Даун - Михаил Ремер Страница 18

– Что же ты, милая, грех-то такой несешь? Еще, поди, и некрещеная? Ну да Богу-то все равно. Пойдем, пойдем, милая!

Уж чего ее дернуло сына с собой тащить? Куда ему в дом Божий, юродивому этому? Я уж и так и эдак отговаривала Юлию. Все зря. С нами он идет. Душенька-то не спокойна. Чую, чую – выкинет он что-нибудь. Я уж пригляжу за ним. Как следует пригляжу. Не положено дом Божий осквернять. Не положено!

Сегодня мы втроем куда-то идем: я, мама и нянечка. Раньше я никогда не был так далеко от дома. Даже с Олей. Мне все ново и интересно. Я гляжу по сторонам. Я стараюсь не пропустить ничего. Впрочем, это занятие меня скоро утомляет. Я устаю от одинаковых домов и прохожих.

– Не бойся, милая, – бормочет нянечка, – ничего страшного. Я вот тоже долго не верила, недавно только покрестилась. Как крестилась, так и ладно пошло все. Так ты не переживай, что не крещеная. Не страшно это совсем. Богу ведь все равно, если молить его как следует. Ты не бойся, моли. Поможет он тебе! Сердцем чую.

– Я даже не знаю, – как-то неуверенно шепчет мама в ответ. – Всю жизнь не верить и вот – на тебе, бежать в церковь, просить о чем-то.

– А ты просто не сомневайся. Главное, чтобы другим не во вред да от сердца чистого.

Я мало что понимаю. Чувствую только одно: для мамы этот поход – что-то очень важное. Это как какой-то обряд всех обрядов.

Она здорово похудела, побледнела. Теперь она не показывается на улице без черных очков и платка. Она так делает специально, чтобы никто не увидел ее лицо. Бледное и уставшее.

Еще несколько домов – и мы вышли к огромному белому зданию. Оно стоит в стороне от остальных. Огорожено металлической изгородью. Высокий шпиль с сияющей круглой макушкой. Четыре поменьше вокруг главного. Огромные металлические двери. Картинка с человеком с ярко-желтыми крыльями.

Что-то поманило мой взгляд наверх. Я снова поднял глаза и замер. Солнечный свет упал на огромный шар на башне. Упал и заставил его сиять. Ярко-оранжевый цвет! Прямо как мой Мячик! Тогда я понял: моя мечта вот-вот сбудется! Я увижу Хозяина Оранжевого Мячика! Может, нам удастся познакомиться. И он сможет сделать так, чтобы мама снова стала радостной!

Пока я смотрел наверх, мама с нянечкой остановились перед дверью. Они молча склонили головы и несколько раз коснулись пальцами плеч, груди и лба. Потом нянечка сделала то же самое со мной. Наверное, это один из ее обрядов. Мне кажется, что она боится Хозяина Оранжевого Мячика. Старается задобрить его, прежде чем вступить в его владения. Но зачем? Хозяин Оранжевого Мячика совсем не злой! Он – добрый. Он любит играть со своим Мячиком. А еще он очень одинокий. Он радуется, когда кто-то приходит к нему поиграть.

Так и чувствовала, что не надо Костю с собой брать! Кто так себя ведет в храме Божьем? Тут молиться надо, о помощи просить. Тут тихо должно быть.

А он? К распятию бросился и давай кричать что-то. Игрушку нашел себе новую, вот и радуется. Разве можно в храме Божьем кричать так? Тут молчать надо. Молить о благодати высшей, каяться надо! На себя грех взял да и нас в грех ввел. Уж еле успокоили его. Вон, даже Григорий с Никоном на помощь прибежали! Оттащили, слава богу, от распятия. Успокоили. Кто же ведет себя так в храме Божьем! Да что взять-то с него. Юродивый, прости его, Господи!

Костик что-то почувствовал. Я уверена в этом. Почему-то он подошел именно к распятию. Он заговорил с Иисусом. Я готова поклясться, он чувствует, что в наш дом пришла беда. Он хочет помочь. Он. Он знает, как это сделать!

Вот и сейчас он стоит перед распятием и говорит с Христом! Он делает то, что не дано никому из присутствующих. Татьяна Валерьевна хорошая женщина, но она не понимает, что на ее глазах произошло чудо. Точно так же, как не понимают эти церковники! Они помешали Косте. Они не дали ему поговорить с Богом! А я. Я просто стояла в стороне и не знала, что мне делать.

Мы вошли вовнутрь. Там никого не было. Там было, как вечером. Очень много свечек. Со всех сторон: с потолка, стен, колонн на нас смотрели тети и дяди. Кто с жалостью, кто с любовью, кто с упреком, кто с осуждением. Но не было ни одного безразличного лица. Каждый готов был выслушать нас и помочь.

– Моей маме очень плохо. Помогите нам. Мама хорошая. Она любит меня. А еще она любит папу и Сережу. Если ее не станет, кто будет любить нас всех? – обратился я к длинноволосому мужчине, который почему-то висел на кресте.

Не знаю почему, но мне показалось, что он – самый главный. Если не считать Хозяина Оранжевого Мячика.

– Помоги нам, пожалуйста!

Мне показалось, что мужчина посмотрел на меня, потом на маму. Мне показалось, что он улыбнулся.

– Ты меня слышишь?

Он чуть заметно кивнул головой.

– Ты сделаешь это? – снова обратился я к нему.

Но в этот момент нянечка схватила меня за руку и оттащила прочь.

– Костя, разве можно так шуметь в Божьем доме? – укоризненно покачала она головой.

– Я не шумлю! Правда! Я разговариваю с ним, – кивком указал я на мужчину на кресте. – Он понимает меня!

– Такой большой мальчик, а так плохо ведешь себя. Здесь не место для игр. Здесь нельзя шуметь.

– Я не хочу играть! Я хочу попросить его помочь нам с мамой. Пустите меня! – попытался я вырваться.

– Константин, прекрати! – прошипела она мне.

В этот момент ко мне подошел дядька в черном халате. Он взял меня за руку и отвел к двери.

Вот уж не думал, что такое увижу. В церковь дауна привели. Вот дубина-то, ха-ха! Кричать начал, шуметь! Тут люди молятся, а он шум разводит.

К распятию побежал. Тоже мне игрушку нашел себе! Ну мы с Григорием, понятное дело, оттащили его, успокоили. Баба Таня тоже нашипела ему на ухо чего-то там. Угомонился он, в общем. Но вообще, грех это – в храме Божьем шум поднимать. Хотя ему-то что с того? В рай все равно не попасть. Нет места там юродивым. Мамка с папкой, видать, тоже нагрешили порядком, раз наказал их Бог. Только я чуть расслабился, так он чуть не вырвался. Ну куда тебя несет? Привели тебя в дом Божий, так хоть не шуми, раз не понимаешь. Одно слово – даун, прости его, Господи!

Все, что происходило дальше, было, как обычный обряд. Нянечка тыкала себя пальцами и кланялась. Мама делала то же самое. Они что-то шептали. В конце они по очереди подошли к картине тети за стеклом. По очереди поцеловали ее. По очереди поклонились. Потом снова начали тыкать себя пальцами. В конце нянечка упала на колени и ударилась лбом об пол. Потом начала кланяться так, что я испугался: вдруг у нее отвалится голова. Мама же просто поцеловала картину и отошла назад. Наверное, она тоже поняла, что это лишь обряд.