Детство Иисуса - Джозеф Максвелл Кутзее Страница 18

Дверь внезапно распахивается, и вот перед ними мальчик, запыхался, сопит.

– Иди сюда, – подзывает он мальчика. – Ты узнаешь даму? – Он поворачивается к ней. Лицо ее тревожно застывает. – Можно, он возьмет вас за руку? – И, обращаясь к мальчику: – Иди, возьми даму за руку.

Мальчик совершенно замирает.

Тут на сцене появляется очевидно расстроенный привратник.

– Простите, сударь, – говорит он, – но это против правил, и я вас предупреждал. Я вынужден просить вас уйти.

Он поворачивается к женщине за поддержкой. Разумеется, она не обязана подчиняться привратнику и его правилам. Но она ни словом не возражает.

– Смилостивьтесь, – говорит он привратнику. – Мы прибыли издалека. Может, давайте все пойдем в сад? Это все равно будет против правил?

– Нет, сударь. Но имейте в виду: ровно в пять ворота закроются.

Он обращается к женщине:

– Мы можем выйти в сад? Прошу вас! Дайте мне возможность объясниться.

Он молча ведет ребенка за руку, и все трое проходят через двор в заросший сад.

– Когда-то, похоже, это было великолепное имение, – отмечает он, стараясь разрядить обстановку, пытаясь изобразить разумного взрослого. – Какая жалость, что сад запущен.

– У нас всего один полностью занятый садовник. Он не справляется.

– А вы? Вы здесь давно живете?

– Сколько-то. Вот по этой дорожке мы придем к пруду с золотыми рыбками. Вашему сыну может понравиться.

– Вообще-то я ему не отец. Я за ним присматриваю. Вроде как хранитель. На время.

– Где его родители?

– Его родители… Вот поэтому я сегодня здесь. У мальчика нет родителей – в обычном смысле. На судне по пути сюда произошла ошибка. Письмо, которое могло бы все объяснить, куда-то подевалось. В результате родители потерялись или, точнее сказать, он потерялся. Они с матерью оказались разлучены, и мы пытаемся ее найти. Его отец – отдельная история.

Они добрались к обетованному пруду, в котором и впрямь золотые рыбки, и маленькие, и большие. Мальчик встает на колени у края и пытается приманить их листом осоки.

– Позвольте мне уточнить, – говорит он тихо и быстро. – У мальчика нет матери. Мы ищем ее с тех пор, как сошли на берег. Не подумаете ли вы его взять?

– Взять его?

– Да, быть ему матерью. Быть его матерью. Вы возьмете его в сыновья?

– Я не понимаю. Вернее, не понимаю совсем. Вы предлагаете мне усыновить вашего мальчика?

– Не усыновить. Быть его матерью, настоящей матерью. У нас у всех по одной матери, у каждого. Вы будете ему одной-единственной матерью?

До сего момента она слушала внимательно. Теперь же начинает озираться несколько испуганно, словно надеясь, что кто-нибудь – привратник, кто-то из ее партнеров по теннису, кто угодно – придет ей на помощь.

– А что с настоящей матерью? – спрашивает она. – Где она? Жива ли?

Он думал, что ребенок слишком занят золотыми рыбками и не слушает. Однако тот вдруг встревает:

– Она не умерла!

– Тогда где же она?

Ребенок молчит. Молчит и он сам. Потом произносит:

– Пожалуйста, верьте мне – просто примите на веру, – тут все непросто. Мальчик без матери. Что это означает, я не могу вам объяснить, потому что не могу объяснить даже себе. И тем не менее я обещаю вам, если вы просто скажете «да», без задней мысли и без дальнейшей, все вам станет ясно – ясно как день. По крайней мере, я в это верю. Так вот: примете ли вы этого ребенка как своего?

Она смотрит на запястье, где нет часов.

– Поздновато, – говорит она. – Братья будут меня ждать. – Она поворачивается и быстро идет обратно по тропе к резиденции, юбка шуршит по траве.

Он бежит за ней.

– Пожалуйста! – говорит он. – Еще миг. Вот. Давайте я запишу вам его имя. Его зовут Давид. Он значится под этим именем, он его получил в лагере. Вот где мы живем, сразу за городом, в Восточной деревне. Пожалуйста, подумайте. – Он сует бумажку ей в руку. Она уходит.

– Она меня не хочет? – спрашивает ребенок.

– Хочет, конечно. Ты такой красивый, умный мальчик, кто ж тебя не захочет? Но ей сначала надо привыкнуть к этой мысли. Мы заронили семя ей в ум. Теперь нужно набраться терпения и дать ему вырасти. Поскольку вы друг другу нравитесь, оно наверняка прорастет и расцветет. Тебе нравится эта дама, правда? Ты же видишь, какая она добрая, – добрая и кроткая.

Мальчик молчит.

Когда они добираются до конечной остановки автобуса, уже почти темно. В автобусе мальчик засыпает у него на руках; его, спящего, приходится нести от остановки до квартиры.

Посреди ночи он просыпается от глубокого сна. Мальчик стоит у его кровати, слезы ручьем льются у него по лицу.

– Я есть хочу! – хныкает он.

Он встает, разогревает молоко, мажет маслом кусок хлеба.

– Мы будем там жить? – спрашивает мальчик с набитым ртом.

– В «Ла Резиденсии»? Вряд ли. Мне там нечего делать. Я стану как те пчелы, что болтаются по улью и ждут времени еды. Но это мы можем обсудить утром. Уйма времени.

– Я не хочу там жить. Я хочу жить здесь, с тобой.

– Никто не заставляет тебя жить, где тебе не хочется. А теперь пошли спать.

Он сидит с ребенком, гладит его тихонько, пока тот не засыпает. Я хочу жить с тобой. А что, если это желание горестно воплотится? Хватит ли его на то, чтобы быть ребенку и отцом, и матерью, вырастить его во благе, работая все время в порту?

Он молча клянет себя. Что ж он не объяснил свое дело спокойнее, разумнее! Нет, конечно, он должен вести себя как сумасшедший, набрасываться на бедную женщину со своими просьбами и запросами. Возьмите ребенка! Будьте ему одной-единственной матерью! Лучше б он нашел способ сунуть ребенка ей в руки, тело к телу, плоть к плоти. Тогда воспоминания, что залегают глубже любой мысли, могли бы пробудиться, и все бы обошлось. Но увы, он, этот великий миг, оказался для нее слишком внезапным, как и для него самого. Он явился ему, как звезда, и он его упустил.

Оказывается, не все потеряно. После полудня мальчик взбегает по лестнице в большом возбуждении.

– Они здесь, они здесь! – кричит он.

– Кто здесь?

– Дама из Резиденции! Дама, которая будет моей мамой! Она приехала на машине.

На даме, прибывшей к их двери, – довольно официальное темно-синее платье, забавная шляпка с броской золотой булавкой и – он глазам своим не верит – белые перчатки, словно она приехала навестить адвоката; и приехала она не одна. С ней высокий, мускулистый молодой человек, который так умело играл против двух противников на корте.