Евроняня - Наталья Нечаева Страница 19

– Я? – переспросила Ника. – Гена?.. – задумалась, вспоминая. – Понимаешь, я – модельер. От Бога…

* * *

Самый первый ее модельерский опыт случился лет в восемь, перед Новым годом. Бабуля накрахмалила ей на утренник марлевую «снежинку», обшитую елочным дождиком. Ника нарядилась и долго крутилась перед зеркалом, восхищаясь собой, красавицей. В этот момент в дом вбежала кошка Мышка с кровоточащим ухом и располосованным чьими-то злобными когтями боком. Ника, тогда еще, конечно, Верочка, схватила кису на руки, принялась утешать и гладить, а потом, как обычно, решила полечить кошачьи раны зеленкой. Смазала, подула, чтобы Мышке не щипало, и стала баюкать бедное животное.

– Веруня, – вошла бабуля, – одевайся, пора! Девочка радостно засуетилась.

– Дочка, что с костюмом? – Бабулины гла за просто вылезли из-за очков. – Ты вся в зеленке!

Вероника подошла к старенькому трюмо, оглядела себя и разрыдалась.

– Все! Все! – приговаривала она. – Меня не возьмут в снежинки! Зеленого снега не бывает!

– Переодевайся, – строго сказала бабуля. – Форму надевай. Сама виновата!

Продолжая рыдать, Верочка совершенно определенно сообщила, что ни на какой утренник она не пойдет. Потому что – самая несчастная на свете.

Бабуля, поуговаривав, ушла. Ей, как учительнице, не идти было нельзя.

Вероника, которая даже в младенчестве плакала часто, но коротко, тут же успокоилась и стала еще активнее крутиться перед зеркалом. Через пять минут вся крахмальная юбочка была сплошь усеяна яркими зеленочными горошинами. Между ними девочка добавила лилово-малиновых пятнышек какого-то другого лекарства и сбрызнула все это дело сверху йодом, который дал желто-коричневую кисею. На белокурые кудряшки выдумщица нацепила сразу три капроновых банта – красный, желтый и синий. Получилось очень нарядно!

– Верочка, – встретила ее учительница в школьном спортзале, – что это за костюм? Бабушка придумала? Как называется?

– Лето, – скромно потупилась девочка.

– Дети! Все посмотрите на Верочку! – вывела ее учительница под самую елку. – Она пришла к нам из солнечного кувандыкского лета. И теперь у нас на утреннике среди зимы есть настоящая цветочная полянка!

Дети загомонили, обступили, стали трогать руками разноцветную юбочку. Даже песни хороводные петь перестали. Бабуля, стоявшая в сторонке, увидав внучку, сначала онемела, потом протерла глаза, но близко подходить не стала – так и улыбалась в сторонке.

Утренник пошел своим чередом, и Дед Мороз мало того что сделал вид, будто тает от жары рядом с Верочкой, так еще и вручил девочке кроме обычного кулька с подарком еще и специальный приз – новый дневник. За самый лучший карнавальный костюм.

Когда победительница шла получать приз, все дети ей громко хлопали. Верочке это ужасно понравилось! Тогда-то она впервые поняла, как хорошо быть знаменитой. В то время она начала потихоньку шить. Сначала придумывала наряды куклам, а потом стала кое-что делать для себя.

Тем более что на уроках домоводства в школе учили, как правильно.

Это уже потом, став старше и умнее, она твердо решила, что будет именно модельером, или, как она сама говорила, кутюрье, именно так, с прононсом, грассированием и длинным оконечным «Е», переходящим в восторженное «О-О».

Ко времени окончания пединститута Ника вовсю сама конструировала наряды, не отставая от новейших веяний ни на йоту! Допустим, сшила на лето сиреневый балахон. Просто взяла отрез штапеля, завалявшийся у бабули, разрезала на два прямоугольника, стачала по бокам, оставив прорези для рук, то же самое сделала на плечах. Кувандыкские подружки ее на смех подняли: шить не умеешь – не позорься! Ника, однако, стойко отходила в своем изобретении всю жару.

А на Рождественских встречах по телевизору сама Пугачева явилась при всем народе именно в таком балахоне. Только в расписном. «Батик» называется.

– Бабуль, смотри, – поразилась Ника. – У меня слизала!

– Дочка, – построжела бабуля, – ты на Пугачиху-то не греши! Когда ей наряды себе шить? Ее одевает этот, маленький такой, патлатенький…

– Юдашкин, что ли?

– Вот! – кивнула бабуля. – Он!

– Где интересно Юдашкин мог мой балахон увидеть? Разве он у нас в Кувандыке был?

– Может, и был. Инкогнито… – Бабуля задумалась. – У Гоголя Николая Васильевича такой случай хорошо описан. Или подсмотрел кто, да и доложил. Наши-то, кувандыкские, в Москве часто бывают. Могли на концерте Пугачевой рассказать, когда букет дарили. А уж она Юдашкина надоумила. Под балахоном-то никакой жир не видно! Ей небось диеты опостылели хуже смерти!

Или еще был случай. Поехала Ника с девчонками в соседний город, Медногорск, на цыганский концерт. Подруга Катя надела белые брюки. Автобус на ухабе сильно мотануло, и Катька, не удержавшись, проехала белоснежным джинсовым боком по заднему сиденью. А там кто-то кусок березовой жвачки оставил. Ну, черной такой, как гудрон, которую в деревнях для очистки зубов старые бабушки варят.

Жвачка на жаре расплавилась, к дерматиновому сиденью прикипела. Потому и отпечаталась на белых Катиных джинсах черной липкой полосой.

– Все, сходила на концерт! – разревелась Катька. – Джинсы выбрасывать надо, мать убьет!

Заскочили к медногорской подружке – застирать. Никак!

Вероника чуток поразмыслила, взяла ножницы – все равно джинсы выбрасывать, – вырезала попорченные куски ткани, края дырок размахрила, будто они старые. Сняла с шеи гипюровый шарфик, тоже белый, в мелких розочках. Подложила шарфик с изнанки джинсов, прямо под дырки, и быстренько мелкими стежками все это сметала.

Пришли на стадион. Народу – два города съехалось. Катька как в своих джинсах по полю пошла… А нога загорелая сквозь кружева просвечивает.

– Катюха! Давай к нам! – орут медногорские.

– Катька, мы тебе место оставили! – голосят земляки.

Короче, начало концерта задержали. На трибунах из-за Катьки драка началась. Красота, конечно, страшная сила.

А в ноябре на осенней демонстрации моделей из самого Парижа вдруг…

Одна за другой… из всех домов моды… со всего мира… Как пошли! У одной – кружевные вставки на бедрах, у второй – на рукавах. У третьей – на штанине, как Ника сделала…

Короче, на покорение Москвы ехала не зеленая восторженная девица, а вполне состоявшийся, зрелый художник. Правда, кроме самой Ники да тети Вали, никто пока об этом не догадывался. Ну и что? Зато какой сюрприз потом для всех будет!

И начался победоносный штурм столицы.

День, два, неделя, месяц…

Дальше приемных или охраны ни к одному модельеру девушку так и не пустили. А у Славы Зайцева даже охрана вниманием не удостоила. Через хитрое переговорное устройство сообщили, что мэтр в ее услугах не нуждается и нуждаться в ближайшие сто лет не будет.