Орхидея в мотоциклетном шлеме - Дмитрий Лекух Страница 2

— И правда вырос? — спрашивает.

— А Бог его знает, — отвечаю. — Я в его дела не лез. Но, судя по всему, не бедствовал…

— Понятно, — говорит. — Ну что ж, тогда — на опознание? Трупов не боитесь?

— Да что их бояться, — усмехаюсь. — Бояться живых надо…

— Мудрая мысль, — хмыкает. — И где ж таким учат?

— А «за речкой», — говорю, — в когда-то демократической, а сейчас исламской республике…

— Вот как?! — удивляется. — Интересно. Я там тоже служил…

Пожали друг другу руки, он пригласил понятых, и мы пошли в комнату.

Ростик лежал на полу.

Половины лица — просто не было…

…Блин, какая же все-таки хрупкая и ненадежная вещь — человек.

Кто сильней: здоровенный, атлетически сложенный парень весом под сто кило и без единой капли жира под гладкой упругой кожей, или маленькая железяка весом всего-то в девять граммов?

Вопрос, что называется, риторический.

— Он это, — говорю, — разумеется. Если хотите убедиться — на плече тату. Наколка, в смысле. Японские иероглифы. Три штуки. Что они обозначают, не обессудьте, не знаю…

Кивает, сдергивает рубашку с плеча.

Вот они, родимые.

— Дмитрий, — спрашивает, — вы у него здесь часто бывали?

Отрицательно мотаю головой.

— Очень, — говорю, — редко. Пару раз с Машкой забегали, чаю попить. В наших кругах не принято в гости друг к другу ходить. Как правило, все на нейтральной территории встречаются: в барах, ресторанах…

— Понятно, — говорит. — А Машка — это жена?

— Жена, — киваю.

— Она с ним тоже общалась?

— Постольку-поскольку, — говорю. — Она эту часть моей компании не очень-то жаловала…

— Извините, — говорит, — за некорректный вопрос. А между ними ничего не могло быть?

Я, несмотря на то, что в комнате еще лежал покойник, чуть не заржал в голос.

— А вот это, — смеюсь, — капитан, полностью исключено. И не потому, что я нахожусь в плену иллюзий по отношению к собственной жене, в этой жизни всякое бывает. Нет, по другим причинам…

— Он что, голубой был? — спрашивает с интересом.

— Да нет, — жму плечами, — не голубой. Просто дико не любил осложнений в собственной жизни. Поэтому жены и подруги приятелей для него были табу. А так — ему моделек и актрисок молоденьких вполне хватало…

— Понятно, — кивает. — А с кем он в последнее время встречался?

— С этой, — морщусь, — Надей из МХАТа. Телефона, извините, не знаю. Но найдете легко. Или сама проявится…

— А что морщитесь? — спрашивает.

— Да, — говорю, — тупая она, как сибирский валенок. И пить не умеет. Как нажрется, ко всем мужикам подряд в трусы лезть начинает. Прямо на глазах у их жен и подруг.

— У вас с женой были скандалы по этому поводу? — интересуется.

— Да нет, — отвечаю. — Что, Машка, дура что ли?! Я онанизмом не занимаюсь…

— А он? — кивает в сторону тела.

— А его, — жму плечами, — видимо, устраивало…

— Понятно, — говорит.

Помолчали, я закурил.

— Дмитрий, — вздыхает, наконец.

Потом тоже закуривает.

Потом снова вздыхает.

— У меня к вам огромная просьба. Вы не могли бы посмотреть его вещи? Нет, я понимаю, что вы здесь не часто бывали. Он, похоже, вообще сюда мало кого приглашал, мы и вас-то по номеру телефонному в его мобильнике вычислили. Но вдруг… Вдруг что-то в глаза бросится…

— Хорошо, — отвечаю, — посмотрю.

И пошел.

Потрогал руками письменный стол.

Солидный такой стол.

С чувством собственного достоинства.

На нем, как всегда, бумаги валяются. В известном только одному Ростику порядке.

Кто в них теперь разбираться будет?..

Книга у дивана, раскрытая обложкой вверх.

Дэн Браун, «Код да Винчи».

До середины не дочитал.

Я ее где-то с месяц назад одолел.

Ничего особенного.

Пятачок за пучок.

Сказка о потерянном времени…

А вот Пелевина, который на столе лежит, он явно дочитал.

Я — так и не смог.

Это, скорее игра, головоломка, компьютерная инсталляция.

А для меня книги — живые, и то, чем Пелевин занимается в последнее время, — труположество.

Некрофилия.

Не хочу…

…Фикус в горшке не поливали уже, наверное, пару недель. Странно, у него же вроде домработница…

Или выгнал?

Там же, в горшке — несколько бычков.

В том числе пара «беломорин».

Привет славному городу Амстердаму.

Не знал…

Свитер на кресле.

Само кресло, кстати, — дико неудобное, с резными деревянными ручками и очень прямой и жесткой спинкой.

А ему нравилось.

Музыкальный центр.

Интересно, а что он слушал?!

Тьфу, говно какое…

Книжные полки.

Так, ну это — от родителей.

У него папа профессором МГУ был.

А вот это уже сам покупал.

Браун, Поланик, Хелл, Коупленд, Мураками.

Джентльменский набор.

Часть — даже не читанные.

Грустно им, наверное.

Ага…

…И вообще — сумеречно в комнате.

Плохо.

На полке, рядом с томиком Кастанеды — черно-белая фотография молодой красивой женщины.

Ирка…

— Знаете ее? — спрашивает капитан из-за спины.

— Знал, — отвечаю. — Это Ира Кондратьева, в прошлом — директор нашего Свердловского филиала. И его первая и единственная любовь. Она умерла лет восемь назад. Рак. Поздно спохватились. Ничего сделать было нельзя. Старики этой гадостью могут долго болеть, а молодые — в момент сгорают. Вот и она. За три месяца…

— Понятно, — говорит.

Да что тебе тут может быть «понятно», думаю.

Молчу.

Иду дальше.

— Может, — говорит со вздохом, — они сейчас и встретятся, кто знает…

Я только головой покачал:

— Знаешь, — говорю, — капитан. Я всегда себе с ужасом представляю все эти фенечки, типа «встречи на небесах». Люди, похоже, вообще не думают, когда так говорят. Это ж — ужас ужасный. И он за годы так изменился, что она его не узнает. Да и она в его воспоминаниях, наверняка, совсем другой стала. Совсем не такой, какой при жизни была. Так что — ну его на фиг…