Шанхай. Любовь подонка - Вадим Чекунов Страница 2

– Блядь, что не так?! Ты просила – не приставать. Я сказал – хорошо, не буду. Что теперь?

Ее лицо мгновенно принимает знакомое выражение – жесткое, волевое.

Последний раз я видел его таким полгода назад, при разводе. А раньше – почти каждый день.

– Если ты еще раз матернешься при мне… – тянет она сигарету из пачки. – Если хоть один раз еще… Я встану и уйду.

Пальцы ее, длинные, с аккуратными ноготками, подрагивают и все никак не могут ухватить тонкую сигарету.

– Прости, – накрываю ее пальцы ладонью. Они, к моему удивлению, холодные и совершенно чужие. Как будто не их целовал совсем недавно еще, не они сжимали и гладили меня, не они пробегали по моим плечам и спине…

Вырывает руку и убирает сигареты в сумочку. Отворачивается к окну. Интересно, пытается она там разглядеть что-нибудь или просто смотрит на свое отражение?..

– Давай поедем уже. Поздно. Мне на работу завтра, – встаю со стула и надеваю куртку. Ту самую, что она мне купила.

Официантка что-то говорит мужикам в углу Те, коротко стриженные, в кожаных куртках, отмахиваются. Показывают на недопитую бутылку коньяка.

У меня кожаной куртки нет: я хожу в поношенной джинсе, пошедшей уже бахромой по краю рукавов.

На спине вышит крыластый орел с растопыренными когтями.

Нитки на одном крыле истерлись, и сквозь них видна джинсовая плешь.

Я не пью коньяк.

Вдоль стены на моей кухне стоит ряд пустых бутылок из-под «Белого Орла».

Продавщица Таня в магазине у остановки уже выучила за этот месяц мои вкусы и даже нашла связь между аппликацией на спине и сортом водки.

Дура, конечно…

Инна бросает внимательный взгляд на мою куртку. Теперь мне кажется, что она и не пьяная вовсе. Я так и не научился ее понимать, предугадывать. Так и не привык к ее резким переменам.

– Я вообще с тобой встретилась, чтобы всего лишь передать вот это! – говорит Инна и похлопывает по лежащему на столике пакету. – Я же твоя должница…

Сразу после развода она купила машину, «восьмерку», а через месяц влетела на ней в затормозивший на перекрестке «ЗиЛ». Разбила нос, сломала ключицу и ногу. Позвонила почему-то мне: «Понимаешь, всего-то одну баночку и выпила… Теперь с ГАИ проблемы… Из дому не выйти мне, из-за гипса…»

Я дал, сколько смог насобирать – две с половиной штуки баксов.

Предложил помочь по дому, в магазин сходить…

Отказалась.

А деньги взяла.

– Я тебе говорил, тогда еще – ничего ты мне не должна. Но вот за книги – спасибо большое. Мне их не хватало. Да и нужнее они мне.

Инна встает из-за стола. Отстраняет меня рукой и сама надевает плащ.

– Конечно, ты же у нас интеллектуал. Писатель… – усмехается она и мне опять не понятно, зачем я тут.

«Ты никогда не станешь писателем!» – говорила жена не раз. «Пойми, писатель – прежде всего человековед. Главное в писателе – умение понимать людей. Ты же не можешь понять даже самого себя. Ты вообще ничего в жизни не понимаешь!»

«Я буду непонятливым писателем, – отвечал я. – Таких, как я, много. Они будут меня читать и радоваться, что не одни. Другие тоже будут читать и радоваться, что не дураки. Не вижу проблемы».

«Вот и я о том же, – усмехалась Инна, – не видишь ты ничего».

Выходим из кафешки под облегченный вздох официантки.

Мужики в кожанках торопливо допивают коньяк.

Все в жизни нам приходится делать суетливо, кроша, проливая, судорожно глотая, на ходу закусывая, занюхивая, поспешно затягиваясь…

Это я философствую и понимаю, что все-таки пьян.

А утром на работу – липовый мой больничный закончился в пятницу.

На улице морось.

Холодно.

Надеялся, что освежит, но нет, не тот холод.

Сырой и угрюмый.

Осень, сука.

– Сентябрь какой-то мерзкий… Помнишь, когда женились, какой был? – спрашиваю преувеличенно бодро.

Не отвечает.

– Пойдем на ту сторону, через подземный переход. Сейчас без пробок за десять минут доедем.

– Посади меня в машину. Я хочу домой, – хрипло говорит она.

– В Зеленоград? Сколько сейчас?.. Полвторого, не меньше… Совсем уже, да? – стучу пальцем по лбу.

Пожимает плечами.

– Ты можешь поехать со мной. Я одна сейчас живу. Бабушка у мамы, еще неделю пробудет там.

– Спасибо. Мне к девяти на работу. Точнее, сегодня уже. Инн, хватит… Поехали, переночуешь, а завтра решишь, как и что.

«Что она может решить завтра?» – спрашиваю себя.

– Завтра уже наступило.

Инна роется в сумке.

– Я сигареты забыла.

– Да в сумке они у тебя. Потом покуришь.

Хлопаю по карманам. Нащупываю пачку «орбита», вытаскиваю и выдавливаю Инне на ладонь пару подушечек. Своей рукой подношу ладонь к ее губам. Губы – те самые насквозь знакомые губы… Четкие, резные, слегка изогнутые капризно, послушно открываются…

Главное – добраться до дома.

Тащу ее за руку в переход. На скользких ступеньках придерживаю за локоть и талию. Неожиданно Инна прижимается ко мне бедром и выдыхает прямо в лицо:

– Поехали быстрей.

Запаха коктейльного спирта я не чувствую, внутри самого поллитра водки и не помню сколько пива.

Инна пахнет «орбитом». И каким-то парфюмом – я не разбираюсь.

Крепкое и теплое, даже сквозь плащ, бедро.

Наглые пьяные глаза. И губы.

Она знает, что со мной делать.

Проводит рукой по моим джинсам и деланно удивляется:

– Ой, а там у нас что?..

Там у нас все то же, детка. То, что относится к ней без перемен. Как при первой встрече нашей. Ожидающее и напряженное.

В переходе холодно и сыро. Двери на вход в метро закрыты. У закутка между киосками сутулый мент носком ботинка лениво пинает уснувшего или умершего бомжа.

Выходим на другую сторону.

– Это хорошо, что ты недалеко живешь, – влажно шепчет в ухо бывшая жена.

Ловить тачку приходится долго.

Машин на Профсоюзке резко убавилось.

Ночь.

Пару раз останавливались, «волжана» и старый «опель», но оказалось не по пути.

– Давай я договорюсь, у меня всегда получается, – говорит вдруг Инна и глупо улыбается. Пьяно и самодовольно, как знающая себе цену шлюха.

На секунду я даже опускаю руку от накатившей злости. Спуститься снова в переход, оставить ее тут одну и пойти домой хоть пешком, лишь бы не с нею. Но губы вот эти, бедро… Голос, походка…