Как тебе такое, Iron Mask? - Игорь Савельев Страница 2

Зря он, например, рассказал Тео, кто его отец. И тем более пересказал историю с мужиком из Сколково. Но Алексу тогда казалось, что это дико смешно. А Тео показалось диким (без «смешно»). Тео разве что не крутил пальцем у виска, и примерно с тех пор он реально думает, что царевичам головы рубают прямо в Кремле.

Была какая-то рутинная пресс-конференция в Москве. Сразу несколько друзей прислали Алексу ссылки и даже указали, с какой минуты смотреть и смеяться. Иностранный журналист неожиданно для всех спросил: «Господин вице-премьер, а правда ли, что бизнесмен Максим Николаев – это ваш сын?..»

Алекс даже не знал, кто такой Максим Николаев. Погуглил. Оказалось, версия, озвученная иностранцем, популярна на всяких «компроматах» и прочих сливных ресурсах. Речь шла о каком-то strange man из Сколково. Или не из самого Сколково, а из каких-то присосавшихся фондов; ну, неважно. У парня оказались правильная фамилия (впрочем, нередкая) и правильное отчество (нередкое тоже), и этого уже хватило, чтобы молва записала его в сыновья к вице-премьеру. Ну а что? Не может же такой талантливый парень – тридцати еще нет, а Сколково уже в кармане – быть ничьим?..

Странно, что западных журналистов заинтересовала такая «камерная» тема. С другой стороны, российские бы никогда и не спросили: они как в рот воды набрали – и вообще, и тогда, – а из президиума зашикали, что вопрос не по теме и пресс-конференция – про показатели «Газпрома», и…

Но Михаил Андреевич Николаев вдруг ответил.

Алекс ожидал от отца ответа «нет», или отповеди про частную жизнь семьи не для камер – в стиле раннего [Mr. P.]а, или какой-нибудь скабрезной шутки в духе [Mr. P.]а позднего: его соратники удивительно быстро перенимали этот толстоватый юмор. Но вместо этого отец прочитал пространную речь на пять минут, из которой решительно ничего нельзя было понять (назавтра она разошлась на мемчики, но слабенько: все-таки не та фигура). Иногда из бессмыслицы-отглаголицы выныривало, как обломок доски после крушения корабля, «кто не слеп, тот видит» или даже стихотворная строчка. По крайней мере Алекс потом нагуглил, что это из стихов:

Сын за отца не отвечает –Закон, что также означает:Отец за сына – головой.

Даже газпромовские кабанчики в президиуме смотрели с недоумением, впрочем, прекраснодушным; как только поток бреда кончился, они вернулись к «Северному потоку – 2».

Интернет взревел: что это было? Друзья-приятели, кто посмелее, с тем же вопросом стучались Алексу в «Телеграм», некоторые даже заподозрили, что неизвестный Николаев из Сколково – его нагулянный отцом непонятно где и с кем сводный брат. Ведь отец и не опроверг.

Трезвее всех была версия русской службы ВВС. Некий политолог без лишних разглагольствований написал: все знают, что сын Николаева учится в Штатах. (Это, конечно, дико смешно, когда ВВС, головной офис которой – в полусотне миль от койки Алекса, промахивается на целый океан.) Все знают, что сын такого-то учится в Гарварде, дочь такого-то вышла замуж за голландского архитектора, а семья такого-то свалила в полном составе… Дети руководства России строят свое будущее вне России. И всеобщее знание об этом – проблема режима. Согласно социологическому опросу… blah blah blah. Короче, это кремлевские политтехнологи наверняка посоветовали отцу не опровергать выгодный слух, а напустить туману. (И он преуспел, конечно.) Люди, мол, скажут: вот, может, и наворовали, может, сын и не по заслугам получил эти сколковские фонды, но он хотя бы в России и как бы даже в российскую науку вкладывает…

Алекс истерично ржал после сколковской речи отца два дня и собирал мемы и демотиваторы, отправляя немногим московским друзьям. Алекс думал, что и Тео будет так же смешно. В попытках перевести непереводимое – все эти пространные экскурсы в никуда. Уж с его-то английским, и то пришлось писать себе нечто вроде опорного конспекта с широкими культурологическими выносами в тех местах, которые Алекс вообще понял. И – он не ожидал, что Тео будет потрясен.

Коллизию – с «хотя бы в России» – пришлось разжевывать так долго, что весь юмор ситуации был потерян на полпути. Тео не улыбнулся ни разу. Казалось, он был просто в ужасе.

– Они что, не знают, как тебя зовут и как ты выглядишь?

– Кто «они»?

– Ну, телевидение. Журналисты. Русские.

– Конечно нет! Я же не кинозвезда.

Алекс пытался расшифровать что-то дальше, например, что такое «сын за отца не отвечает» и откуда все это. Надо сказать, его даже впечатлило:

Вас не смутить в любой анкетеЗловещей некогда графой:Кем был до вас еще на светеОтец ваш, мертвый иль живой.

Но Тео ничего уже не воспринимал. Тео назидательно и даже как будто брезгливо разъяснял Алексу, что такое «публичная политика», рассказывал, как двоечнику, про семейные фотографии политиков в газете и зажигательные речи жен на партийных митингах как про обязательную часть западной…

– Западной! – скептически хмыкнул Алекс. – Можно подумать, у вас в Чили западная политическая культура.

– Да.

– Со всеми вашими Пиночетами и Корваланами?

– Ну ты вспомнил! Это было очень давно. Сейчас…

– Ой, всё.

Алекс сердился. Ему надоело. Он пробовал повторять общие слова о праве взрослых детей на частную жизнь. Разумеется, он знал, что это тезис пропаганды, пластинка, заведенная еще с полумифических дочерей – чуть ли не двадцать лет назад, но это был тот редкий случай, когда он вполне разделял русский тассовский бубнеж. Why not. Алекса абсолютно устраивала анонимная жизнь простого английского студента, у которого никто не стоит над душой. Ни охрана. Ни посольство. Ни журналисты. Ни MI5 (а если и стоит, то никак себя не проявляет, вот и на том спасибо). Этому перцу чилийскому, конечно, не понять. Заладил про демократию, как попугай.

Впрочем, после этого Тео «заладил» о другом. Он несколько раз заводил разговор о том, что отец Алекса «отрекся от сына» (чем выдал все-таки некоторое знакомство с предметом – кто за кого отвечает, – потому что отца отринь и мать отринь). Алексу были неприятны эти якобы heart-to-heart [1] беседы. Раз или два Тео еще пошутил об этом – и Алекс максимально вежливо попросил его заткнуться.

Но за всеобщего отцаМы оказались все в ответе,И длится суд десятилетий,И не видать еще конца.

– Это правда?

– Что?

У отца всегда блестяще получалось делать вид, что он не понимает, о чем речь. Странно, что это искусство, это богатство не удалось пустить в ход на той памятной пресс-конференции.

– Что ты «предал [Mr. P.]а».

– С чего ты это взял?

– Так пишут в Фейсбуке.