Двойник - Жозе Сарамаго Страница 2

Тертулиано Максимо Афонсо тщательно вымыл и поставил на место посуду, он всегда считал своей неизменной обязанностью убирать за собой после еды, что показывает нам, если мы еще раз, теперь уже в последний, вернемся к неокрепшим юным душам, которым, кстати, такое поведение, скорее всего, показалось бы просто смешным, а понятие неизменной обязанности – всего лишь мертвой буквой, что даже от личности, столь легкомысленно относящейся к проблемам, связанным со свободой воли, можно научиться чему-то полезному. Сам Тертулиано Максимо Афонсо приобрел сию похвальную привычку, как, впрочем, и многие другие, в добропорядочной семье, в которой он родился и вырос, и главным образом от своей матушки, она еще жива и здорова, на днях он обязательно съездит навестить ее в тот маленький провинциальный городок, где будущий преподаватель появился на свет, родовую колыбель его предков Максимо по материнской и Афонсо по отцовской линии, и где его, приблизительно сорок лет назад, угораздило стать первым Тертулиано. Чтобы посетить отца, ему придется отправиться на кладбище, такова она, эта сучья жизнь, которая неизбежно кончается. Бранное слово пришло ему в голову незваным гостем, он подумал об отце, выходя из кухни, и ему стало грустно, Тертулиано Максимо Афонсо очень редко употребляет неприличные слова, а если иногда что-нибудь подобное и сорвется с языка, то он сам удивляется, ему даже не верится, что его речевой аппарат, голосовые связки, язык, зубы и губы смогли такое произнести, словно у него впервые и непроизвольно вырвалось выражение из какого-то доселе неизвестного языка. В маленькой комнате, которая служит ему и кабинетом, и гостиной, стоит двухместный диван, а еще – низенький столик посередине, мягкое кресло, которое кажется таким уютным, перед ним – телевизор, а в углу, так, чтобы на него падал свет из окна, письменный стол, на котором лежат, ожидая своей участи, ученические работы и кассета. Две стены заняты книжными полками, книги в большинстве своем потрепанные от частого употребления, старые. На полу ковер с геометрическим рисунком, неброский, возможно, выцветший, помогает создать ощущение некоторого комфорта, впрочем, очень скромного, наш герой не претендует на то, чтобы его жилище казалось более элегантным, чем подобает учителю средней школы, получающему маленькую зарплату, в отличие от большинства других преподавателей, с капризным упрямством считающих свое положение вопиющей исторической несправедливостью. Левая крошка хлеба, а именно книга, которую недавно начал читать Тертулиано Максимо Афонсо, солидное исследование, посвященное древним месопотамским цивилизациям, лежит там, где он оставил ее прошлым вечером, на низеньком столике, и тоже ждет своего часа, как и две другие крошки, как и вообще все вещи, абсолютно все, ибо таково их фатальное предназначение, обусловленное самой природой вещей. Тертулиано Максимо Афонсо был, как мы уже успели заметить, несмотря на недолгое с ним знакомство, человеком мечтательным и не очень последовательным, и нас бы не удивило, если бы сейчас он попытался немного слукавить, оправдаться перед самим собой и стал бы с притворным вниманием листать ученические работы, открыл бы книгу на той странице, где он прервал чтение, рассеянно осмотрел бы со всех сторон кассету, будто еще не решив окончательно, что он собирается делать. Но первое впечатление не всегда столь обманчиво, как принято