Жы-Шы - Сергей Четверухин Страница 2

В квартире девять на втором этаже совсем тихо. Тринадцатилетняя Юля отыскала мамины серьги с древними аметистами, засунула их себе в уши и два часа разглядывала отражение в зеркале. Затем, нехотя укладывая на место, уронила одну серьгу в аквариум. В пятилитровую стеклянную кубышку, в которой плавает только одна рыбка. Любимая бананка отца Юли. Рыбка, изнуренная многомесячной скукой, заглотила серьгу еще до того, как та провалилась в мутный коврик ила. Теперь Юля звонит подругам, в ужасе кудахчет: «Жесть! Жесть! Я в шоке! Что делать?!» – и решает для себя, кого она боится больше – маму или папу?

Звонок в дверь! Юля судорожно шепчет: «Они пришли, пришли! Я перезвоню!» – и бросает трубку. Ее обреченные шаги шаркают по паркету, которым я весь выстелен изнутри, чтобы никогда не чувствовать себя здоровым. Девочка до того напугана, что нарушает первую заповедь родителей: «Смотри в глазок, прежде чем кому-то открыть!» Она распахивает дверь и вздрагивает от неожиданности. На пороге стоят двое неизвестных импозантной наружности. Шикарная брюнетка, которой еще лет десять подряд будут говорить, что она выглядит на двадцать, худобой и ростом напомнившая девочке пожарный шланг, фотография которого украшает восемьдесят восьмую страницу Букваря. Аккурат под буквой «Ш». Брюнетка обмахивает свои впалые скулы и миниатюрные губки огромными накладными ресницами. Из-под ресниц на Юлю уставился задумчивый взгляд зеленоватых, мерцающих в глубине, как два пруда, зрачков. Этот взгляд ни о чем не спрашивает и не дает ответов. Ее спутник внешне выглядит прямой противоположностью. Они вместе – будто Дон Кихот и Санчо Панса, только Кихот – женщина, которой он, в сущности, никогда не переставал быть. Юноше не больше двадцати пяти полных лет, он – пухлый коротышка, его предков лет шестьсот назад насиловали татаро-монголы. По круглому щекастому лицу юноши, на котором никогда ничего не вырастет, будто кто-то полоснул бритвой, и получились две узкие щелки, чтобы обеспечить загадочность взгляда. Коротышка держит за руку свою спутницу, на них обоих надеты футболки с изображением пластиковых ведер, заполненных мусором, и надписью «Мэджик вижн». Красной вязью по белому фону.

– Милая девочка, – низким бархатным голосом начинает брюнетка, – твои родители дома?

Юля нерешительно мотает головой.

– Мы из компании «Мэджик вижн», самой веселой компании, которая отвечает за кабельное телевидение. Надеюсь, вы готовы к подключению нового пакета спутниковых каналов? Ну? Детка, объявление о том, что сегодня мы подключаем новый пакет, всю неделю висело на дверях твоего подъезда. Ты внимательно прочла все объявления? Молодец! Тогда проводи нас к телевизору. Это не займет много времени.

Растерянная Юля, которая действительно читала объявление и даже радовалась по поводу того, что прикольных мультов теперь станет больше, не имеет ничего против. Она пропускает странную парочку в квартиру.

– Вот и чудно! – Брюнетка проходит первая и кивает своему спутнику на затаившуюся в углу комнаты плазменную панель размером с сливной бачок. Пока тот снимает заднюю крышку и ковыряется в переплетенных проводах, брюнетка начинает светскую беседу с испуганной хозяйкой.

– Какие манечки?

– Чего? – не понимает Юля.

– Хобби, увлечения, мании.

– А-а-а… Да так…А у вас?

– Бог на кухне и дьявол в спальне. Это я про мужчин. А как у тебя с теологией?

Юля глуповато хихикает:

– У меня с ней ничего… А кто это такая?

