Бог, страх и свобода - Денис Драгунский Страница 19

Хотя на самом деле существует своего рода «технический критерий» различия «просто крещеного» и православного христианина. Последний более или менее регулярно, хоть раз в месяц, ходит в церковь и хоть раз в год исповедуется и причащается. Ясно, что таковы далеко не все крещеные.

Два отряда православных

Если в советские времена человек оказывался крещеным, то этот факт практически не влиял на карьеру. Особенно если человек был, что называется, «из простой семьи», а именно такие люди и составляли базу советского карьеризма. Во всяком разе, Ленину, Сталину, Брежневу, Горбачеву, Ельцину и Путину это не помешало. Ленин, правда, был из очень непростой семьи, ну да и Бог с ним… Настырному секретарю парткома всегда можно было рассказать про необразованную бабушку, которая втайне от родителей… ясно, в общем.

Другое дело, если выяснялось, что взрослый сознательный (пусть даже беспартийный) инженер Иванов вдруг решил креститься — ему приходилось туго.

Вот тут и зарыта очень интересная собака. Если в наше свободное время родители решают крестить своего ребенка, они должны принести в церковь крестик, рубашку и полотенце. Если же креститься решит взрослый человек, он будет беседовать со священником, постигать премудрость Символа веры. Одним словом, подвергаться катехизации. Готовиться ко входу в церковную ограду.

И получается, что у нас в России есть некоторое количество «сознательных православных христиан». И некоторое количество православных, так сказать, почти что от рождения. Которые не разбираются в тонкостях Никейско-Цареградского Символа, но знают, что они тоже православные. Правда, не всегда знают, что христиане. И поэтому римских католиков и протестантов, бывает, считают «нехристями».

Мне кажется, что вторых в разы (а может, в десятки раз) больше, чем первых. Церковь старается охватить этих «прирожденных православных» сетью воскресных школ и прочей просветительской деятельностью. Чтобы соединить обе популяции православных христиан в одну. Дай-то Бог! Но это дело небыстрое. Однако ускорять его путем введения учебника «Основы православия» не годится. Священник и учитель должны работать в разных сферах и даже, мне кажется, в разных помещениях.

Православие для всех?

Православное христианство — религия трудная. Философичная. Диалектичная.

«Итак, омоусианство, дифизитство, иконопочитание, исихазм и имяславие (которое я предлагаю называть по-гречески ономатодоксией) суть единое православно-восточное, византийско-московское, мистикосимволическое и диалектико-мифологическое учение и опыт. Арианство, монофизитство и монофелитство, иконоборчество, варлаамитство и имяборчество (ономатомахия) есть единое безбожное мировоззрение и опыт, которому трижды анафема да будет, купно с эллинством, латинством и западным возрожденским басурманством». Это писал один из последних православных философов А. Ф. Лосев в 1928 году.

Хочется пообсуждать и поспорить, правда?

Не надо. Несколько раньше, в конце XIX века, обер-прокурор Синода Победоносцев разрешил православным не высокоумствовать (как еще раньше, в XVI веке, старец Филофей Псковитянин).

Итак, пишет Победоносцев, «в иных глухих местностях народ не понимает решительно ничего, ни в словах службы церковной, ни даже в „Отче наш“, повторяемом нередко с пропусками и с прибавками, отнимающими всякий смысл у слов молитвы. И однако во всех этих невоспитанных умах, как древле в Афинах, неизвестно кем воздвигнут алтарь Неведомому Богу. Когда приходит смерть, эти люди, коим никто никогда не говорил о Боге, отверзают ему дверь свою, как известному и давно ожидаемому Гостю. Они в буквальном смысле отдают Богу душу».

Иными словами — веруй, вера твоя да спасет тебя.

Об этом же писал Розанов, видя именно в вере существо православного христианства: «Будем молиться, чтоб вера никогда не была отнята у нас, и не будем сожалеть, что наши суетливые сестры так много успели сделать». Сестры у Розанова — это католицизм и протестантизм. В советском проекте — это Запад.

Вместо понятных мотивов социального поведения была вера, уже утерявшая свой объект. Вера не во что-нибудь, а вера просто, вера как состояние души.

Однако Розанов не был бы Розановым, если бы в той же самой книге (а это «Легенда о Великом Инквизиторе Ф. М. Достоевского») не обозначил вторую сторону нерассуждающей и безобъектной православной веры: «Наше общество, идущее вперед без преданий, недоразвившееся ни до какой религии, ни до какого долга и, однако, думающее, что оно переросло уже всякую религию и всякий долг, широкое лишь вследствие внутренней расслабленности…»

Итак — что же? Философствовать или веровать не рассуждая? Трудиться во благо себя и ближнего или рассчитывать на прощение предсмертного покаяния, аки Благоразумный Разбойник?

Вопрос не решен и по сей день.

Но церковь притягивает к себе людей. Глупо и несправедливо было бы считать, что православное христианство в своей живой энергии уже отжило, а ныне превратилось в симбиоз «крещеных» и их хитрых духовников. Это не так, разумеется. А как?

Зачем человек приходит в церковь?

Наверное, в церковь он приходит, дабы обрести родителей (неважно, живы они у данного конкретного человека или умерли). Он приходит туда, где его оберегут от самого страшного и самого необходимого на свете. От личного выбора. Бывают еще мятежные философы, разумеется. Но не о них речь. Уж больно их мало по сравнению с первой категорией граждан.

Русское православие только начинается. Возможно, в России, как в послереволюционной Франции, возникнут две партии: партия учителя и партия кюре. Светская и церковная. Научная и религиозная. Потом настанет примирение, компромисс, взаимообогащение. Должно настать. Жаль только, жить в эту пору прекрасную…

Написано в октябре 2004 года («Новое время», № 45, 2004).

Я вообще-то отчасти клерикал Так, чуточку. В принципе. То есть я убежден, что в основе морали лежит вера в Бога. Я также полагаю, что вера невозможна без единства верующих, в нашем, христианском случае — без церкви Христовой. Восстановление религиозной и особенно церковной жизни в стране после десятилетий насильственного атеизма — это, в конечном итоге, хорошо. Это придает российской культуре тот самый плюрализм, за который боролись граждане демократических убеждений.

Однако череда успехов, побед и завоеваний Русской православной церкви вызывает у меня тревогу.

Церковь на глазах превращается в государственное учреждение или, как минимум, в активного сотрудника власти. Церковные иерархи принимают участие во всех мало-мальски значительных государственных мероприятиях. А сугубо церковное событие — например, освящение новообретенной иконы — проходит в присутствии государственных деятелей. Возникает соблазн считать православное христианство — вопреки Конституции! — государственной религией России, и очень многие этому соблазну поддаются. И церковнослужители, и миряне. И даже равнодушные к религии граждане, которые все равно считают себя православными. Все хором говорят об особой роли православного христианства в России. Добро бы только в истории, но и в настоящем и даже в будущем. Упования на Бога уже стали общим местом в государственном дискурсе: тон задала новая версия Гимна России.