думать, подчас оно противоречит самому себе и способствует проявлению в будущем серьезных несоответствий ожидаемой манере поведения. Мы могли бы избежать сего столь путаного объяснения, если бы в свое время заявили без обиняков, что Тертулиано Максимо Афонсо подошел прямо к письменному столу, взял кассету, пробежал глазами по ее обратной и лицевой стороне, поглядел на улыбающиеся счастливые лица актеров и отметил, что из них ему известна лишь исполнительница главной роли, молодая и красивая, это свидетельствовало о том, что в момент составления контракта продюсеры не очень серьезно относились к данному фильму, затем он несвойственным ему решительным движением вставил кассету в видеомагнитофон и поудобнее устроился в кресле, намереваясь как можно приятнее провести вечер, от которого он, впрочем, ничего особенно хорошего не ожидал. Так и случилось. Тертулиано Максимо Афонсо засмеялся пару раз, улыбнулся раза три или четыре, комедия оказалась не только легкой, как снисходительно выразился коллега-математик, она была невероятно дурацкой, нелепой, настоящим кинематографическим выродком, логика и здравый смысл возмущенно кричали за дверью, требуя, чтобы им разрешили войти хотя бы в тех местах, где чудовищная глупость безнаказанно торжествовала победу. Заглавие, «Упорный охотник подстрелит дичь», было банальной метафорой, типа выеденного яйца не стоит, в этой истории не имелось ни охотников, ни охоты, ни дичи, действие разворачивалось вокруг безумно честолюбивых претензий, которые молодая красивая актриса пыталась изобразить именно так, как от нее того требовали, и сопровождалось огромным количеством интриг, недоразумений, двусмысленных ситуаций, смешных ошибок, но все это, к несчастью, нисколько не уменьшило депрессии Тертулиано Максимо Афонсо. Когда фильм закончился, он больше злился на себя, чем на коллегу. Тот искренне хотел ему помочь, и теперь учителю истории, уже давно вышедшему из возраста восторженных иллюзий, как и всем наивным людям, было обидно за свою наивность. Он сказал вслух: завтра же я возвращу это дерьмо, и даже не удивился, решив, что имеет право на крепкое словцо, и потом, оно было лишь второй непристойностью, вырвавшейся у него за несколько последних недель, к тому же первую он произнес только мысленно, ее можно не принимать в расчет. Он посмотрел на часы, еще не было одиннадцати. Как рано, пробормотал он, этим он хотел сказать, как вскоре выяснилось, что у него есть еще время, чтобы наказать себя за легкомысленный поступок, за то, что он изменил долгу ради развлечения, истинным ценностям – ради ложных, вечным – ради преходящих. Он сел за письменный стол, заботливо пододвинул к себе сочинения по истории, как бы желая извиниться перед ними за невнимание, и проработал до глубокой ночи, как и подобает такому добросовестному учителю, каким он не без гордости себя считал, исполненному педагогической любви к своим ученикам, но в то же время требовательному и даже безжалостному в том, что касается имен и дат. Когда он наконец выполнил это добровольно взятое на себя обязательство, то, все еще сожалея о совершенном проступке и словно желая заменить одни тяжелые вериги другими, не менее внушительными, взял с собой в постель книгу о цивилизациях древней Месопотамии и открыл главу, повествующую об амореях, их царе Хаммурапи и его знаменитом своде законов. Прочитав четыре страницы, он спокойно заснул – свидетельство того, что он заслужил прощение.

