Искусство существования - Вячеслав Пьецух Страница 2

– Но согласитесь, что большевики со временем настолько впали в идиотизм, что их режим стал положительно нетерпим! Вспомните эти дурацкие выездные комиссии, варварскую цензуру, форменный террор против любого инакомыслия, – наконец, вечные очереди за всякой чепухой, включая туалетную бумагу, которой и пользоваться-то нельзя! Естественно, что порядочный человек не мог не протестовать против этого (прошу прощения) бардака!

– С другой стороны, чем был плох принцип «от каждого по способностям, каждому по труду»? Если ты водопроводчик с неоконченным средним образованием, то получай свои сто двадцать целковых в месяц и ютись в однокомнатной квартирке с видом на котлован. Если ты большой ученый или выдающийся кинематографист, то вот тебе дача на Николиной Горе и персональный автомобиль. А кто у нас нынче обитает на Николиной Горе, это при демократических-то вольностях и свободе слова? Разная сволота! Я хочу сказать, что стоило ликвидировать выездные комиссии, как доминирующими фигурами в нашем обществе стали стяжатель и прохиндей!

– Позвольте: и сейчас у нас господствует принцип «от каждого по способностям, каждому по труду»! Возьмите спичечного магната Фрумкина, у которого два высших образования, семь пядей во лбу, четверо детей, любовница и жена… Вы думаете, что Фрумкин только и делает, что катается на лыжах в Давосе, ловеласничает и пьет тысячное вино?! Да он вкалывает по двадцать часов в сутки, покоя не знает и дает государству такую прибыль, какую десять тысяч водопроводчиков не дадут!

– Это Фрумкин-то получает по труду?! Он (прошу прощения) по хитрож… своей получает, по беспринципности, алчности, но только не по труду!

– А я вам так скажу: истину в последней инстанции много лет тому назад озвучил…

– Извиняюсь: по-русски правильнее будет сказать не «озвучил», а «огласил».

– …Ну, хорошо: огласил один персонаж из кинофильма «Чапаев», которого сыграл гениальный Борис Чирков. Белые, говорит, пришли – грабят, красные пришли – то же самое грабят, ну некуда христианину податься! Вот вам история государства Российского, что называется, в двух словах.

– Истинная правда! Дело вовсе не в социально-экономическом устройстве, а в человеке, который до сих пор настолько неразвит как человек, что если бы действительно существовал ад, то он превратил бы его в прибыльное предприятие по утилизации бытовых отходов. А если бы действительно существовал рай – спровоцировал бы в саду Эдемском межэтническую войну. Я веду к тому, что диссидент Пичужкин ерундой занимался; не с коммунистическим режимом нужно было бороться, а с человеком, вернее, с недочеловеческим в человеке, которое исстари к нему пристало, как банный лист. Человек – сволочь, вот в чем всё дело; тут вам вся политэкономия и диалектический материализм!

– Но тогда и большевики ленинского призыва дурью маялись, чего их всех и перестреляли в 37-м году.

– И опять я с вами согласен! Властители приходят и уходят, а хомо сапиенс по-прежнему никакой не сапиенс, а бог его знает кто! Словом, что-то надо делать с человеком, иначе до скончания века это будет не жизнь, а «чертово колесо».

– Да что делать-то?!

– На этот вопрос у меня есть такая рекомендация: сухари сушить.

Поскольку всем ясно, что в ближайшие десять тысяч лет с человеком не совладать, собеседникам вдруг взгрустнется и они разойдутся по номерам. Разве дамы задержатся на кухне, чтобы помыть посуду, и после в нашем домике воцарится так называемая мертвая тишина.

Впрочем, если вы не любите мыть посуду и готовить себе еду, то можно пройтись километра полтора до деревни Бугрово, где есть ресторан, стилизованный под трактир. Дорога идет все еловым лесом, древним, дремучим, и, видимо, оттого путника здесь тоже поджидают… чудеса не чудеса, а что-то отдающее в чудеса. Например, идешь себе, остро наслаждаясь покоем в природе, как неким контрапунктом содому человеческого сообщества, и вдруг увидишь сыча, который смирно сидит на высохшем дереве и притворяется спящим, а на самом деле наблюдает за тобой из-под правого века и точно намеревается подмигнуть.

До того не в сезон в этих местах бывает безлюдно, что и в трактире на удивление – никого. Целых три зала простаивают зря, вероятно, немалый штат поваров напрасно ножи точит, девушки-официантки скучают по углам, а гость редок, да и тот норовит не отобедать по-русски, именно натрескаться настоящих кислых щей, да пельменей, да блинов со сметаной, а норовит на скорую руку выпить и закусить. Первое, то есть выпить, – занятие по здешним местам бессмысленное, потому что в Святогорье, по какой-то таинственной причине, спиртное публику не берет.

На обратном пути в Михайловское может встретиться огромная собака неопределенной породы, которая возьмется вас проводить. До самого гостевого домика она будет семенить несколько впереди, время от времени оглядываясь и делая вам глаза. Кажется, вот-вот заходит кругами и заведет сказку про Лукоморье, даром что она вовсе собака-девочка, а не кот.

Кстати, о горячительных напитках: в действительности это расчудесное занятие – выпить и закусить. Самые добрые мысли, самые светлые побуждения, самые задушевные разговоры обычно возникают за стаканчиком русского хлебного вина, если, конечно, вы не только пьющий человек, но еще и соображающий, что к чему. Ну, что такое, в самом деле: погода за окном собачья, совершенно по нашему несчастному климату (положим, это будет снег с дождем в середине мая), дела на службе не ладятся, жена куда-то ушла, и неизвестно, когда вернется, сам весь в долгах, как в шелках, где-то далеко, на Кавказе, взрослые мужики воюют «за сена клок», по телевизору показывают разные гадости, вообще тоска и душа побаливает – ну как тут не выпить с соседом по лестничной площадке, который тебе сочувствует с давних пор…

Стало быть, усядемся по национальному обыкновению на кухне, добудем заветную поллитровочку, припрятанную от жены в сливном бачке унитаза, наладим закуску (пускай это будут ломти «бородинского» хлеба, поджаренные на постном масле, с селедкой в томатном соусе) – и вперед!

Как выпьешь стаканчик-другой, так сразу нагрянет такое чувство, словно кто тучи разогнал за окном, словно внутри зажглась теплая лампочка, и как-то вдруг приятно защемит в районе поджелудочной железы.

Тут как раз потянет на разговор. Возьмешь вдруг и скажешь:

– Толстой велик и светел, Достоевский велик, но затхл. А, допустим, Бальзак перед ними – мальчишка, бытописатель и хроникер!

Сосед поинтересуется:

– Это ты к чему?

– К тому, что только народ-исполин мог дать миру таких гениев художественного слова, каковы Федор Достоевский и Лев Толстой! А мы живем так, словно их и не было никогда, как масаи какие-нибудь, только что кровь с молоком не пьем…

– Сущая правда! Я все пил: тормозную жидкость пил, политуру пробовал, самогон из мухоморов – это дай сюда, даже мебельный лак употреблял, а вот кровь с молоком не пил.

– Зачем же ты, спрашивается, занимался такой отравой?

– Чтобы о смерти не думать, когда на «Столичную» денег нет. Ну совсем меня замучили, так сказать, гробовые мысли на склоне лет!