Неунывающие вдовушки - Ингрид Нолль Страница 18

– А, ну тогда конечно…

Разоблачение семейных тайн меня мало интересовало, Кора мне когда-то уже все это рассказывала. Зато Феликс ликовал. И ведь чему радовался, смешно, ей-богу.

– Получается, – рассуждал он, – что Кора мне только наполовину кузина. Раньше моя мать и ее отец считались родными братом и сестрой, а на самом деле они – сводные. Значит, у Коры и у меня всего-то общая бабушка – ты ее знаешь, – но разные деды.

Ну и что?

– Двоюродных братьев и сестер испокон веку женили, и никого это не беспокоило, – заметила я, – чего ты так суетишься? Ты не первый, кто домогается собственной кузины.

Чужая семья – потемки. И вникать не стану, ну их! Вы мне лучше скажите, почему моя подруга, а твоя милейшая кузина так подло меня подставила?.. Но у Феликса никакого объяснения не нашлось. Он как одержимый вычислял, каково их с Корой кровное родство в процентах.

– Теперь можно не беспокоиться, что ты с ней переспал? – ухмыльнулась я.

Феликс покраснел.

– Да не спал я с ней!

Как прикажете вас понимать? Должно быть, вся эта ваша итальянская афера затянулась так надолго оттого, что Кора вдруг, уж бог знает почему, постеснялась ложиться в постель с двоюродным братом? Или же Феликс сам, как бы втайне ни вожделел свою рыжую кузину, устыдился своих желаний? Или это она его просто дразнила? Кора любит мучить мужчин: сначала увлечет, надает авансов, раздразнит, а потом обдаст холодом, оттолкнет прочь. Готова в это поверить, это так на нее похоже.

Тьфу! Зачем только я в это лезу? Не мое дело! Стыд один! Пора сменить тему.

– Где же вы были все это время?

– Два дня во Флоренции, потом на море, потом в деревне. Эмилия и Марио сначала были с нами, а потом остались в горах, – отчитался Феликс.

И далее я услышала то, что и ожидала услышать. Кора непредсказуема, это, ей-богу, невыносимо! Переменчива, как погода в апреле. Иногда – ну само очарование: сердечна, щедра, мила, остроумна. То вдруг, будто она сама тяготится своим добродушием, становится злой, холодной, надменной, вредной, черствой, почти жестокой. В таком состоянии, как бы Феликс ее ни нахваливал, как бы ни подлизывался, Кора придиралась к каждому слову, высмеивала, унижала его, называла его примитивным и неинтересным, с ее точки зрения. Как-то раз она всерьез его довела, он молча развернулся и пошел собирать чемодан. Тогда Кора прибежала в его комнату, стала просить прощения, обниматься, едва не соблазнила.

– Значит, вы спали в разных комнатах? – зацепилась я.

Феликс кивнул. Да, жили раздельно, но каждый вечер Кора заходила перед сном в ночной рубашке, вернее, в том, что она считала таковой. Залезала к нему на кровать с сигаретой, прокуривала его комнату и при этом преподавала ему итальянский. В первый вечер это было несколько полезных повседневных фраз, потом появился легкий двусмысленный оттенок, потом пришлось повторять за ней и вовсе какие-то пошлости. А ученик он, к сожалению, неспособный. К языкам особенно. Они у него никогда не шли, включая латынь. Он потому и стал изучать машиностроение, а не итальянский. Если он хорошо усваивал урок, то в награду получал поцелуй. Но чаще было как раз наоборот. И тогда…

– И что тогда? – полюбопытствовала я.

Ничего. Феликс промолчал. Больше я ничего не узнала о педагогических талантах.

Феликс поднялся, взял бумажник.

– Если хочешь, поехали со мной, поговорим по дороге, – предложил он. – Вообще, ты должна обязательно познакомиться с моим дедом. Он больше всего любит молодых женщин. Бабуля может сидеть у его кровати до бесконечности, просто умереть от скуки. Мы их оставим одних, а сами сходим в парк или посидим в кафе.

Шарлотта Шваб, очевидно, по мне не скучала и не слишком мне обрадовалась. Но не сказала ни слова. Она молча села в машину рядом с Феликсом, я осталась на заднем сиденье и в их разговоре почти не участвовала. Слушать их разговор было интереснее. Бабушка тоже хотела знать, как поживает Кора.

– Почему же она не приехала за Майей… – посетовала она.

Феликс явил чудеса дипломатии и обмана. Хотя я все-таки вру виртуознее. Но и он не сплоховал: не стал грубо врать старушке, не испугал, не стал зря волновать, просто не стал ей рассказывать всего, и все.

Однако бабуля Шваб могла сложить два и два.

– Кора, крошка моя! – с пафосом воззвала она. – Я так ее люблю, и так за нее сердце всегда болит.

– За Кору можете не волноваться, фрау Шваб, – не выдержала я, – Кора по жизни не пропадет!

Шарлотта помолчала, подыскивая слова.

– Я отвечу словами Гете, – и она продекламировала:

То ликует, то плачет, то думой полна,

То в страхе дрожа, страдает без сна.

Счастье – до неба, горе – в могилу!

И счастлива та лишь душа, что любила [18].

Феликс усмехнулся. А меня эти слова очень тронули. До самого дома престарелых мы молчали. И тут Шарлотта опомнилась: букет цветов для Хуго остался у нее на кухне!

Древний старец Хуго ждал нас. Он просиял, обнимая свою любимую. Потом приветствовал меня и Феликса.

– Как новая машина? Бегает? – спросил он Феликса. – Красивая у тебя подружка! Да, в твои годы я тоже был ловеласом!

Ни Феликс, ни я не стали разуверять его, пусть думает, что мы – парочка. Скорей в сад! Едва у нас за спиной закрылась дверь, как два дрожащих старческих голоса запели дуэтом. Я так и застыла.

– Вот такие они у меня – бабка с дедом! – развел руками Феликс. – Стоит им сойтись, тут же начинаются стихи о любви и старинные песенки, которых, кроме них, никто уже и не помнит. Мне их репертуар неведом совсем. Сижу, слушаю их с открытым ртом, как дурак, а бабуля надменно вскидывает брови: ай-ай-ай, какая пошла молодежь необразованная!

Сад, скамейка. Бабочки вьются над фиолетовыми цветами буддлеи. А мы сидим и изливаем друг другу душу.

– Вообще-то, мы поехали в Тоскану, потому что Кора хотела показать мне одну усадьбу, – рассказывал Феликс, нервно косясь на мою уже десятую сигарету, – Кора мечтает купить это поместье. Как там было бы здорово проводить каникулы и отпуск, все повторяла она. По пути мы заехали перекусить в один ресторанчик, и там за соседним столиком Кора вдруг случайно встретила старого знакомого, этого Дино. Ну и началось…

Как же, случайно! Ага! Небось заранее сговорились. Да он там прописался за этим столиком!

– Но тосканское поместье давно продано. Его купила какая-то американка, – отозвалась я, – как Кора собиралась туда попасть? Что, хотела позвонить в дверь к чужим людям и сказать: «Пустите меня! Этот дом едва не стал моим»?

– Ну, мы туда проникли, конечно, не совсем законно, – признался Феликс. – Этот Дино знает код замка на главных воротах. Мы приехали в усадьбу ночью, спрятали машину в соседней роще и проскользнули к дому. В доме горел свет, ярко так горел, но хозяйка при этом крепко спала. Видно, у нее привычка не выключать свет на ночь. Потом Коре приспичило, чтобы мы втроем пошли плавать в бассейне. – Феликс умолк, по его лицу пробежала сумрачная тень.