Охотник на лис - Марк Шульц Страница 19

В этих схватках не было ни весовых категорий, ни лимитов времени. Схватка заканчивалась тогда, когда один из борцов валил своего соперника или заставлял его коснуться земли коленями, руками или другой частью тела. Победители продолжали участвовать в турнире до тех пор, пока два финалиста не сходились в схватке за титул чемпиона.

Посмотреть, какой была борьба века назад, любопытно. Впрочем, не уверен, что мне понравилась идея отмены весовых категорий. Бороться в более тяжелом весе с Банаком на отборочных соревнованиях было достаточно тяжело.

Меня возмущал тяжеловес нашей команды. В то время для тяжеловесов не было ограничений веса. Наш тяжеловес не мучил себя тренировками так, как мы, а когда тренировался, не прилагал тех усилий, какие, по моему мнению, должен был прилагать. Он был большой, толстый и выигрывал благодаря своему весу, а не умению. Он не казался очень зрелым, но повторяю: всем нам не было и 20 лет.

Но больше всего меня этот парень злил тем, что он вволю жрал и пил на виду у всей команды, тогда как все остальные сбрасывали вес. Особенно меня раздражало то, что тяжеловес много пил. Если сбрасываешь вес, нельзя выпить даже унцию воды, и проходить мимо других борцов с чашкой воды жестоко.

Тяжеловес и Дэйв были единственными членами команды, которые не истязали себя постом ради поддержания веса, и тяжеловес набил свой чемодан жратвой. Он каждый день пересчитывал свои припасы, чтобы убедиться в том, что никто из нас ничего у него не стянул.

В конце наших сборов в тренировочном лагере мы прошли психологическое тестирование, результаты которого показали, что я готов к соревнованиям, что у меня есть мотивация и что я нахожусь в отличной психологической форме. Впрочем, в Монголии я был не в такой хорошей форме. Полагаю, тренер Вейк перетренировал нас. Он гонял нас как безумный. У меня было ощущение, что меня готовят к марафонскому забегу, а не к турниру по борьбе. В жутко жаркие дни мы пробегали вокруг футбольного поля бессчетное количество раз. Я не смог бы набрать вес, даже если б меня кормили принудительно.

* * *

К моменту начала турнира в Монголии я был настолько истощен физически и морально, что вместо того, чтобы бороться, предпочел бы сесть на самолет и улететь домой.

И все же первый поединок против корейского борца я выиграл со счетом 17:0. Мое превосходство было таким, что мое желание участвовать в турнире не имело значения. Я с трудом выиграл следующую схватку, а потом потерпел два поражения и никакого места не занял.

После соревнований я обычно испытывал голод и отправлялся на поиски шоколада. Монгольский шоколад был вполне хорошим, по крайней мере, в тех случаях, когда в нем случайно не попадались червячки.

Когда Дэйв боролся с болгарином (это происходило уже после того, как я вылетел из турнира), я не захотел идти в зал. Я остался в гостинице и смотрел эту схватку по телевизору. Должно быть, телевидение только-только появилось в Монголии, потому что в гостинице было всего несколько черно-белых телевизоров, и борьба была единственным, что показывало телевидение. Транслируя матч Дэйва, они не указывали счет, так что я сам вел счет в уме. В конце поединка у меня получилось, что Дэйв побеждал со счетом 11:3. Однако судья поднял руку болгарина, который победил со счетом 12:11. Я поверить не мог в такой результат! Дэйв встретился также с русским борцом, который, в конце концов, стал чемпионом турнира. Это был поединок почти равных по силам борцов, но судья страшно мошенничал, и Дэйв проиграл.

После этой последней схватки я сел с Дэйвом в укромном месте. Дэйв был так раздосадован своим поражением, что стал молотить себя кулаками по лицу. Когда Дэйв проигрывал, он всегда страшно корил себя.

Тяжело переживать поражения – вот еще чему я научился у Дэйва.

Что-то подобное я наблюдал у корейских борцов в конце первого года моей учебы в университете, когда в Калифорнийский университет Лос-Анджелеса по программе культурного обмена приехала команда корейских борцов-студентов и меня и Дэйва попросили принять участие в соревнованиях с ними.

Я боролся первым и был повержен тем самым броском через спину с захватом руки и шеи, который создавал мне проблемы с тех пор, как я начал бороться. Я попросил тренера корейцев о схватке-реванше и победил того же самого противника со счетом 20:1. По итогам двух соревнований наша команда выиграла.

Проходя мимо дверей в раздевалку, я услышал рыдания и звуки ударов. Капитан корейской команды выбивал дурь из членов команды бамбуковой палкой, приказав им биться головами о дверцы шкафчиков. Некоторые парни были в крови, и, думаю, все они плакали и стенали так, словно своим проигрышем обесчестили себя.

Посмотрев на это и почувствовав глубину чувство чести и гордости борцов, я сразу же проникся уважением к корейцам.

«Вот что им следует делать, – подумал я. – Вот что буду делать и я».

Учась в Калифорнийском университете Лос-Анджелеса, я дал себе слово никогда больше не проигрывать с крупным счетом. Я хотел сделать проигрыши самым худшим из всех возможных переживаний. Я лупил себя, бился головой о стену, плакал, визжал, рвал на себе одежду, крушил подвернувшиеся под руку неповинные предметы и проявлял свое негодование так, как хотелось. Я рассчитывал на то, что если сделаю проигрыши худшим из переживаний, я никогда больше не совершу ту же самую ошибку. Хорошие борцы должны устранять ошибки.

А потом я впал почти в депрессию, которая продолжалась пару недель. Я глубоко ушел в себя, пытаясь установить, почему я проиграл. Я пытался определить ошибки, которые мне нужно было устранить. Устранив их, я удвою усилия и преданность борьбе.

Проигрыш с разгромным счетом был позором, в позор я превратил и время после проигрыша.

Из поражений я научился большему, чем из побед, потому что поражения обнажали ошибки, которые я хотел больше не совершать.

Выбыв из турнира в Монголии, я начал сближаться с корейскими борцами. Они были дружелюбными ребятами, и наши команды часто ходили вместе в столовую. Я быстро заметил, что корейские борцы держат друг друга за руки. После того как я познакомился с корейцами, некоторые из них стали подходить ко мне и пожимать мою руку. Я пробовал на языке жестов и на ломаном английском объяснить им, что у американцев так не принято. Впрочем, мои слова до них не доходили. Они просто улыбались, говорили что-то по-корейски, махали руками и продолжали держать меня за руку.

Однажды я сидел на скамейке, и тут подошла целая команда. Те, кто смог втиснуться на скамейку рядом со мной, сели. Два парня, сидевшие по обе стороны от меня, обняли меня. Кореец, выступавший в категории 105 фунтов и победивший в этом весе, хлопнул меня по паху. Я воспринял это как часть их культуры. Или, по крайней мере, я надеялся на то, что это – элемент их культуры.

Мне было грустно прощаться с корейцами в конце нашей поездки. Не знаю, почему я так хорошо сошелся с ними, но, несмотря на языковой барьер, с ними было приятно общаться, и они были хорошими ребятами. Я отдал им несколько джинсов и форму команды США. Большая часть моих подарков досталась тому корейцу, у которого я выиграл первую схватку со счетом 17:0. Когда мы прощались, он плакал.