– Да никто, скажу тебе по секрету. Угостишь газировкой? Рыбку давно кормила? – брюнетка подвешивает слова в воздухе с голливудской интонацией, будто находится на съемочной площадке фильма «Десперадо», вот-вот сейчас из своего вагончика выскочит Бандерас, а режиссер вскинет мегафон и прокричит, не скрывая раздражения: «Сальма! Ну, что ты копаешься?! Немедленно в кадр! Работаем дубль тринадцать!»

– Рыбку… недавно… кормила… почти, – всхлипывает Юля и срывающимся голосом рассказывает доброй фее кабельного телевидения о своих злоключениях.

– Это поправимо, – брюнетка гладит ее по растрепанным вихрам, снимает перчатку с левой руки, погружает руку по локоть в аквариум и вынимает рыбку, – смотри-ка! Что я, по-твоему, сейчас сделаю?

Юля крутит головой, не отрывая глаз, полных ужаса, от трепещущей на ладони рыбки. Брюнетка сжимает двумя пальцами голову бананки, так что рот ее открывается, будто собираясь выпустить колечко дыма, и подносит рыбу ко рту…

– Нет! Не ешьте! – вопит Юля. – Это – папина любимая!

– Не ссы! – Фея «Мэджик вижн» бросает на девочку лукавый взгляд и целует рыбу взасос. Юля визжит, спутник брюнетки, не обращая на них внимания, копается в микросхемах, рыбка явно кокетничает, польщенная вниманием. Я начинаю источать запах сырости и горелой оргтехники. Брюнетка заканчивает поцелуй звучным чмоком и, несколько секунд покатав во рту, выплевывает на ладонь аметистовое украшение:

– И что это, по-твоему?

– Волшебство, – выдыхает Юля.

– Открою тебе секрет… То был элементарный засос! Чуешь ветер? Надеюсь, ты все внимательно рассмотрела. Учись! Если честно, перед тобой только что явился акт простого бытового героизма. Ух! Повседневного и будничного, как кусок хлеба…

– Угу, – девочка торопится вернуть рыбку обратно в аквариум, совершенно не задумываясь над словами спасительницы.

– Теперь расскажи мне о каком-нибудь своем героическом поступке?

Юля замирает в растерянности и молча мотает головой, так ничего и не придумав.

– Плохо. Очень-очень плохо. Когда я приду в следующий раз, ты обязательно должна совершить подвиг и рассказать об этом мне. Договорились?

– А как это – подвиг?

– Самое простое – спаси кого-нибудь. – Брюнетка на секунду умолкает, зажмуривает глаза и неожиданно оглашает квартиру истошным воплем: – На помо-о-ощь!!!

Юля вздрагивает и закрывает уши руками.

– Вот… Примерно так… Когда в следующий раз услышишь этот позывной, будь готова!

Юля послушно кивает. В ее глазах плещутся слезы.

Санчо Панса с монголоидным лицом собирает инструменты. Брюнетка бросает на прощание:

– Вот и все. Твой телек улучшил свою породу. Благодари за это Сандро. А меня зовут Анка. И не забудь про подвиг. Я проверю.

Анка рассказывает всем, что ее предки ведут свой род от древнеримского патриция Постума, того самого, с которым состоял в переписке прославленный философ того времени Агритум. Часть этой переписки афористично и емко выразил в известном стихотворении поэт Иосиф Бродский:

«Смена красок этих трогательней,

Постум, чем наряда перемена у подруги…»

Ужас! Ужас, как холодно! А ведь еще тридцать лет назад я с каменно-блочным спокойствием сносил перебои в отопительном сезоне… Что-то согревало в ту советскую эпоху… Водка, парами которой пропитались все мои несущие конструкции, энтузиазм или, может быть, человеческое тепло? Тогда мне казалось, будто мои жильцы греют меня изнутри, почти так же как глинтвейн из дешевого сухого красного вина подогревает их внутренности…