Через час он проснулся. Он не видел никаких снов, его мозг не содрогался от жутких кошмаров, он не барахтался, пытаясь оттолкнуть студенистое чудовище, навалившееся ему на лицо, он просто открыл глаза и подумал: здесь кто-то есть. Он медленно сел в кровати и прислушался. Спальня находилась в глубине квартиры, сюда даже днем не долетали никакие внешние звуки, а теперь была ночь. Интересно, который час, обычно в это время стоит полная тишина. Тишина и была полной. Пришелец, кто бы он ни был, не двигался с места. Тертулиано Максимо Афонсо протянул руку к ночному столику и зажег свет. Часы показывали четверть пятого. Как и большинство обычных людей, Тертулиано Максимо Афонсо не герой и не трус, не непобедимый храбрец из кино, но и не жалкий слабак, способный со страху описаться, услышав в полночь скрежет двери, ведущей в подземную темницу замка. Правда, волосы у него на теле встали дыбом, но ведь это происходит и с волками, когда они чуют опасность, а ведь ни одному здравомыслящему человеку не придет в голову обвинить волка в трусости. Сейчас Тертулиано Максимо Афонсо докажет, что и он тоже не трус. Он тихонько встал, взял в руки ботинок, за неимением более серьезного оружия, подошел, стараясь не шуметь, к двери и осторожно выглянул в коридор. Посмотрел в одну сторону, потом в другую. Ощущение, что тут кто-то есть, усилилось. Зажигая по пути свет и чувствуя, что сердце стучит у него в груди, будто несущийся галопом конь, Тертулиано Максимо Афонсо заглянул в ванную, потом в кухню. Никого. И ощущение чьего-то присутствия было здесь, как это ни странно, менее явственным. Он вернулся в коридор, по мере того как он приближался к гостиной, ощущение невидимого присутствия с каждым шагом усиливалось, воздух, казалось, вибрировал, добела раскаляясь от скрытого источника пламени, нервы Тертулиано Максимо Афонсо были напряжены до предела, будто он шел по зараженной радиацией местности, держа в руке счетчик Гейгера, из которого теперь вместо звуковых сигналов вырывались потоки плазмы. В гостиной никого не было. На своих обычных местах находились стеллажи с книгами, неподвижные и бесстрастные, и висевшие на стенах гравюры в рамках, о которых мы ранее не упоминали, но вот они, тут, и тут, и еще там, и письменный стол с пишущей машинкой, и кресло, и низенький столик с маленькой скульптурной группой, стоящей точно в его геометрическом центре, и двухместный диван, и телевизор. Тертулиано Максимо Афонсо еле слышно прошептал: это здесь, и едва он произнес последнее слово, незримое присутствие исчезло, совершенно бесшумно, будто лопнул мыльный пузырь. Да, вот что это было – телевизор с видеоприставкой, комедия под названием «Упорный охотник подстрелит дичь», некий образ из этой комедии, вернувшийся на свое место после того, как он поднял Тертулиано Максимо Афонсо с постели. Он еще не понимал, какой именно образ, но был уверен, что обязательно узнает его, когда тот снова появится перед ним. Он пошел в спальню, надел поверх пижамы халат, чтобы не простудиться, и вернулся в гостиную. Сел в кресло, снова нажал на кнопку пульта дистанционного управления и, подавшись вперед, оперев локти о колена, весь обратившись в зрение, стал во второй раз смотреть историю молодой красивой женщины, пожелавшей добиться жизненного успеха. Через двадцать минут он увидел, как она входит в гостиницу, приближается к стойке дежурного администратора, услышал, как она представилась: меня зовут Инес де Кастро, [1]он уже раньше обратил внимание на столь интересное историческое совпадение, а потом сказала: у меня заказан здесь номер, дежурный администратор посмотрел ей в лицо, вернее, в объектив камеры, или все-таки на нее, если она стояла в том месте, где находилась камера, и произнес что-то, чего Тертулиано Максимо Афонсо не удалось разобрать, он быстро нажал большим пальцем руки, державшей пульт дистанционного управления, на кнопку «стоп», но образ уже исчез, это понятно, никто не станет тратить пленку на второстепенного актера, почти статиста, который появляется через двадцать минут после начала действия, пленка прокрутилась обратно, на экране снова возникло лицо дежурного администратора, молодая красивая женщина снова вошла в гостиницу, снова сказала, что ее зовут Инес де Кастро, что у нее заказан номер, теперь – да, вот он, дежурный