Похитители жвачки - Дуглас Коупленд Страница 19

Запершись в теплой душной ванной, Стив стал читать:

Любовь в эпоху офисных супермаркетов

Глава I

Мерцающие янтарные многоножки рассвета впились в голые стены супермаркета. На автостоянку в поисках добычи спланировал голубь, но ничего не нашел и скрылся из виду – вероятно, чтобы подохнуть от скуки. С запада медленно ползли бесформенные тучи цвета корейских бумагорезательных машин. За рулем безупречно чистого «шевроле-люмина» сидел Норм. Он был уже немолод. Круглое брюхо размером с упитанную праздничную индейку, волосы – ядовитая светло-коричневая плесень. В руках диетическая кола пополам с дешевой водкой, завтрак и обед в одном стакане.

По радио крутили «Разбуди меня перед уходом» группы «Уэм!», музыку его юности. Когда ее включали, Норм всякий раз вспоминал, что он – лишь пленник бесконечного жизненного цикла. На стоянку стали въезжать машины других продавцов его смены, не новые и не чистые: «джетты», сколоченные из листов ржавого кружева; полиомиелитные «короллы» начала 90-х; «крайслеры» конца 80-х, которые держались только на честном слове да на наклейках модных радиостанций. Пусть у коллег Норма впереди была вся жизнь, зато его «люмина» могла на одном баке проехать сквозь десяток экосистем и не чихнуть. Когда начнется ядерная война и эти груды металлолома заглохнут, улепетывая от огненной бури, все захотят поехать на машине Норма – с удобством и достоинством.

Водка на вкус была резкая, техническая и вызывающе дешевая. Хоть водку и делают из картофеля, Норм сильно подозревал, что над его напитком потрудились роботы с далекой планеты, где все живые организмы давно вымерли, а рецепт водки остался от давно сгинувших Старейшин-гуманоидов. Ее явно производили из картофелеобразных молекул, а не из натуральных клубней. Обо всем этом лучше не думать – надо еще как-то пережить день.

На погрузочную платформу въехал грузовик, напичканный техникой «Делл» и готовый вскормить своим богатым содержимым целый супермаркет. Норм ненавидел День «Делл» почти так же, как День поставки офисной мебели: губительная для поясницы однообразная разгрузка, вскрытие коробок и инвентаризация. Если у Норма когда-нибудь появится своя контора (почти такая же недостижимая мечта, как месячный отпуск в компании веселых гномиков), он ни за что на свете не засунет в нее Г-образную модульную систему китайского производства, ламинированную под орех и украшенную делловской техникой. Нет, в офисе Норма будет добротный сосновый стол, скромная чернильница и перо грифа.

Допив водку с колой, Норм решил, что пора вылезать из «люмины». Бросать ее было еще труднее, чем просыпаться по утрам, а готовиться к этому – все равно что нестись драконьими яйцами: полтора года оно сидит в тебе неподвижно и тяжелеет лишь за несколько дней до кладки. Глотнув напоследок водки, Норм приоткрыл дверь, пустил в салон немного ноябрьского воздуха и променял резкие звуки суперсенсации 80-х, группы «Уэм!», на холод и непогоду.

Несколько секунд спустя, одетый в красную форменную рубашку и насквозь продрогший, Норм вылез из машины и поковылял, зашаркал, потащился к магазину. Сухо прошелестев (так земля сыплется на крышку гроба), отворилась автоматическая дверь. В тот же миг кора его головного мозга определила по изменившемуся свету, что вокруг – уже не настоящий мир. Лица людей стали масками, изображающими тупость и притворное веселье. Застоявшийся воздух готовился принять ежедневную порцию вонючих газовых галактик, бесшумно откладываемых покупателями. В корзинах лежали разноцветные стикеры, мечтавшие о мечтах. В конце первого и второго рядов стояли хрустящие тотемы белоснежной бумаги, которая грезила о том, что в один прекрасный день на нее ляжет сонет или исследования теории струн, но в глубине души – если у бумаги может быть душа – знала, что в лучшем случае будет расхваливать новый рыбный деликатес или вообще останется непрочтенной, никому не нужной третьей страницей корпоративного документа о мерах безопасности в случае землетрясения, и даже о такой судьбе можно лишь мечтать. Потому что скорее всего какой-нибудь школьник криво распечатает на ней черновик самостоятельной работы про марганец или опыление, а потом бросит в корзину для бумаг, где она будет пылиться рядом со жвачкой, лобковыми волосами, скомканными салфетками и пластмассовыми крышками от бутылок.

