Паразитарий - Юрий Азаров Страница 19

27

Собственно, большой разницы между неповторимой сущностью Прахова и Шубкина не было. Они были одновременно и садистами, и мазохистами, и демократами, и тоталитаристами, и радикалами, и консерваторами. В зависимости от обстоятельств.

Единственно, что в них никогда не менялось, так это их паразитарная суть. Став частью всеобщей паразитарной воли, они оба с наслаждением растворяли свое «я» в чем угодно: в сладком подчинении другим, в жратве, в безумстве вымогательств, в разврате, в карточных играх, в угнетении других и даже самих себя. Им казалось, что они служат великим ценностям века, они брали напрокат чужие лозунги и, как ошалелые, мчались по хоженым тропам вранья, безудержного бахвальства, влезали в тусклые коридоры подсиживания, клеветы и доносов, окунались в таинственные озера мести, кровожадности и жестоких расправ с себе подобными.

Было время, когда Шубкин написал на своего покровителя шесть доносов, а Прахов, зная об этих доносах, благодарил судьбу за то, что она послала добрую душу: ведь могла же эта добрая душа и сто шесть доносов состряпать, нет, партийная честность не позволила!

Прахов некоторое время спустя отомстил сослуживцу, лишил его трех премий, двух квартир и одной путевки в санаторий, где отлично в те времена лечили геморрой, язву желудка и вздутие живота. Так что Шубкин страдал и, как истинный мазохист, гордился тем, что мужественно переносит болезни.

Любили оба приятеля в свое время говорить о высоком служении делу, о честной принципиальности, о самоотверженном труде на благо Отечеству. Они окунались в безмерные воды суррогатов совести, барахтались и плескались в теплых покаянных водоемах, славя на все лады себя и своих близких.

Общей чертой обоих героев (а они истинные герои своего времени!) была полнейшая неспособность обоих переносить одиночество. Они считали себя коллективистами до мозга костей, а это означало, что они с радостью уничтожали в себе и в других любые движения в сторону индивидуальной обособленности. Даже наедине с женщинами оба приятеля стремились к коллективности, считая страсть к противоположному полу сугубо антиколлективистским проявлением. Поэтому и с женщинами они вели себя примерно одинаково, стараясь как можно быстрее захмелеть, с тем чтобы уснуть и уже во сне предаваться коллективистским единениям, где не исключались случайные соприкосновения с противоположным полом.

Прахов гордился тем, что ему удалось создать новый тип отношений, при котором женщины выполняли роль детонаторов и стимуляторов его паразитарной сути. Ну как тут не взорваться, когда нагая самка ползет в твою сторону, посапывая и надеясь закабалить твою мужскую суть! И какой стимул появлялся, когда дама в изнеможении уползала в свой угол, проклиная и жалея спившихся мужланов, когда-то крепких, даровитых и неуемных.

Примечательным было и то, что многие жены покидали обоих, говоря одну и ту же фразу:

— Какой смысл?

Оба не сетовали, не возмущались, не убивались. Напротив, успокаивались и тоже произносили в ответ банальные слова: "Баба с возу…"

Общим было и то, что у обоих рождались ненормальные дети, впрочем, пороки у ребят были разные. Праховские считались полными дебилами, а шубкинские именовались непонятным словом «олигофрен». Достигнув совершеннолетия, ребята совершили по три кражи (исключительно у своих родителей), по два изнасилования и по восемь дерзких хулиганств. Во всех случаях, учитывая ненормальность юных граждан, суд их оправдал. Разумеется, оба родителя приложили для этого усилия, вложили много средств, потратили немало нервов. Оба родителя несколько по-разному отчитали своих сыновей.

Прахов: Последний человек тот, на кого женщина подает в суд! На меня ни одна баба не жаловалась. Что из тебя выйдет, если девки от тебя шарахаются, как от чумы!

Шубкин: Я не хотел бы, друг мой, чтобы ты спекулировал своим пресловутым олигофренством! Все мы сейчас чокнутые, но гореть на бабах — последнее дело в нашем хорошо устроенном обществе.

Оба юных отпрыска сделали такой вывод:

— Все дозволено, главное не попадаться!

Конечно же, все, что было на поверхности жизни Прахова и Шубкина, еще не раскрывало их противоречивые характеры. На глубине их душ было море слез. Там стоял вселенский плач. Прахов скорбил и о своей загубленной молодости, и о пропащей своей душе, и о том, что не в полную меру реализовал себя. Шубкинская душа наслаждалась своими воплями в ночи: он гордился тем, что до конца отдал себя Отечеству, сгорел дотла и теперь остались от него лишь пепел да чуть теплые угольки.

Изучая самоотверженно прожитые их жизни, я всегда поражался той могучей вере, которая, полыхая, настаивала:

— До конца! До последней капли крови! До последнего дыхания отдадим себя служению Делу!

Единственное, чего они не знали и не хотели знать, это самого Дела. Оно было непонятным и понятным, прямым и косым, присутствующим и отсутствующим, гнилым и ядреным, красным и зеленым, тухлым и свежим. Оно было живым и мертвым. И то, что было в этом Деле живым, тоже было мертвым. И Прахов, и Шубкин были живыми мертвецами в этом живом кладбищенском, разлагающемся мире, который они берегли, защищали, которому отдавали свои жизни.

Впрочем, и это не совсем так. Прахова и Шубкина многие считали воинственными и диссидентствующими функционерами. Были такие периоды, когда, сильно напившись, они почем зря кляли всю систему разом, называли нашу свободную страну полицейской державой, а методы защиты правопорядка уголовными.

Нередко они доходили до того, что называли не только главу правительства, но и собственного начальника, добрейшего Кузьму Федоровича, печным горшком, дерьмом на палочке, кретином и конским навозом.

И скажу, наконец, по секрету. Паша Прахов даже собственного отца ругал почем зря, когда страшно напивался, разумеется. Он говорил:

— Хоть он мне и отец, а все равно я другим путем пойду! Всех к стенке поставим, когда время придет. И Хобота в первую очередь.

Хоботы не давали ему покоя. Оба Хобота, и старший, и младший, преуспевали. Они занялись чисто предпринимательской деятельностью, основали компанию "Хобот — папа и КR", а младший Хобот, Феликс, даже стал депутатом, и его приспешник, некто Горбунов, прочил своего шефа в лидеры Федерации…

Нет, не считали себя Прахов и Шубкин главными властелинами этой земли. Что-то им мешало в полную меру проявлять себя, жить так, как хотелось бы. А мешали всё те же Хоботы и Горбуновы, которые выбились в люди, заняли ключевые позиции во всех ведомствах, сколотили вокруг себя немало шушеры.

Отец Паши Прахова говорил сыну:

— Пока мы в рот заглядываем этим Хоботам, они нас держат, а чуть что, так и наши головки полетят. Что же делать, говоришь? Ждать надо часа своего. Ждать, а когда сойдет удобный случай, скинуть их с насиженных мест.

И отец Шубкина твердил сыну:

— Старайся угодить таким, как Хобот. Влезай в их души, располагайся там поуютнее, чтобы не спугнуть их, боровов, а когда будет дан сигнал, то и ты приложишь свои силенки, чтобы скинуть их к бесам собачьим! Для чего, говоришь? А чтобы самим сесть на их места.