Однажды на берегу океана - Крис Клив Страница 2

Книгу Однажды на берегу океана - Крис Клив читаем онлайн бесплатно полную версию! Чтобы начать читать не надо регистрации. Напомним, что читать онлайн вы можете не только на компьютере, но и на андроид (Android), iPhone и iPad. Приятного чтения!

Однажды на берегу океана - Крис Клив читать онлайн бесплатно

Однажды на берегу океана - Крис Клив - читать книгу онлайн бесплатно, автор Крис Клив

За столиком сидел офицер. На нас он не смотрел. Он читал газету. Она лежала перед ним на столике. Это была не Times, не Telegraph и не Guardian — не одна из тех газет, по которым я училась разговаривать на вашем языке. Нет, эта газета была не для таких людей, как вы или я. На фотографии в этой газете была изображена белая девушка, и она была топлес. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду, потому что мы же говорим на вашем языке. Но если бы я эту историю рассказывала моей старшей сестре Нкируке и другим девушкам из моей родной деревни, тут бы мне пришлось остановиться и объяснить им, что «топлес» не означает, что у этой дамочки на фотографии в газете не было верхней части тела. Это значит, что на верхней части тела у нее нет никакой одежды. Видите разницу?

— Погоди. Даже лифчика нет?

— Даже лифчика.

— Ой!

Потом я стала бы рассказывать дальше, но девушки из моей деревни шептались бы между собой и хихикали бы, прикрывая рот ладошками. А потом, когда я вернулась бы к своей истории про то утро, когда меня выпустили из иммиграционного центра, эти девушки снова меня прервали бы. Нкирука сказала бы:

— Послушай, ладно? Послушай. Чтобы все было ясно. Эта девушка на фотографии в газете. Она была проститутка. Да? Шлюха? Она смотрела себе под ноги, сгорая от стыда?

— Нет, она не смотрела себе под ноги, сгорая от стыда. Она смотрела прямо в камеру и улыбалась.

— Что? В газете?

— Да.

— Значит, в Великобритании не позорно показывать свои сиськи в газете?

— Нет. Это не позорно. Парням это нравится, и в этом нет никакого стыда. Иначе бы эти девушки, «топлес», они бы так не улыбались, понимаете?

— И что же, там все девушки вот так себя показывают? Ходят с голыми сиськами? В церковь так ходят, по улицам, по магазинам?

— Нет, это только в газетах.

— Почему же они все не выставляют свою грудь напоказ, если мужчинам это так нравится и если это не стыдно?

— Я не знаю.

— Ты там больше двух лет прожила, маленькая мисс. Как же так, что ты этого не знаешь?

— Там много такого. Сколько я там прожила, а многое осталось непонятным. Иногда мне кажется, что британцы сами не знают, как отвечать на такие вопросы.

— Ой!

Вот как бы получилось, если бы я стала растолковывать девушкам из моей деревни разные мелочи. Мне пришлось бы объяснять им, что такое линолеум, что такое хлорка, что такое «мягкое порно», мне пришлось бы рассказать им о чудесных превращениях британской монеты достоинством в один фунт так, будто все эти будничные вещи — какие-то чудесные тайны. И очень скоро моя собственная история потонула бы в этом огромном океане диковинок, потому что стало бы казаться, что ваша страна — это заколдованная федерация чудес, а моя история внутри нее совсем маленькая и не волшебная. Но с вами все намного проще, потому что вам я могу сказать: послушайте, в то утро, когда нас выпустили из центра временного содержания, дежурный офицер пялил глаза на фотографию девушки в газете, и девушка была «топлес». Вот зачем я два года учила королевский английский: чтобы мы с вами могли разговаривать вот так, без остановок и объяснений.

Офицер — тот, который рассматривал фото девушки «топлес» в газете, — он был невысокого роста, и волосы у него были белесые, как суп из консервированных грибов, которым нас кормили по вторникам. Запястья у него были тонкие и белые, похожие на электрические провода с пластиковой изоляцией. Форма была ему велика. Плечи форменной куртки по обе стороны его головы поднимались горбиками — так, словно там у него прятались какие-то маленькие зверушки. Я еще представила, как эти зверушки щурятся от яркого света, когда он по вечерам снимает свою форменную куртку. И я подумала: да, сэр, если бы я была вашей женой, я бы лифчик не сняла, спасибо большое.