Норм стоял возле полок с жевательной резинкой и прочим «импульсным» товаром у передних касс и рассеянно поглаживал вчерашнее шоколадное пятно на красной рубашке. Он прислушался: хотел разобрать, какой музыкальный перл на сей раз звучит по радио («Все, что она делает, – волшебно» группы «Полис»). Услышал, как в дальнем конце магазина на белый плиточный пол грохнулась стопка дисков, и несколько тележек загнали обратно в строй. В груди у Норма будто трепыхалось желе: он раздумывал, какую жвачку стащить сегодня.

Я вовсе не считаю тебя чудовищем, Роджер, и я тоже не чудовище. На самом деле я из тех сумасшедших матушек, что вырезают из газет жизнеутверждающие статейки, копят их, а потом сваливают на детей – в самую неподходящую минуту, когда те куда-нибудь торопятся, и мысли их вовсе не там, где должны быть для правильного восприятия прочитанного. Помнишь сериал «Таблетка радости»? Там одна чересчур заботливая мамаша подчеркивала в ТВ-программах передачи, которые могли понравиться ее сынку. Так вот, это я. Я теперешняя. Прежде я не была такой хорошей матерью.

По словам Бетани, ты считаешь, что животные – это голоса умерших. Что они так с нами разговаривают. Уж не знаю, зачем они приходят: предупредить о чем-то, утешить или напугать до чертиков… Я просто люблю животных. Они лучше, чем мы. Даже самые злобные и вредные в душе чисты, а злые люди – по-настоящему конченые.

Ты знал, что сводный брат Бетани повесился? Девон. Конченый был парень. Его нашла Бетани. Он висел в коридоре на люстре, на оранжевом удлинителе от садовой сдувалки. Она смотрела на него полчаса, прежде чем кому-нибудь позвонить.

Мы тогда жили с Кенни. Благополучный район, дом в духе «Семейки Брейди». Я каждое утро просыпалась от желудочных колик. Почему? Потому что казалась себе никчемной и прямо-таки видела вокруг призраки людей, которые строили этот чудесный район. Они были гораздо лучше меня: веселые, трудолюбивые и добросовестные. Они бы меня осудили. Я бы никогда не оправдала ожидания тех, кто построил эти радостные, хорошо спроектированные дома со слуховыми окошками, рододендронами в саду и гаражами, где все инструменты можно разложить в алфавитном порядке, а оранжевые шнуры для сдувалок лежат в специальных ящичках над полкой с пестицидами. Я даже в гараж не могла войти из-за этих безупречных полок: боялась встретить призрак парня, который их собрал. Вот кто сразу понял бы, что Кенни бьет меня бутылкой кондиционера для белья и дразнит собственного сына, который однажды из-за этого повесится, и что он обращается с Бетани так, будто ее не существует. Я серьезно, Кенни словно играл в эту детскую игру, когда надо делать вид, что кого-то не замечаешь. Только он играл в нее постоянно. Наверное, поэтому Бетани и стала готом. Притворяется, что ей плевать – как мне в свое время было плевать на нее.

Господи, Кенни… кажется, все это было лет сто назад. От него даже призрака не осталось. Только послушай меня: призраки, призраки, призраки. Может, я одержима?