администратор, в упор смотрящий на свою собеседницу. Тертулиано Максимо Афонсо поднялся с кресла, опустился на колени перед телевизором и приблизил лицо к экрану, насколько позволяло зрение. Это я, прошептал он и вновь почувствовал, как волосы у него на теле встали дыбом, то, что он видел, не могло быть правдой, просто не могло ею быть, любой нормальный человек, окажись он в тот момент рядом, успокоил бы его, сказав: Что за вздор, дорогой Тертулиано, у него ведь усы, а у вас лицо бритое. Таковы нормальные люди, они имеют обыкновение все упрощать, а потом, и всегда слишком поздно, они вдруг удивляются, поняв, сколь изменчивой может быть жизнь, оказывается, усы и борода не властны над собой, они растут и благоденствуют, только если им это позволяют, часто по небрежности, но в один прекрасный день, благодаря изменившейся моде или просто потому, что их обладателю надоело видеть в зеркале свое заросшее волосами отражение, они исчезают, не оставив следа. Не следует также забывать, что в данном случае речь идет об актере, о театральной игре, и что изящные ухоженные усики дежурного администратора могли быть просто-напросто накладными. Столь очевидные выводы мог бы сделать любой человек, в том числе и сам Тертулиано Максимо Афонсо, если бы он не был так сосредоточен на поисках других ситуаций с участием того же второстепенного актера, или, скорее, статиста, которому разрешили произнести несколько фраз. До конца фильма мужчина с усиками в роли дежурного администратора появился еще пять раз и всегда в малозначительных эпизодах, хотя в последнем ему было позволено обменяться парой претендующих на игривость фраз с победоносной Инес де Кастро, а потом, когда она удалялась, покачивая бедрами, смотреть ей вслед с выражением карикатурного сладострастия, которое, по мнению режиссера, должно было рассмешить непритязательных зрителей. Само собой разумеется, что если Тертулиано Максимо Афонсо не нашел этот фильм забавным, когда смотрел его в первый раз, то теперь он понравился ему еще меньше. Вернувшись к кадру, в котором дежурный администратор, показанный первым планом, смотрит в упор на Инес де Кастро, он стал тщательно, черту за чертой, изучать его лицо. Если не принимать во внимание некоторые несущественные детали, подумал он, особенно усы, а также прическу и меньшую округлость лица, то он точь-в-точь как я. Теперь он чувствовал себя более спокойно, конечно, сходство поразительное, но и только, такое довольно часто встречается, вспомним хотя бы близнецов, было бы весьма странно, если бы среди более чем шести миллиардов жителей нашей планеты не нашлось бы по крайней мере двоих, совершенно одинаковых. Они, разумеется, не могут быть одинаковыми абсолютно во всем, сказал он, словно беседуя со своим почти вторым Я, которое смотрело на него с экрана. Сев снова в кресло и постаравшись оказаться на том самом месте, на котором находилась актриса, игравшая роль Инес де Кастро, он в шутку изобразил еще одного клиента. Меня зовут Тертулиано Максимо Афонсо, объявил он и улыбнулся. А вас. Вопрос был совершенно естественным, если встречаются два одинаковых человека, то им, понятно, хочется узнать друг о друге как можно больше, а имя – это первое, что обычно спрашивают, оно как дверь, в которую можно войти. Тертулиано Максимо Афонсо прокрутил пленку до конца, там находился список второстепенных исполнителей, он не помнил, указаны ли в нем также их роли, нет, не указаны, а имена, их было много, приведены в алфавитном порядке. Он рассеянно взял коробку от видеокассеты и еще раз посмотрел, что на ней написано и изображено, улыбающиеся лица исполнителей главных ролей, краткое содержание фильма, а в самом низу, мелким шрифтом, технические данные и дата выпуска. Прошло уже пять лет, пробормотал он и вспомнил, что то же самое сказал ему его коллега-математик. Целых пять лет, повторил он и внезапно снова почувствовал какую-то необычность, но теперь это уже не было ощущением чьего-то неосязаемого, таинственного присутствия, теперь это было нечто конкретное, доступное документальной проверке. Трясущимися руками он стал выдвигать и задвигать ящики, вытряхнул из них на стол конверты с негативами и фотографиями и в конце концов нашел то, что искал, свой собственный портрет пятилетней давности. У него были усы, другая прическа и более худое лицо.