Без лица - Хари Кунзру Страница 19

— Хорошо, хорошо, — стонет Флауэрс. — Только уберите эти чертовы фотографии подальше. Я сделаю это.

— Естественно. Вы скажете майору Прайвит-Клэмпу, что доставили сюда мальчика. Он будет ждать в Китайской комнате. Потрудитесь сказать именно то, что вам велено. Благодарю вас.

Флауэрс поднимается из-за стола. Фотограф идет за ним:

— Я составлю вам компанию, мистер Флауэрс. Мне нужно взять оборудование.

Диван безапелляционно сплевывает на пол.

________________

Пран не знает, что ему думать о разговоре в зеркальной комнате. Непохоже, чтобы его благополучие сколько-нибудь серьезно заботило этих людей. Может быть, они приняли его за кого-то другого. Вероятно, ему следует уйти. Он тихонько высказывает это предположение Хваджа-саре, который дает ему оплеуху и говорит, что, если он попытается сделать нечто подобное, его затравят собаками. Пран, подумав, решает, что рисковать, пожалуй, не стоит.

На обратном пути к зенане в одном из коридоров дворца раздается какой-то шум. Хваджа-сара прячет Прана, затянув его за статую мраморного дискобола, и в ту же минуту мимо проносится абсолютно обнаженная европейская девушка на велосипеде, на руле которого опасно балансирует зеркало. На лице Хваджа-сары написано отвращение.

— Видишь, с чем нам приходится бороться? — бормочет он — больше самому себе, чем Прану. — Почему этот щенок думает, что способен управлять Фатехпуром?

По возвращении в зенану он садится на корточки у низкого стола, уставленного разнообразными горшками и закупоренными склянками. Длинные, как у обезьяны, пальцы орудуют пестиком и ступкой, подсыпая понемногу из одного контейнера, затем из другого и смешивая результат в единый красный порошок. Пран шуршит своим сари, нервно переминаясь с ноги на ногу. Может быть, спрятаться? Или спуститься наружу по внешней стене?

— Что за ребенка они мне привезли? — ворчит Хваджа-сара. — Почему я все должен делать сам?

Он (она?.. оно?..) вытаскивает из складок одежды маленький мешочек. Когда она (оно?) погружается в объемистую черную шаль, ее пол стирается, отступает на задний план, оставляя за собой лишь нейтральное, неопределенное существо. Пран задается вопросом: может ли Хваджа-сара стать невидимым? Сейчас, за исключением рук, перед ним всего лишь неопределенная кучка тряпок. Он? Оно?

А пока что ловкие, как у карточного шулера, пальцы вытаскивают маленькую жемчужину, бросают ее в ступку и размалывают.

— Это готовится аша, напиток принцев. Я смешал, — говорит евнух, — в этой чашке тридцать семь ингредиентов, и это отняло у меня больше времени, чем должно тратить на кого-либо, не принадлежащего к королевской семье, не говоря уже о существе без матери-отца вроде тебя. Теперь пей. Ну же…

Пран колеблется, вспоминая последствия особого ласси Ма-джи. Но при взгляде на изогнутый нож в руках евнуха он решается и пьет. Будь что будет… Аша на вкус острая и горьковато-сладкая. Отнюдь не противная. Отнюдь.

Китайская комната, вопреки ожиданиям Прана, вовсе не декорирована фарфором и шелками. И изображений драконов или женщин с зонтиками здесь нет. Нет и окон. Все абсолютно черное. Стены, пол, потолок и те немногие предметы мебели, которые находятся в комнате, либо покрыты лаком, либо окрашены в тот же смолисто-черный цвет. Простой деревянный стул стоит перед столом. На столе разложены письменные принадлежности, несколько старых словарей и стопка маленьких плиток с китайскими иероглифами на одной стороне и английскими буквами на другой; то, что, скорее всего, осталось от какой-то словесной игры. В центре, занимая главное место в декорациях, стоит обширная кровать. Она выглядит зловеще.

Пран тем не менее не испытывает уныния. Аша греет его изнутри, вызывая острое, почти животное ощущение благополучия. Он расхаживает по комнате, чувствуя, как его походку стесняет сари. Его уверенность угасает только в последний момент, когда он слышит возню ключа в двери, запертой на два замка.

Флауэрс входит в комнату в сопровождении майора Прайвит-Клэмпа. На лице майора — выражение блаженной радости. Он смотрит на Прана.

— О, мой мальчик, — хрипло говорит он. — О, мой дорогой-дорогой мальчик. Как я могу тебя отблагодарить? — Он повторяет это, обращаясь к Флауэрсу. Заметно, что оба пьяны в дым.

— Не думайте об этом, майор.

Майор мгновенно приходит в волнение.

— Красавец, — бормочет он. — О, мой бог… Ты никому ведь не скажешь, правда? — и он снова глядит на Прана.

— Разумеется, нет. Послушайте, старина, я оставлю вас. Потом кто-нибудь зайдет и заберет его.

— Очень хорошо, — говорит майор. — Спасибо, Флауэрс.

Флауэрс торопливо выходит и закрывает дверь. Двое остаются наедине.

Майор Прайвит-Клэмп — мужчина средних лет. У него тот тип песочно-рыжеватых волос, который встречается у многих северных европейцев, и часто он сливается с песочно-рыжеватой кожей, так что граница между одним и другим забавным образом смазана. Эту окраску подчеркивают военные усы в палец толщиной. На майоре надет тот же парадный мундир, что и во время мушайры; на груди — медали в память о военных кампаниях; лакированные туфли вульгарно поблескивают в приглушенном свете. Тесная красная куртка и брюки хорошо смотрелись бы на человеке помоложе — и, вероятно, на самом майоре в далеком прошлом. Однако годы не были добры к нему, поскольку состояли из дней, утопленных, как некий герцог, в бочке с портвейном. Алкоголь не украсил его внешность. За время службы майор, подобно многим имперским воинам, дюйм за дюймом передвигал вперед час первой «закатной» рюмки джина и дырки на брючном ремне. С тех пор как он был отчислен из армии на политическую службу, этот час прочно закрепился в районе девяти утра.

— Мой дорогой мальчик, — повторяет он, освобождая мясистый двойной подбородок от удушающей запонки воротника. — Они привезли мне тебя.

Затем радость по поводу счастливого случая окончательно переполняет его. Размахивая руками, словно сошедший с ума дирижер, он бросается через всю комнату.

Из соображений деликатности стоит уделить это время краткому обзору истории и географии княжества Фатехпур — предметов увлекательнейших, но по большей части обойденных вниманием со стороны пенджабских ученых. Фатехпур — это узкая полоска, двести миль в длину и около шестидесяти в ширину, состоящая преимущественно из сельскохозяйственных земель, хотя к востоку они уступают место каменистой равнине. К юго-востоку, со стороны, ближайшей к Большой Магистральной дороге, лежит болотистая местность, испятнанная маленькими озерами, ставшими домом для обширного племени диких птиц. Озера Фатехпура, когда-то считавшиеся наименее плодородной частью княжества, сейчас играют жизненно важную роль в социальной и политической жизни государства. Наличие возможности хорошо поохотиться — при том, что добыча может исчисляться тысячами особей, — означает, что влюбленные в спусковой крючок британские чиновники и другие полезные особы всегда мечтают заполучить приглашение пострелять. Естественно, подобные приглашения проще всего достать у тех, кто ведет дела в Фатехпуре, и этот факт хорошо (пусть и негласно) известен в кабинетах губернатора, Государственном агентстве Пенджаба и других подобных местах.