть розовое платье, потому что, как он сказал, в нем я больше похожа на поэта — «эфемерная», так он выразился. Естественно, портрет он захотел делать под открытым небом, на фоне того, о чем я пишу. В результате поставил меня в саду, на галечной дорожке и — да, Дэйви — рядом с овцами. Я чувствовала себя глупо: ну какая девушка из Нагорья отправится в подобном одеянии пасти овец или ходить по холмам? Но мне не следует жаловаться, так как снимки получились сносные. И совсем не видно, что на ногах у меня старые черные боты. Махэр выращивает перед домом небольшой цветник, и, на мой вкус, фотографии, сделанные там, вышли лучше остальных. Раньше я никогда не видела себя со стороны. Фотограф прислал мне несколько отпечатков, так что один отправляю тебе. Теперь ты можешь узнать, как я на самом деле выгляжу. Надеюсь, не разочаруешься.

Прошлым вечером я сидела перед коттеджем и наблюдала за восходом луны с блокнотом и карандашом в руках. В саду пахло наперстянкой и жимолостью и, конечно же, солоноватым привкусом моря. Было достаточно прохладно, так что мошка не донимала. Перед тем как лечь спать, махэр вынесла мне термос с чаем. Я просидела там всю ночь. С собой у меня было горячее питье и мой блокнотик — разве можно желать большего? Ночь казалась полной смысла и жизни. Это была одна из тех шотландских ночей, которые заставляют поверить в духов и гномов. Когда утром па вышел, чтобы подоить коров, то обнаружил меня спящей на скамье перед домом, «сплошь покрытую росой, словно фея», сказал он. Теперь ты понимаешь, в кого я уродилась поэтом!

Знаешь, сейчас я вполне довольна жизнью, но это довольство хрупкое, как яйцо. Я обкладываю его подушками и стараюсь беречь от грохота и взрывов по ту сторону пролива. Все время боюсь, что очередной взрыв окажется слишком громким и домчится прямо до моего маленького острова.

Э.

Чикаго, Иллинойс, США

21 июля 1915 года

Дорогая Сью!

Я поставил фотографию на стол и сейчас пишу, глядя в твои глаза и пытаясь представить тебя читающей это письмо. Твое описание двухлетней давности оказалось слишком скромным. Думаю, нет нужды говорить тебе, как ты красива.

Но теперь, имея твой портрет, я отлично понимаю, почему отец сравнивает тебя с феей, спящей в саду. Если бы я не был уверен, что ростом ты больше моего пальца, то решил бы, что твое платье сшито из лепестков роз и паутины. Выглядишь волшебно посреди цветов. И у тебя такое грустное выражение лица. О чем ты думала в тот момент, когда была сделана фотография?