А потом я подумала: мистер, а почему вы пялитесь на эту девицу в газете, а не на нас — девушек, стоящих в очереди к телефону? А вдруг мы все разбежимся? Но тут я вспомнила: нас же отпустили. Трудно было в это поверить — так много прошло времени. Два года я прожила в этом центре временного содержания. Мне было четырнадцать, когда я приехала в вашу страну, но у меня с собой не было никаких бумаг, чтобы подтвердить мой возраст, вот меня и поместили в один центр вместе со взрослыми. Но вот беда: мужчин и женщин тут держали вместе. На ночь мужчины уходили в другое крыло. После захода солнца их запирали, будто волков в клетке, а днем мужчины были рядом с нами и ели ту же самую еду, что и мы. И все равно мне казалось, что они голодные. Мне казалось, что они смотрят на меня жадными глазами. И когда девушки постарше стали шептать мне: «Чтобы выжить, ты должна хорошо выглядеть или хорошо говорить», я решила, что для меня будет лучше выучиться хорошо говорить.

Я всеми силами старалась не вызывать у мужчин желания. Я редко мылась, и кожа у меня стала жирной. Груди я туго обвязывала широкой полосой хлопчатобумажной ткани, чтобы они казались маленькими и плоскими. Когда из благотворительных фондов привозили коробки, набитые ношеной одеждой и обувью, некоторые девушки старались приодеться как можно лучше, а я все время искала для себя одежду, которая помогала бы мне спрятаться, скрыть мои формы. Я носила мешковатые синие джинсы, мужскую гавайскую рубаху и тяжелые черные ботинки со стальными носками, просвечивавшими через прохудившуюся кожу. Я сходила к медсестре и упросила ее, чтобы она меня очень коротко подстригла своими медицинскими ножницами. Два года я не улыбалась и даже не смотрела в глаза ни одному мужчине. Мне было страшно. Только по ночам, когда мужчин запирали в другом крыле, я уходила в свою комнатку, развязывала тряпку на груди и глубоко дышала. Потом снимала ботинки, садилась и прижимала колени к подбородку. Раз в неделю я садилась на поролоновый матрас на кровати и красила ногти на ногах. На дне одной из коробок, присланных из благотворительного фонда, я нашла маленькую бутылочку с лаком для ногтей. На ней даже ценник сохранился. Если я когда-нибудь встречу человека, который отдал в фонд этот пузырек, я ему (или ей) скажу, что эта бутылочка с лаком за один фунт и девяносто девять пенсов спасла мне жизнь. Потому что, крася лаком ногти на ногах, я напоминала себе, что я еще жива: под стальными носками тяжелых ботинок я прятала ярко накрашенные ногти. Иногда, снимая ботинки, я едва сдерживала слезы, и качалась вперед и назад, и дрожала от холода.

Моя старшая сестра Нкирука стала женщиной под африканским солнцем, и кто может винить ее, если африканское солнце такое жаркое, что распалило ее, что она стала вертлявой и кокетливой? Кто бы, прислонившись к столбику веранды у своего дома, не улыбнулся бы добродушно, глядя на мою мать, укоризненно говорящую: «Нкирука, доченька, ты не должна так улыбаться взрослым парням»?

А я… Я была женщиной под белыми лампами дневного света, в подвальной комнатушке центра временного содержания, в сорока милях от Лондона. Там не было времен года. Там было холодно, холодно, холодно, и некому мне было улыбаться. Те холодные годы превратились в льдинку внутри меня. Та африканская девчонка, которую заперли в центре временного содержания, бедняжка, она не ушла безвозвратно. В моей душе она до сих пор заперта там, навсегда, под безжалостным светом ламп дневного света, она так и сидит на зеленом линолеумном полу, согнув ноги в коленях и прижав к ним подбородок. А та женщина, которую выпустили из центра временного содержания, то существо, которое я собой представляю, — это совсем другой человек. Новая порода. Во мне нет ничего естественного. Я родилась — вернее, переродилась — в плену. Я выучила ваш язык по вашим газетам, я одета в ваши обноски, и мои карманы болят из-за того, что в них нет вашего фунта. Будьте добры, представьте себе рекламную вырезку из журнала Save the Children [1]: улыбающаяся молодая женщина, одетая во что-то розовое, поношенное, вынутое из мусорного бака на стоянке возле вашего местного супермаркета, которая говорит по-английски так, как пишут в передовых статьях Times. Я бы перешла на другую сторону, чтобы с собой не встретиться. Честно говоря, это единственное, в чем согласны между собой люди из вашей страны и люди из моей. Они говорят: «Эта девчонка-беженка — не одна из нас. Этой девчонке среди нас не место». Эта девчонка — полукровка, дитя, родившееся от неестественного союза, незнакомое лицо при свете луны.

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы

Comments

    Ничего не найдено.