Китайские дети - Ленора Чу Страница 2

– Нет, мам, не трогай, не трогай! – заскулил он, когда я готовила его ко сну. Так он и отправился в постель – со звездою во лбу.

Не ввязались ли мы ненароком в битву за сознание собственного сына?

– Нам уже можно беспокоиться? – задавалась я вопросом вслух.

– Не волнуйся, – отзывался мой муж, хотя иногда я замечала, что и он морщит лоб.

Никуда не денешься – я волновалась. Прогуливаясь по своему шанхайскому району, я наблюдала за китайскими детьми: они прилично вели себя на людях, были вежливы к старшим и ровесникам и не шалили на игровой площадке. По будням я ходила мимо соседской начальной школы в три пополудни и видела, как родители и бабушки с дедушками терпеливо ждут в очереди, змеившейся вдоль квартала: образование в Китае – дело семейное. Чтобы представить себе, как из местных детей вырастают вышколенные гении, почитаемые во всем мире, не приходилось напрягать фантазию. Но чего эти дети лишаются – и лишаются ли?

Журналистское любопытство загорелось во мне, когда я взялась искать ответы – наблюдать пристальнее, задавать осмысленные вопросы и искать экспертов с бо́льшим, чем у меня, знанием. Работая в ежедневных изданиях Нью-Йорка, Миннесоты и Калифорнии, я всегда применяла этот подход, и, хотя китайское общество, похоже, не одобряет независимые исследования, мною двигала мощная сила: родительское беспокойство.

По иронии судьбы через четыре месяца после того, как в 2010 году мы с Робом и Рэйни прибыли в Китай, страна обнародовала впечатляющую новость в сфере образования: по результатам всемирных экзаменов PISA (Международная программа по оценке образовательных достижений учащихся) [1] шанхайские подростки лучше всех в мире показали себя в математике, чтении и естественных науках. На своих первых экзаменах ученики приютившего меня города обскакали сверстников из почти семидесяти стран (Соединенные Штаты и Великобритания финишировали где-то посередине списка). Результат поразил мировую образовательную общественность. «Шанхайский секрет!» – заголосила New York Times. Президент Обама назвал это «ситуацией „Спутника“», а президент Йельского университета в своей речи восхищался тем, что Китай строит свою национальную версию американской Лиги плюща – и создаст «всего-то лет за десять крупнейший в мире сектор высшего образования». Тем временем заголовки в прессе продолжили подтверждать неуклонно растущую мощь китайской экономики: эта страна не только выдавила весь остальной мир к обочине, но и взяла верх над Западом в образовании.

То, о чем я читала в газетах, не очень совпадало с моим житейским опытом. Начав разбираться в школьной жизни этих сверхуспешных китайских деток, я стала замечать тревожащие симптомы у нашего сына: привычку подчиняться, проникшую и в остальную его жизнь. Однажды мать одного его одноклассника спросила Рэйни, нравится ли ему петь. «Петь мне не нравится, но, если вы хотите, я спою», – ответил он. В другие дни Рэйни наизусть произносил тексты коммунистических песен, воспевавших «отечество». Я пыталась убедить себя, что наша домашняя среда не менее важна, чем садовская, а тем временем принялась смотреть за сыном с особым тщанием, словно у меня развилось шестое чувство, настроенное улавливать подобострастие, и седьмое, чуткое к признакам промывки мозгов. Вдруг вспомнилась беседа, которая состоялась у меня с одной подругой-экспатрианткой, забравшей дочку из китайской школы. «Я не для того ращу дочь, чтобы она стала роботом или подхалимом», – возмущалась она.

Я заметила, что у китайцев вокруг хватает и своих тревог – но иного рода. Давно утерянный, но теперь вновь обретенный кузен-шанхаец взялся лихорадочно договариваться о собеседованиях в младшую школу для своей дочери и записал ее на устрашающий факультатив под названием «Математическая олимпиада». Один знакомый старшеклассник приступил к марафонской подготовке для национального вступительного экзамена в колледж. Китаянка из глубинки, сидевшая с Рэйни целый год, внезапно сорвалась домой, в провинцию Хубэй. Сын, которого она там оставила, пытался сдать экзамены в старшие классы, и ему негде было жить. «Правительство сносит мой дом, чтобы зачистить площадку под новую жилую застройку», – объяснила она сквозь слезы, одна из сотен миллионов мигрантов-китайцев, облагодетельствованных работой, но в то же время проклятых разорением, какое нередко несут стремительные экономические перемены.

Мы с Робом, как нам казалось, устремились в Китай за безграничными возможностями, но сами китайцы переменам вокруг себя, похоже, не очень-то радовались. Я размышляла над противоречиями, которые явно видела: послушание, заметное в Рэйни, и есть секрет академического успеха? Может, китайская система образования и впрямь штампует роботов – или учащиеся действительно получают лучшие знания? Мир вроде бы приветствует поход Китая к всемирной славе, но действительно ли Запад должен сравнивать свои методы с китайскими – или тем более примерять их на себя?

Эти вопросы всплывали вновь и вновь, и вскоре я уже таскала с собой бумагу и ручку всюду, куда б ни шла, и делала пометки, ища ответы. Несколько лет подряд я ходила хвостом за юными китайцами и разговаривала с учителями, директорами школ и специалистами в просвещении. Я навещала школы в Штатах и в Китае, ездила в китайскую глубинку, чтобы проверить сведения о сокрушительной нищете и неравенстве. Изучала исследовательские труды и работала добровольцем в шанхайском детском садике. Я не сомневалась, что мои штудии дадут поглядеть, как в замочную скважину, на громадную страну, которая кажется снаружи такой устрашающей, однако внутри молча пытается постичь собственное новое место в мире; я была уверена, что смогу высветить лучший путь вперед для Рэйни, пока сам он учится.

В самом начале чутье подсказало мне: чтобы крепко встать на курс, моей семье придется приспосабливаться и быть гибкой (более того – нам предстоит сдавать проверочные работы первым делом поутру!). Мой журналистский поиск постепенно успокаивал мою родительскую тревогу, и один важный урок сделался очевиден: если придерживаться широких взглядов, можно, глядишь, пожать плоды воспитания нашего ребенка во второй культуре и образовать его на китайский манер (при этом есть надежда, что в нем сохранится и западное понятие об индивидуальности).

Наш путь потребует от нас выдержки, недюжинного доверия, а также выраженного почтения ко всему, что наша новообретенная культура подбросит нам (в том числе и взятки в виде красных звездочек-липучек).

В Китае иначе никак.

Она мне сунула это в рот, я расплакался и выплюнул, а она опять.